Но мы с Треем, глядя друг другу в глаза, оба отказываемся отвечать на вопрос.
Хотя директор, кажется, сама делает выводы, потому что смотрит на Трея и начинает строгим голосом:
– Вы возьмете ведро и шланг и отмоете каждый сантиметр этого капота. Оба! Вам повезло, если краска еще не засохла.
– Но…
– Сейчас же! – прерывает она Трея. – И предупреждаю: если вы еще что-нибудь такое выкинете…
– Миссис Берроуз, он тут ни при чем.
Я моргаю, услышав голос Райен. Директор замолкает и поворачивается к ней.
– Трей просто меня прикрывает, – говорит Райен. Я слышу ее голос откуда-то со стороны, но отказываюсь смотреть на нее.
Какого черта она делает? Я мог бы поверить, что она разрисовала мою машину, но как же тогда надпись «педик» на капоте? Без вариантов, это была не она.
– Извините, что? – переспрашивает Берроуз.
– Да, – продолжает гнуть свое Райен. – Это был глупый розыгрыш. Прошу прощения.
Вокруг начинают шептаться, гул нарастает. Я медленно закрываю глаза и снова открываю. У ее кавалера появились проблемы, а она не может этого допустить, поэтому так себя ведет? Прийти на выпускной в одиночестве – это же так унизительно.
Глупая девчонка.
– Ты это сделала с его машиной?
– Это была шутка. – Голос у Райен спокойный и убедительный. – Я все исправлю. Я отгоню ее на мойку и оплачу ее. Прямо сейчас.
– Черта с два, – встревает Трей.
– Ой, да заткнись ты, – огрызается Райен и добавляет тише: – Я скоро вернусь.
Я не хочу, чтобы меня исключили. Я бросаю на Трея последний недовольный взгляд и ухожу к машине, сливаясь с толпой учеников. Потом достаю из кармана ключи, распахиваю дверь и залезаю внутрь.
Это еще не конец.
Райен садится на пассажирское сиденье и кладет сумку на пол. Я ощущаю на себе ее взгляд.
Я прикусываю язык: слишком зол, чтобы разбираться с ней сейчас.
Завожу машину, кладу руку на рычаг и жду, пока маленькие детали закрутятся, издадут знакомый звук и я наконец смогу нажать на газ. Школьники визжат и разбегаются с дороги, а я уже на скорости вылетаю с парковки, надеясь уехать от них всех как можно дальше.
От всех, кроме Райен.
Выезжаю на дорогу. Капли дождя поблескивают на лобовом стекле, я смотрю на пятна краски на капоте и крепко сжимаю руль. Убью его.
– Насчет этого, – говорит Райен. – Он мне не нужен.
Я смотрю вперед, но краем глаза замечаю, что она держит в руках голубой шарф Энни. Должно быть, она нашла его в джипе до того, как началась драка.
– Просто возьми его, – настаиваю я. – Я поступил как сволочь, испортив твой. И должен был все исправить.
– Он мне не нужен, – настаивает Райен и бросает мне шарф. – Он пахнет духами другой девушки, так что лучше просто скажи своей шлюхе, что она забыла его на заднем сиденье.
Я отрицательно качаю головой.
Вот сука.
Хватаю шарф и кидаю на середину панели.
– Ладно, – сквозь зубы отвечаю я.
Еле сдерживаюсь, чтобы не рассказать ей все. Объяснить, что он принадлежал моей сестре, что мне в каком-то смысле приятна мысль о том, что у Райен будет ее частичка, и что это идиотская идея, потому что с чего бы мне хотеть, чтобы такая подлая, инфантильная дрянь, как она, прикасалась к тому, что принадлежало Энни.
Но я никогда не покажу ей своей слабости. Мне не нужна ее жалость.
Я сворачиваю налево, на Уитни, и еду прямо по дороге, рядом с которой есть разве что несколько заправок и деревья. Потом сворачиваю на автомойку самообслуживания и паркуюсь в одном из свободных отсеков.
Конечно, они все пусты: на улице льет. Дождь усиливается, небо затягивают черные тучи, наплывая одна на другую и поливая землю. Мне нравится шум дождя. Пульс и дыхание замедляются, я опускаю стекло и выключаю двигатель, но оставляю включенным радио. Играет песня группы „Mudshovel“.
Она сидит на месте и молчит, я тоже не двигаюсь.
Смотрю на Райен.
– Итак?
– Что «итак»?
Я откидываюсь на спинку сиденья, закладываю руки за голову и расслабляюсь.
– Ты изуродовала мою машину.
Она хмурит брови.
– Ты знаешь, что это сделала не я.
– Да, знаю, – отвечаю я, предвкушая веселье. – И это очень мило и трогательно с твоей стороны: взять на себя вину своего мужчины, но оттирать краску все равно тебе.
Она кривит губы и едва не рычит от злости. Открывает дверь, спрыгивает на землю и захлопывает ее за собой, направляясь к терминалу и запуская руку в карман. Я закрываю глаза, устраиваясь поудобнее, и стараюсь успокоить свои мысли.
Вдруг чувствую себя таким усталым.
Сколько себя помню, у меня в голове всегда были голоса: они говорили, что делать. Я боролся с ними, пытался постоять за себя и даже гордился тем, что сам принимаю решения, но это не значит, что меня не терзали разные мысли. Например, об отце: почему он не может любить меня так же сильно, как сестру? О парнях в школе, которые почему-то считали крутым заниматься спортом и трахать по пять девчонок за одни выходные. О матери, о том, как она бросила нас, когда мне было два, а Энни – всего год, и, может, о тех причинах, по каким она это сделала. Вероятно, мы просто были ей не нужны.
Я рад, что никогда не прислушивался к голосам у себя в голове. Они все еще звучат, но я продолжаю идти против ветра.
Не изменяй себе, – написала Райен в одном из писем. – Таких, как ты, больше нет, и я не смогу больше любить тебя, если ты перестанешь быть собой. Думаю, мне не стоит говорить об этом, но я сейчас немного пьяна: только что вернулась с вечеринки и увидела твое письмо. Но какого черта? Мне плевать. Ты и так знал, что я люблю тебя, правда ведь? Ты – мой лучший друг.
Так что никогда не меняйся. Весь этот мир – одна большая задница, но мы сможем найти в нем своих людей, когда уедем из этих богом забытых маленьких городков. Если мы будем врать самим себе, то как тогда они нас узнают? (Нас обоих, потому что мы с тобой одной крови, понимаешь?)
И даже если нас только двое, так только лучше.
Боже, как же я любил ее. Когда страхи и злость вытягивали из меня все силы, она всегда говорила именно то, что мне нужно было услышать, и могла посмотреть на ситуацию с высоты птичьего полета. Пока я взрослел, случались периоды, когда мне было тяжело читать ее письма, они буквально мучили меня. Особенно когда она болтала о «Сумерках» и о том, что Мэтт Уолтс в качестве лидера Three Days Grace[7] ничем не хуже Адама Гонтье (ну правда, что за бред?). Но когда я прочитывал ее письмо, мне всегда становилось лучше. Всегда.
Я слышу, как струя воды ударяет в машину, и открываю глаза. Она стоит перед пикапом, и ее фигура размыта из-за потока, который бьет прямо в лобовое стекло.
Почему она сама никогда не следует совету, который так часто давала мне?
Я лежу, заложив руки за голову, и наблюдаю, как она ходит вокруг капота и поливает его водой, наводя шланг на каждый сантиметр краски. Вода смывает разводы, и Райен старается убрать их как можно тщательнее.
Потом она опускает одну руку, выключает воду и бросает шланг на землю. Затем берется за нижний край черной футболки и стягивает ее через голову, и моему взору предстает тоненький белый топик, через который просвечивает темно-розовый лифчик. Между ног вспыхивает пламя, и член начинает твердеть.
Черт.
Она подходит к двери со стороны пассажира, открывает ее, едва взглянув на меня, бросает футболку в машину и снова захлопывает дверь. Сняв со стены щетку с длинной ручкой, она сбрасывает сандалии, босая залезает на бампер и склоняется над капотом.
Об этом я и не подумал. Ей, похоже, не хватает роста, чтобы дотянуться до середины крыши, стоя на земле. Может, надо ей помочь.
Но я смотрю через лобовое стекло, по которому еще стекают струйки воды, и вижу, как ее прекрасное тело изогнулось над капотом, а руки движутся туда-сюда, силясь оттереть разводы и заставляя грудь покачиваться в такт.
Это была плохая идея.
Я не могу оторвать от нее глаз. Загорелые бедра ходят вверх-вниз у решетки радиатора, майка задирается, и я вижу загорелую полоску живота. Ее волосы покачиваются туда-сюда, и мне открывается идеальный вид на грудь. Член продолжает твердеть, и я хочу, чтобы она была в машине, а не на ней. Хочу держать ее у себя на коленях, рядом, в объятиях.
Он спрыгивает, обходит машину и заходит с моей стороны, снова залезая повыше, но на этот раз на шину. Наклонившись над капотом прямо передо мной, она оттирает краску, и мышцы ее рук напрягаются тем сильнее, чем усерднее она трет. Я снова перевожу взгляд на ее живот. Руки чешутся прикоснуться к ее коже.
И хочется, и колется. Разве я не злюсь на нее за то, что она ненастоящая, слабовольная, мелочная обманщица? Злюсь. Но разве я не счастлив, оттого что у нее тело как у порнозвезды? Да, черт возьми. Чтобы я мог на нее смотреть, ей совсем необязательно разговаривать.
Вдруг вижу, что она поворачивает голову, и наши взгляды встречаются. Она смотрит так, будто хочет врезать мне по яйцам. Заметив, что я за ней наблюдаю, Райен показывает мне средний палец, а я тихо смеюсь про себя.
Трей уже почти забыт. На какое-то время.
Она спрыгивает и вешает щетку на место, а потом поднимает с земли шланг. Обливая водой машину, смывает остатки краски. Вода с белыми разводами стекает с капота. Я снова закрываю глаза, наслаждаясь звуками дождя и текущей воды.
Но вдруг в лицо летит что-то холодное и мокрое. Я вздрагиваю и открываю глаза. Райен стоит с противоположной стороны и поливает крыло машины. Ее окно чуть-чуть приоткрыто, осталась щель в пару сантиметров шириной.
Вот проклятье.
Она машет шлангом, продолжая поливать машину, и я реву от злости, потому что вода уже разбрызгана по всему салону и скапливается на кожаной обивке сидений.
– Черт! – кричу я, открывая дверь и выскакивая из машины. – Прекрати!
Моя черная футболка вся мокрая. Я обхожу пикап, пристально глядя на нее. Она якобы случайно направляет шланг на капот и делает вид, что насвистывает.