Райен
–Думаешь, кто-нибудь догадается, что мы купили это дерьмо в пекарне? – спрашивает Лайла. В руках у нее коробка печенья.
Я забираю у нее пакет, перевязанный красной ленточкой, и ставлю его на длинный пластиковый стол.
– Это не дерьмо. Именно потому, что они из пекарни.
Уроки закончились четыре часа назад, но на парковке до сих пор полно машин, а мы стоим за столом и встречаем людей у входа на стадион. Солнце уже село, горят фонарики, остатки толпы просачиваются в ворота.
Тренер попросила нас с Лайлой испечь печенье и продавать гостям, причем обязательно в чирлидерской форме. Сбор средств – одна из наших многочисленных обязанностей, и раз уж мы не заняты танцами в перерывах бейсбольного матча, который вот-вот начнется, то пытаемся заработать немного денег для команды и сагитировать новых девочек присоединиться к чирлидершам в следующем году.
Технически мы должны были сами испечь то, что продаем, – естественно, не без помощи наших мам, – но мы, как всегда, ничего не распланировали заранее и не успели. На дворе весна, учеба почти закончилась, и дел у меня уже невпроворот. Так что во время занятий мы заехали в «Либерз бейкери» и прогуляли последний урок, перекладывая печенье в собственные коробки, раскрашенные в цвета школы.
– Новички, налетайте! – Лайла хлопает в ладоши. – Улыбнитесь. Вам понравится. Я обещаю.
Я смеюсь про себя. О, как же я им не завидую. Желание натянуть на лицо улыбку пропало примерно тогда, когда мы вышли из школы.
Я расставляю новые коробки с печеньями и кексами на места тех, что мы уже распродали. Подняв глаза, вижу Мейсена. Он стоит рядом со своей машиной, вокруг него парни из школы. Сердце замирает.
Он с улыбкой смотрит на меня. Я рассказала ему о ярмарке во время урока искусства, так что мы договорились встретиться потом и сделать то, что он запланировал, спаси меня, Господи.
После того как он пробрался ко мне в комнату, застукал меня с вибратором и едва не перебудил весь дом – только потому, что ему захотелось секса, – остаток дня прошел относительно спокойно. По сравнению с этим пережить все остальное было проще простого.
Я борюсь с желанием сорвать с головы огромный черный бант, который мы обязаны носить как часть униформы. Даже на расстоянии чувствую, что он еле сдерживает смех.
Они с друзьями подходят ближе.
– Боже, как будто Диснея стошнило прямо на этот стол, – усмехается он, глядя на кучу пакетов в горошек и скатерть с цветочками.
Я ставлю руки на пояс.
– Милый бант. – Он рассматривает кошмар у меня на голове. – А если я за него потяну? Там нет такой специальной веревочки, чтобы ты начала двигаться и разговаривать?
Смешок перерастает в хохот, я перевожу глаза на Тена, стоящего за спиной Лайлы. Он согнулся пополам и трясется от смеха. Поднимает глаза на меня, замечает, что я на него смотрю, и пытается сдержаться.
– Извини, ладно? Но это действительно смешно.
Я поднимаю бровь и снова перевожу глаза на Мейсена. Он самодовольно кивает.
Я хватаю его за капюшон черной толстовки и притягиваю к себе, наклоняюсь к уху и шепчу, прикрывая рот рукой, чтобы никто больше не услышал:
– Ты утром оставил кучу синяков у меня на груди. Если не будешь хорошо себя вести, в следующий раз не дам тебе ее трогать.
Он втягивает воздух.
– А теперь купи печенье, – приказываю я, отталкивая его.
Его рот расплывается в улыбке, но я гордо поднимаю подбородок, наблюдая, как он достает бумажник.
Он дает Лайле стодолларовую купюру. Я моргаю, стараясь сделать вид, что это не застало меня врасплох.
Ладно. Получается, проблем с деньгами у него нет.
Но где он взял столько наличных? У меня появляется какое-то нехорошее предчувствие.
– Сколько печенья дадите за эти деньги? – спрашивает он у Лайлы, не сводя с меня глаз.
Она берет купюру и пристально смотрит на нее. Потом поднимает упаковку из десяти печений и сует ему в руки.
– Пожалуйста.
Я еле сдерживаю смех. Эта коробочка стоит пять долларов, но меня не расстраивает, что она его одурачила. Он это заслужил.
Он смотрит на упаковку, прекрасно понимая, что его обманывают, но молча забирает ее и передает приятелю. Убирая бумажник в карман, он еще некоторое время смотрит мне в глаза, а потом уходит, и его дружки – за ним.
– Мило. – Лайла машет сотней долларов у меня перед глазами. – Что ты ему сказала?
– Не помню.
Я не боюсь, что Лайла может догадаться обо мне и Мейсене. Мне даже хочется, чтобы народ увидел, как он ко мне прикасается. Но для большинства учеников нашей школы Мейсен по-прежнему остается интриганом, и я не хочу им ничего объяснять. Я сама еще не до конца разобралась, кто он такой.
В глубине души мне нравится скрывать от всех наши отношения. Приятно, когда то, что делает тебя счастливым, не нужно ни с кем делить.
Как Мишу, например.
Миша. Почему мне кажется, что я предаю его? Он же бросил меня.
После гимна США и первой подачи мы с Лайлой и Теном решили, что уже поздно, отправили других девочек по домам и стали собирать вещи. Лайла забирает оставшиеся сладости, сказав, что мы просто отдадим их бейсбольной команде, когда они доиграют, а Тен идет на трибуны, наверно, искать Джей Ди и остальных ребят.
Я вешаю сумку на плечо, беру бутылку с водой и вместо ярмарки иду на парковку.
– Куда собралась? – спрашивает Лайла, оборачиваясь с коробкой печенья в руках.
Я показываю на сумку.
– Отнести это в машину.
Я ухожу, не дожидаясь ответа, и направляюсь прямо к своему джипу, отметив, что черный «раптор» Мейсена стоит на противоположной стороне островка.
Мейсен стоит, облокотившись на дверь и глядя на меня, а напротив – два его товарища. Они тоже повернули головы в мою сторону и наблюдают.
Закинув сумку в машину, я поднимаю руки, открепляю бант и снимаю резинку, что держала волосы, чтобы они не падали на лицо. Расчесываю пряди пальцами и распушаю их, а потом закидываю за спину. Развернувшись, прислоняюсь к джипу и кладу локти на дверцу, глядя прямо на него.
– Не знаю, мужик, – смеется Финн Дамарис. – Она выглядит так, будто чего-то хочет.
А сам как думаешь?
– Да. – Парень с ирокезом, чьего имени я не знаю, кивает и закусывает нижнюю губу, внимательно рассматривая мою фигуру. – Она явно чего-то хочет.
Мейсен смотрит за их спины, довольный предстоящим развлечением.
– Она такая чистенькая, – комментирует Финн, поворачиваясь к другу. – Хотя могу поспорить, она любит грязный секс.
Ирокез смеется.
– О да.
Я закатываю глаза и жду. Уверена, они наслаждаются ситуацией. Заносчивая девочка заигралась с одним из них…
– Даже не думайте, – говорит Мейсен. – Я забираю ее себе.
Я подхожу и нежно прислоняюсь к его груди, а его друзья удаляются, хихикая.
– Итак, куда мы едем?
Мои глаза прямо напротив его губ.
Он делает глубокий вдох, целует меня в щеку и выпрямляется.
– Давай уже, залезай.
Я скрещиваю руки на груди, чтобы не думать, чем их занять.
– Мне нужно было переодеться.
Мейсен проезжает мой район насквозь, и мы выезжаем из города.
– Зачем?
– Потому что, если мы будем делать то, что будем делать, – объясняю я, – будет проще простого узнать меня в чирлидерской форме Фэлконс Уэлл.
Он улыбается сам себе и продолжает смотреть на дорогу.
– Никто нас не увидит.
Я делаю глубокий вдох, потом протягиваю руку и включаю радио, пытаясь перестать волноваться. Играет „So Cold“ группы Breaking Benjamin.
Я пытаюсь вести себя как плохая девочка, но, если честно, мне безумно страшно.
Нужно было еще утром сказать ему «нет». Я перестала писать на стенах и не собираюсь делать что-то еще более незаконное, уж слишком это рискованно. Меня уже приняли в Нью-Йоркский, Корнеллский и Дартмутский университеты. А теперь я собираюсь поставить свое будущее под угрозу только потому, что втюрилась в Мейсена и использую любой предлог, чтобы быть к нему поближе.
На самом деле ему невозможно в чем-то отказать, когда он во мне. Я бы сказала ему, что набью на шее татуировку с его именем, если бы он того захотел.
Хотя эта идея наверняка ему понравилась бы. Я поглядываю на него и смеюсь про себя. Его каштановые волосы, пушистые и немного растрепанные, падают на лицо. Я смотрю на его губы, вспоминая тепло гладкого металлического кольца, когда оно касалось тех мест, куда он целовал меня.
Мне вдруг хочется узнать о нем все. Каким он был в детстве. Какую музыку любит. Куда идет, когда хочет тишины и покоя, и к кому идет, когда хочет поговорить.
Кого он любит? Кто готов подставить ему плечо? Кто знает его лучше всех?
Кто знает его лучше меня? От одной этой мысли я уже начинаю немного ревновать. У него своя жизнь и своя история, связанная с другими людьми. А я в ней появилась не так давно.
Я закусываю щеку, потому что меня переполняют чувства, а рассказать о них не могу, но хочу.
– Ты мне нравишься, – говорю вполголоса, опустив глаза в пол.
Вижу, что он поворачивает голову ко мне, но ничего не говорит.
– Ты сказал много всего приятного в прошлую пятницу, – продолжаю, – и я хочу, чтобы ты знал – если, конечно, еще не знаешь, – что ты мне на самом деле очень нравишься. – Он смотрит на меня, и я не понимаю выражения его глаз. – Знаю, что могу быть… собой. Не хочу быть сентиментальной, но и не собираюсь молчать о том, что творится у меня в голове. Мне нелегко говорить сейчас, но… – Делаю паузу и начинаю чувствовать себя чуть более уверенно. Хочу, чтобы он об этом знал. – Но да, ты мне нравишься.
Знаю, что это такая малость, но для меня даже это трудно, и надеюсь, он меня понимает. Признавшись, что он мне нравится, подставляю себя под удар. Обычно я так себя не веду. Но теперь все по-другому.
Потому что, если начистоту, то он мне не просто нравится. Это нечто большее. Я думаю о нем.
Скучаю по нему, когда его нет рядом.