Я так и не нашел в Фэлконс Уэлл то, что искал. Но теперь мне кажется, что это не так уж важно.
Но уезжать я пока все равно не хочу. Я хочу быть с Райен, хотя понимаю, что если сейчас уеду и оставлю отца насовсем, то Энни окончательно исчезнет. Всякое подобие жизни, которую мы вели раньше, станет лишь воспоминанием.
Я опускаюсь на диван и смотрю на отца. Его голова повернута набок. Я замечаю на столе пузырек с лекарством.
Мне не нужно читать название, чтобы понять, что это ксанакс[10]. Отец долгие годы хранил его, изредка принимая, когда воспитание двоих детей в одиночку становилось совсем невыносимым. Хотя, если честно, думаю, он начал принимать его, потому что мама нас бросила. Он любил ее, а она взяла и сбежала. Ни записки, ни звонка, ничего.
Она бросила на него детей и никогда больше не появлялась.
Я с этим смирился, отец с головой ушел в заботу о детях, в работу и хобби, а Энни ждала. Мне всегда казалось, что она верит: в один прекрасный день мама вернется или заедет повидать нас. А она будет к этому совершенно готова.
В доме все еще ощущается присутствие сестры. Как будто она в любой момент может войти в дверь, тяжело дыша, мокрая от пота после тренировки, и начать командовать: напомнить, что сегодня моя очередь готовить ужин, сказать папе закинуть вещи в сушилку…
– Я скучаю по ней, пап, – тихо говорю я, и меня охватывает отчаяние. – Она звонила мне той ночью.
Я поднимаю глаза на него. С одной стороны, мне грустно, что он спит, а с другой – я даже рад. Он знал, что она мне звонила, возможно, за минуту до того, как рухнуть на тротуар, но больше ничего не захотел слышать. Он бы пришел в ярость и стал винить во всем меня.
– Я не ответил, потому что был занят, – продолжаю. – Решил, что она опять звонит из-за какой-нибудь мелочи. Знаешь же, она всегда цеплялась к мелочам: то я посуду за собой не вымыл, то взял ее чипсы. – Вспоминаю это все и улыбаюсь. – Я думал, что она не скажет ничего важного, решил перезвонить ей через минуту, и это была ошибка.
Я выдыхаю и закрываю глаза. Если бы я тогда ответил… Может, успел бы приехать вовремя, вызвал бы скорую, и, возможно, ее спасли бы.
– Когда я перезвонил, она уже не брала трубку, – говорю, скорее, уже самому себе, вновь переживая события той ночи. К глазам подступают слезы. – Я все еще иногда думаю, что это ночной кошмар. Просыпаюсь с этими жуткими мыслями и хватаю телефон, напуганный, что пропустил звонок от нее. – Я обхватываю голову руками.
В первые недели после смерти Энни мы с отцом только ссорились и игнорировали друг друга.
Он винил меня в том, что я не помог ей, когда она так нуждалась в моей помощи. В конце концов, она звонила мне, а не ему.
А я в ответ обвинял его. Если бы он прекратил подстегивать ее и убедил, что мама никогда не вернется, она не стала бы доводить себя до истощения стараниями быть лучшей ученицей, лучшей спортсменкой – в общем, идеальным ребенком… И тогда ее измученное тело не отказало бы на той пустынной темной дороге.
Если бы он не закидывался ксанаксом при каждом удобном случае, тогда, может быть, Энни не пришла бы в голову идея подсесть на амфетамины, чтобы хватило энергии прыгать выше головы и быть идеальной.
Энни многого добилась бы. Она боролась за то, чего хотела в этой жизни. И такой талант потерян навсегда.
– Иногда и мне тоже хочется, чтобы это был я, а не она.
Я вновь поднимаю глаза. Отец по-прежнему спит.
Он сказал мне это однажды вечером, когда мы в очередной раз скандалили. И хоть я этого не показывал, мне было больно. Знаю, он не то имел в виду, но прекрасно понимаю, что он был бы гораздо счастливее, останься у него из нас двоих та, с кем он в прекрасных отношениях.
А со мной что у него теперь?
Но я не могу отпустить его навсегда. В нем есть частичка Энни. Она продолжает жить в этом доме и в нашей семье. Так что нельзя ничего менять.
– У нас с тобой никогда не будет таких отношений, как были у вас. Но я здесь, с тобой.
Я встаю и молча начинаю убирать со стола, а потом иду на кухню, мыть посуду.
– Эй, – окликает меня Дейн. Я поднимаю глаза: он выходит из ворот Бухты и направляется ко мне.
– Я писал тебе, – говорит он.
– Да, я видел. – Захлопываю дверь, подхожу к кузову и достаю оттуда коробки.
После уборки на кухне я открыл окна, чтобы проветрилось, пока собираю одежду в стирку, разбираю почту, выношу мусор и убираюсь у себя в спальне. Вообще это впечатляет. Никогда этим не занимался.
Укрыл отца одеялом. Надеюсь, он не будет против моего присутствия, когда я вернусь завтра с пакетами из магазина.
Поживем – увидим.
– Мы с ребятами проработали ту песню, что ты дал мне в прошлый раз. До трех ночи не спали, – говорит он мне. – Думаю, кое-что получилось.
Я киваю, но на самом деле мне сейчас немного не до того, что он говорит. Мыслями я где угодно, но только не здесь. Все еще не имею ни малейшего представления, как признаться во всем Райен.
Боже, да она же убьет меня.
Иду через парковку к воротам парка, Дейн идет со мной.
– Что ты делаешь? – спрашивает он. – Переезжаешь обратно домой?
– Скоро я туда вернусь, – отвечаю. – Но для начала мне нужно кое-что доделать здесь.
– Тебе помочь?
Я оглядываюсь через плечо.
– Если хочешь, можешь пойти и взять еще коробки.
Он бежит к машине, забирает оставшиеся коробки, которые я привез из гаража, и мы идем через старый парк.
Когда я решил прятаться здесь, взял с собой не так много вещей, так что на то, чтобы их собрать, нужно не много времени. Но я не спешу.
На самом деле не хочу уезжать, но не могу больше оставаться здесь как Мейсен Лоран. Это имя я взял с потолка месяц назад, когда просил двоюродного брата помочь мне с подделкой водительских прав и школьных записей. Я просто сохранил свои инициалы.
Когда люди – точнее, два человека – узнают, что я Миша Лейр, игра закончится.
А я больше не могу ее обманывать. Все не должно было зайти так далеко.
У меня нет друзей. Вчера, когда услышал эти слова и увидел ее глаза, я себя возненавидел. Что она подумает завтра, когда узнает, что ее лучший друг воткнул ей нож в спину, глядя прямо в глаза?
Мы с Дейном спускаемся по лестнице внутри павильона. Я подхожу к противоположной стене и нажимаю на выключатели. Помещение озаряет свет, и мы направляемся в глубину длинного коридора, к комнате, где я соорудил себе жилище.
– Не знаю, как ты здесь спал, – бормочет Дейн. – Тут же как в фильме ужасов.
Я усмехаюсь. Да, здесь определенно жутковато, но…
– Честно говоря, я как-то об этом не задумывался.
Решил, что тут недалеко до Фэлконс Уэлл, что меня едва ли здесь найдут – то есть я так думал – и что у меня есть прекрасные воспоминания об этом месте: мы с Энни ходили сюда в детстве.
Я захожу в комнату, Дейн идет за мной. Сделав несколько шагов, зажигаю лампу на прикроватном столике.
– Ого, – говорит Дейн.
– Что?
Я поднимаю глаза, следую за его взглядом, тут же понимаю, что он имеет в виду, и на секунду у меня перехватывает дух.
Какого…
– Какого черта ты здесь такое натворил?
Я медленно разворачиваюсь, глядя на кучу рваной бумаги, разбросанной по всей комнате. Плакаты сорваны со стен, одежда разбросана по комнате, стол со свечами перевернут, а все вещи валяются на полу.
Пульс отдается в шее с такой силой, будто вены пытаются вырваться наружу через кожу.
– Это не я.
Я наклоняюсь, поднимаю горсть бумажек с пола и вижу свое имя внизу каждого письма. Некоторым из них уже год или два, еще одно я писал в средней школе. Точно знаю, потому что мое имя могут носить представители любого пола, а письма я подписывал «Миш.», чтобы имя не звучало как девчачье.
Письма, которые я посылал Райен. Они были у нее. Как она…
Желудок сводит, и я вздрагиваю, понимая, что оказаться здесь они могли только по одной причине.
– Что это значит?
У меня начинает кружиться голова, но я поднимаю ее и смотрю туда, куда он показывает. Огромные буквы, написанные черной краской, смотрят со стены прямо на нас.
Ты обманул меня? Так берегись и жди.
– Вот дерьмо.
Не могу сдвинуться с места. Это кусочек текста из одной моей старой песни, которую Райен помогала мне писать.
Заглядываю на полку под столиком у кровати и вижу, что вещи, которые там хранились, вытащены. Достаю папку, где лежали некоторые письма – мои самые любимые, которые я перечитывал, – но даже не успев открыть ее, понимаю, что она слишком легкая.
– Нет, нет, нет, нет… – Открываю папку и заглядываю внутрь.
– Что это?
– Черт! – кричу. Не осталось ни одного письма. Я швыряю папку в дальний угол комнаты. – Черт!
– Что такое? Кто это сделал?
Господи Иисусе. Я встаю и тру руками лицо. Она знает, кто я, она нашла свои письма и вернула их мне.
Разворачиваюсь и выбегаю в коридор.
– Миша! – кричит Дейн.
Но я не останавливаюсь. Поднявшись по лестнице, пробегаю по первому этажу, выбегаю на улицу и несусь через парк.
Она меня выслушает. Она поймет. Этого не должно было произойти.
Лезу в карман джинсов за ключами, прыгаю в машину и выезжаю из парка на шоссе.
Письма. Проклятье! Зная характер Райен, я уверен, что они уже покоятся на дне мусорного ведра, изорванные на мелкие кусочки. Черт!
Одной рукой крепко сжимаю руль, а другой протираю глаза. Дорога как в тумане. Пытаюсь дышать ровно.
Эти письма для меня – все. В них мы с ней – дети, которые пытаются разобраться, кто они, и преодолевают первые трудности. В них я только еще начинаю влюбляться в нее и осознавать, как сильно она мне нужна. В них мои песни. Они – часть меня.
Вся история наших жизней в этих письмах. В них все те прекрасные слова, что она мне говорила, слова, которые перевернули мой мир с ног на голову.
Живот скручивает. Теперь их нет. Боже, помоги мне…