[81], создаваемые фидбэком гитар; то, как эти гармоники, накладываясь друг на друга, создавали многочисленные, трудноуловимые призвуки; «мертвые» ноты[82] и оттенки звука. В этих призвуках и переливах гармоник он слышал то, что называл «интимностью» звука, а волны гитарного нойза казались ему окрашенными в разные цвета[21]. Он воспринимал музыку The Velvet Underground примерно так же, как ребенок – картину какого-нибудь импрессиониста: он не понимал до конца сюжета, но был заворожен техникой мазка и игрой цветовых пятен. Неудивительно поэтому, что Джонатан сразу же начал изучать технический арсенал любимой группы – весь набор гитар и усилителей[83]. «Использование гитар в качестве барабанов» интересовало его больше всего, и вскоре уже Стерлинг Моррисон, а иногда и Лу Рид «физически» [22] (по словам Ричмана – т. е. показывая, как располагать пальцы на грифе) учили его играть на гитаре. Все кончилось тем, чем и должно было кончиться – когда однажды группа, назначенная на «разогрев» к The Velvet Underground, не явилась. Замирая от волнения, Джонатан спросил у «Вельветов», не разрешат ли они ему выступить. «Не вижу никого, кто мог бы тебя остановить», – заметил Стерлинг. Ричман позаимствовал у Лу Рида его «Гибсон» и в одиночестве отыграл сет из пяти или шести песен, которые по словам Моррисона, произвели на зрителей «неопределенный эффект»[23]. Когда юный исполнитель сошел со сцены, его наставник сдержанно прокомментировал: «Ну, Джонатан, это было впечатляюще!»[24].
Примерно в то же самое время на страницах первого бостонского рок-фэнзина Vibrations появилась статья под названием «Искусство Нью-Йорка и The Velvet Underground» за авторством Ричмана. В своей первой публикации молодой автор предсказывал скорый крах Джими Хендрикса, The Doors и Jefferson Airplane, иллюстрируя их стремительное пике наглядной диаграммой. В это же время The Velvet Underground, уверенно преодолевая отметку «успех», планомерно устремлялись все выше, к концу 1970 года достигая высот The Beatles, Бога и верхнего края страницы. Джонатан объяснял, что «Вельветы» представляют собой неотъемлемую часть нью-йоркской сцены, отличительными чертами которой являются юмор, честность и функциональность. Статью он заключал выводом: «"Вельветы" эротичны, Нью-Йорк эротичен, секс может быть эротичен, музыка эротична, искусство эротично»[25].
Огни большого города
Одинокий Джонатан безусловно тосковал по «эротичному» городу и его музыке. В 1969 году он закончил школу и, будучи свободным от семейных договоренностей, перебрался в Нью-Йорк – поближе к The Velvet Underground, Лу Риду, Энди Уорхолу и его Фабрике. Он тут же включился в активный ритм жизни – ночевал на кушетке у Стива Сезника (менеджера «Вельветов»), заглядывал к Джерарду Маланге, укреплял знакомство с Дэнни Филдсом, наведывался в Max’s Kansas City, а также на сессии записи альбома «Loaded», и обо всем писал в Бостон Джону Фелису. Чтобы продержаться на плаву, он сменил целый ряд работ (успев побыть посыльным в Esquire и уборщиком в Max’s Kansas City), однако не смог добиться главного – привлечь внимание к своему музыкальному таланту и песням, которые он продолжал активно сочинять. «Я ходил на прослушивания в местные кафе, но они мной не заинтересовались, может, потому что я типа, ну, не умел петь или играть, или что-то в таком духе. Возможно, это было как-то связано»[26], – пытался объяснять Джонатан много лет спустя. Неудачи привели к тому, что юный талант начал страдать от нехватки внимания: «Мне нужна была аудитория, понимаете, потому что… вот некоторым людям не нравится внимание. Так вот, я к ним не отношусь. Я и внимание, мы неплохо ладим».
Однажды Джонатан решился на отчаянный шаг: он забрался на крышу своего отеля «Albert», чтобы исполнить для прохожих импровизированный концерт. Он начал играть, наблюдая с высоты восьми этажей, как внизу собираются прохожие. «Я очень разошелся и думал: "Вот так-то!", – рассказывал Ричман. – Я чувствовал себя как настоящая рок-звезда, потому что на тротуарах стал толпиться народ!» В тот момент, когда в этой толпе появилась менеджер отеля и сотрудники полиции, Джонатан решил, что концерт пора заканчивать. Он сыграл один номер на бис и спустился в лобби, где его уже поджидала возмущенная сотрудница: «Ты кого из себя строишь? Донована?!» – «Но… но… Подожди, Лоретта, я не специально! Я просто… Я думал, людям понравится!», – пробормотал Ричман. И Лоретта сменила гнев на милость: «Потому что мне было всего восемнадцать, я имел жалкий вид и все такое, она не стала меня выгонять»[27]. Выступление на крыше отеля стало во всех отношениях верхней точкой приключений Джонатана в Нью-Йорке, после которого он решил, что сольная карьера в этом городе ему не светит. В то время как Лу Рид ушел из The Velvet Underground, Джонатан Ричман покинул Нью-Йорк и вернулся в Бостон – он уже решил, что соберет там свою собственную группу.
Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей
Много лет спустя Джонатан сообщал: «Я собрал группу, чтобы завести друзей». Вернувшись домой (и заглянув по дороге из Нью-Йорка в Бостон к родственникам в Иерусалим), Джонатан призвал в свой новый ансамбль верного Джона Фелиса, который уже давно хотел стать гитаристом в группе, а вслед за ним – барабанщика Дэвида Робинсона (David Robinson). На бас был принят Ролф Андерсон (Rolfe Anderson), знакомый Дэвида. Теперь новой группе оставалось придумать имя, и Джонатан подошел к вопросу со всей ответственностью – ведь название должно было точно передавать сущность ансамбля и нести зрителям правильный месседж. Перебрав около двадцати вариантов (включая Rockin’ Roadmasters, The Rock and Roll Masters, The Rock and Roll Dance Band, The Modern Dance Band, The Suburban Dance Band, The Suburban Romantics и The New York Romantics), лидер группы выбрал самое внушительное и содержательное: The Modern Lovers, The Danceband Of The Highways («Современные влюбленные, шоссейная танцгруппа»). Правда «Шоссейная танцгруппа» вскоре отпала естественным образом, и The Modern Lovers обрели свое окончательное имя. В 1973 году Джонатан объяснял, что «несовременный» формат любви олицетворяет Дон Жуан, который «пытается завоевать как можно больше девчонок… Ему нравится власть, его эго зависит от секса». По мнению Джонатана, «такая форма любви является устаревшей, потому что это на самом деле не любовь. Когда я говорю "современная любовь", то я говорю о времени, когда не нужно форсировать проблему, не нужно ничего себе доказывать. Когда ты уверен в себе. Когда тебе не нужен секс, чтобы быть уверенным в себе»[28].
The Modern Lovers начали регулярные репетиции дома у родителей Дэвида Робинсона, в подвале. Ролф Андерсон вспоминал, что Ричман (задействуя «приглушающие» жесты руками) постоянно давал своим товарищам указания «сделать потише» и «не усложнять». Он как следует усвоил уроки ритм-гитары от The Velvet Underground – никакая виртуозность не должна отвлекать слушателя от самих песен.
К этому моменту у Джонатана было достаточно собственных номеров, чтобы обеспечить группу репертуаром. Кроме того, The Modern Lovers играли кавер-версии песен The Velvet Underground и The Kinks. Помимо Лу Рида, одним из важнейших героев Ричмана был Рэй Дэвис. Очевидно, что Джонатану была близка грустная ирония его песен, умение Дэвиса подмечать и отражать в песнях простые приметы повседневности. Как и у Рэя, многие из ранних композиций Джонатана повествовали о местах, в которых он вырос, о деталях окружающей обстановки, которые его вдохновляли. Безусловно, у каждого музыканта есть автобиографические песни, но для Ричмана эта тема имела особое значение: номера вроде "I Grew Up In The Suburbs" («Я вырос в пригороде») выражали столь важную для него «честность», стремление сочинять песни о самых обыденных вещах. Кроме того, он постоянно подчеркивал тот факт, что гордится своей малой родиной – тихой и немодной провинцией, бесконечно далекой от стильного Нью-Йорка.
В песнях Джонатана также всегда находилось место его любви к дорогам, шоссе, хайвэям, в окружении которых он вырос. К примеру, композиция под названием "Howard Johnson" являла собой оду известной сети мотелей. Но если такие номера, как "Howard Johnson" и "Ride Down The Highway" («Еду по шоссе») остались в забвении, то композиции «Roadrunner» было суждено стать самой известной песней Джонатана Ричмана, его визитной карточкой. «Раз, два, три, четыре, пять, шесть!» – отсчитывает Джонатан и заводит трехаккордный рифф, в котором звучит и торжество, и радость движения вперед. «Roadrunner» – это ода трассе 128, Массачусетсу, рок-н-роллу и радио. Энергичное звучание песни контрастирует с ее текстом: «Я влюблен в 128-ю, когда за окном темно, / Я влюблен в Массачусетс, / Я люблю включенное радио / Оно спасает меня от ночного одиночества. / В машине мне не так плохо, / Не так одиноко, ведь у меня включено радио». Легко представить себе автора песни, рассекающего шоссейную тьму с любимой радиостанцией, включенной на полную громкость, и горланящего любимые песни во весь голос. Это бравада, которая помогает заглушить невеселые мысли. Нехитрый гитарный аккомпанемент и простой поступательный ритм композиции лишь подчеркивают плоское и ровное однообразие американского хайвэя. Во время ранних концертов The Modern Lovers исполнение «Roadrunner» давало пространство для импровизаций Джонатана, который подробно описывал все, что «проносилось мимо»: придорожные заведения "Stop ‘n’ Shop", мотели сети "Howard Johnson’s", заметные башни "Prudential Tower" и «Sheraton», бостонскую бухту и полуостров Дир-Айленд, Северный Берег и Южный Берег[84].
Много лет спустя «Roadrunner» остается не только одной из важнейших прото-панковских композиций, но и классическим «дорожным» гимном, продолжающим вдохновлять новые поколения слушателей. В январе 2007 года Лора Бэртон, журналистка британской газеты The Guardian, совершила паломничество к трассе 128 и ее окрестностям, чтобы в одиночестве проехаться по темному шоссе под снегом и дождем. Бэртон писала, что за городской чертой движение стало редким, освещение сошло на нет: «Дорожную разметку едва было видно; к тому моменту, как я достигла Северного Берега, я уже ехала, вцепившись в руль и таращась на дорогу. В Глостере