Ее слова и злость, с какой она говорила, были очень обидны. Но, увидев слезы в ее глазах, я поняла, что она боится за меня. Морин, безусловно, не осталась бы в стороне, если бы знала, как отец обращается со мной и каким образом заставляет меня зарабатывать. Мне хотелось извиниться перед ней и открыть ей всю правду, объяснить, во что превратилась моя жизнь, и сказать, как мне хочется убежать отсюда подобно Человеку-волку. В мечтах я вылезала из окна под дождь, чтобы добраться до Манхэттена – пусть даже пешком. Там я могла бы затеряться в толпе и отыскать того единственного человека, который увидит во мне нечто большее, нежели любопытный экспонат, и найдет путь к моему сердцу.
Но, как я ни желала открыться перед Морин, я промолчала. Я не могла доставить ей боль и лишние огорчения – их ей и без того хватало. За несколько дней до этого я случайно увидела ее умывающейся после рабочего дня. Она мылась около умывальника, расстегнув блузку, поливая себя из кувшина и стирая грязь мочалкой из махровой ткани. Только тут я поняла, что до сих пор никогда не видела ее обнаженной – в доме было принято ходить в приличном виде. Я увидела ожоги не только на ее лице, но и на теле: по-видимому, кислота, которой ее облили, прожгла одежду.
В тот день, когда Морин выругала меня рядом с комнатой отца, я не рассказала ей о своих бедах. Я просто пообещала, что больше никогда не притронусь к сабле, и поцеловала ей руку. Она, по-видимому, поверила мне и простила, так как повела в кухню и велела почистить кастрюли, пока она приготовит тосты и яичницу с грибами, собранными ею в нашем саду, – мое любимое блюдо.
ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ, бегая на рынок в конце дня, я замечала на улице Человека-волка, ожидавшего Морин. Я не разговаривала с ним с того дня, когда он исчез из нашего дома. Он обычно прятался в тени одного из больших кипарисов, росших у входа в похоронное бюро. Его расчет был верным: люди пробегали мимо, не желая рассматривать, что приготовлено для них и их близких в этом мрачном заведении. Для лучшей маскировки он надевал плащ с капюшоном, но мне тем не менее даже издали было видно, как вспыхивают его глаза, когда Морин выходит из нашего дома и направляется к нему. Всякий раз при этом я узнавала что-то новое о любви.
Однажды я возвращалась с рынка со свежей рыбой, которую я выбрала, так как мне понравились ее ярко-розовое мясо и серебристая чешуя, и завернула в страницу «Таймс». Типографская краска с промокшей газеты испачкала мои белые перчатки, но я знала, что Морин отмоет ее отбеливателем, прежде чем отец обнаружит непорядок. Думая об этом, я едва не столкнулась с мистером Моррисом. Он стоял совершенно неподвижно, как цапля, караулящая рыбу в тени, и, наверное, не окликнул бы меня, если бы я его не заметила.
Он похудел за эти годы и, должна признаться, его вид на миг выбил меня из колеи. Если раньше я спокойно воспринимала его внешность, то теперь я отвыкла видеть его так близко. Он был так похож на волка, что я, кажется, даже отшатнулась. Но, взглянув в его глаза, пришла в себя. Он поздоровался со мной так же ласково, как в день нашего знакомства. С тех пор многое изменилось. Я была уже не маленькой девочкой, а он больше не верил, что Нью-Йорк встретит его с распростертыми объятиями.
– Я была рада, узнав, что вас приняли на работу в Дримленд, иначе могла бы никогда больше не встретить человека, полностью исчезнувшего из моей жизни, – сказала я. – Я беспокоилась о вас, и, оказывается, напрасно.
– Мы решили, что будет лучше, если вы не будете знать об этом.
Он говорил несколько смущенно – то ли потому, что я повзрослела, то ли заметил мою первую реакцию.
– Я ничего не сказала бы отцу, – ответила я с обидой на то, что они держали его присутствие в Бруклине в секрете от меня. Узнав, что они с Морин встречаются, я ни словом не обмолвилась об этом.
– Ваш отец обладает способностью узнавать даже то, о чем ему не говорят. Мы не говорили вам ничего прежде всего для того, чтобы защитить вас.
– А теперь он знает, что вы здесь и будете работать на нашего соперника.
Он пожал плечами.
– Человек должен где-то работать.
Мистер Моррис держал в руках букет весенних цветов – белых тюльпанов и красных анемонов. Я решила, что они для Морин, и была удивлена, когда он сказал, что цветы предназначены для Малии, Девушки-бабочки. В этот момент из нашего дома вышла Морин и быстрым шагом пошла в нашу сторону, и хотя я была сердита, я не успела ничего больше спросить или сказать. На Морин было ее лучшее платье из зеленого муслина с черной шелковой отделкой и серая фетровая шляпа с бледно-голубыми перьями, которую я никогда до этого не видела.
Увидев меня рядом с мистером Моррисом, она помрачнела.
– Я вижу, твой друг вернулся, – сказала я ей. – Я, правда, знаю об этом уже некоторое время. – Я не призналась, что часто слежу за ней, когда она выходит, но, думаю, она знала об этом, так как она укоризненно покачала головой, словно я не оправдала ее ожиданий.
– Он уезжал на два года в Виргинию, откуда писал мне письма, но я, естественно, их не получала, поскольку они немедленно сжигались вместе с мусором. Твой отец придирчиво следил за этим. Затем мистер Моррис почувствовал, что не может жить вдали от Бруклина, вернулся, и наша дружба возобновилась. Я не хотела говорить тебе о его возвращении – мне казалось, что так будет лучше.
– Ты решила так за меня? – отозвалась я с горечью. – И когда пошли слухи, что он будет выступать в Дримленде, ты тоже не сказала мне ничего. Даже хуже, ты лгала мне.
– Всегда ли правда полезна? – спросила Морин задумчиво. Видимо, она и сама не знала ответа на этот вопрос. Но тут она заметила, что я иду с рынка, и замешкалась, разговаривая с мистером Моррисом. – Мисс, вам надо срочно идти домой и положить рыбу на лед, а то она испортится, и я не смогу завтра приготовить ее на ужин. Или вы предпочитаете, чтобы я отравила вас протухшей рыбой?
– Да, у нее уже появился неприятный душок. В отличие от цветов для Малии, – добавила я, многозначительно кивнув на букет в руках Человека-волка.
Я хотела не уязвить Морин, а предупредить ее, потому что у меня закралось подозрение, что Реймонд Моррис что-то скрывает от нее. Тот, несколько запинаясь, пробормотал что-то насчет свежести цветов и украсил свою фразу строчкой из Уитмена: «Вьюнок за моим окном больше радует меня, чем метафизика книг».[26]Возможно, Уитмен так и считал, но что касается мистера Морриса, он-то, несомненно, ценил книги больше всего на свете. И если он притворялся, что это не так, то мог обманывать нас и в других отношениях. Не находился ли он в тайной связи с Малией? Морин, однако, не разделяла моих подозрений. Она постучала костяшками пальцев по моей голове, как делала, когда я маленькой девочкой ее не слушалась.
– Думаешь, я не знаю, для кого эти цветы? Зачем ты пытаешься смутить мистера Морриса? – Тут она объяснила мне, хотя мистер Моррис пытался ее остановить, что они идут на свадьбу, и не чью-то, а Малии. – Ну что, мисс ищейка, добились своего? Вот вам правда и ничего кроме.
– А почему меня не пригласили? – Я с самого начала, еще когда мы были маленькими девочками, хотела подружиться с Малией, но она всегда была застенчивой и немного сторонилась других. Тем не менее я удивилась, что она не пригласила меня на такое важное событие в ее жизни.
– Ну как ты не понимаешь? Нельзя было допустить, чтобы об этом узнал твой отец. Жених – обыкновенный парень без физических дефектов, а Профессор не верит, что такие браки могут быть удачными. Он обязательно расстроил бы бракосочетание. Если бы ты узнала об этом, то все могло бы рухнуть.
– Рухнуть? Ты хочешь сказать, что я выдала бы этот секрет отцу? – Я была страшно обижена на Морин. Неужели мы были чужими друг другу после всех этих лет? Неужели она не знала, как я отношусь к отцу и ко всем нашим артистам? Бросив Морин гневный взгляд, я резко отвернулась от нее. Теперь у нее был обиженный вид.
– Мы не говорили вам, заботясь о вашем благополучии, – вмешался мистер Моррис. – Если вы не знаете о чем-то, вам же спокойнее.
– Вот как? – отозвалась я, стараясь не заплакать. – А когда вы не знали мира, никогда не разговаривали с женщиной, не гуляли по улицам и не попадали под дождь – вам было спокойнее?
– Ну пойми нас, пожалуйста! – пыталась образумить меня Морин.
Но я не желала этого понимать. Мне было обидно, что они относятся ко мне как к ребенку, которому нельзя доверять. Морин хотела обнять меня, но я отстранилась и, не попрощавшись с ними, угрюмо смотрела, как они уходят. Я не могла смириться с тем, что меня рассматривают исключительно как дочь моего отца. Я хотела было убежать домой, но любопытство всегда было моей слабостью, и оно победило. Я оставила купленную рыбу на поживу бездомным котам и пошла вслед за ними по Нептун-авеню и Оушен Парквей. Путь был неблизкий. Они направлялись в церковь Ангела-хранителя, внушительное сооружение в готическом стиле. Я никогда прежде не была в католических соборах, и мне очень понравились ряды сосновых скамеек и резные детали интерьера. Церковь вмещала более трех сотен прихожан, сегодня же собралось человек пятнадцать. Половину из них я знала. Братья Дюрант в элегантных черных костюмах провели Малию по проходу вместо ее отца, которого она никогда не видела. В помещении стоял волнующий запах ладана, горели десятки свечей. Я подумала, что, если бы ангел действительно спустился когда-нибудь на землю, то, несомненно, выбрал бы это место.
Я спряталась за колонну, откуда можно было незаметно наблюдать за церемонией. Все взгляды были обращены на Малию и ее суженого, которые стояли у алтаря, застыв, как две чудесные статуи, пока священник произносил молитву на латыни. Слова звучали для меня как музыка, и хотя я их не понимала, но догадывалась, что он благословляет новобрачных. Малия – по крайней мере, издали – ничуть не была похожа на Девушку-бабочку, удивительное создание, сидевшее на качелях в Музее редкостей и чудес в своем сверкающем оранжевом с черным костюме с шелковыми крыльями, которые, за неимением рук, были прикреплены к ее телу проволокой. Теперь на ней было белое платье из тафты и поразительная фата из португальских кружев, спускавшаяся ей на спину. Жених, молодой человек среднего роста и обыкновенной внешности, стоял рядом с Малией, не в силах оторвать от нее взгляда, полного любви. Внешне он был заурядным во всех отношениях – невысоким, не особенно красивым. Из уловленных мной обрывков разговоров я узнала, что он водитель такси, и познакомились они с Малией в то время, когда он возил ее с матерью на прогулку на Брайтон-Бич.