Так почему же в одном известном московском монастыре приемщицы записок указывают нашей 82-летней родственнице, что ее имя Виктория должно звучать как Ника?! А уж за Веселину, Розу и Бойко молиться вообще не пожелали – якобы это все имена неправославные, поскольку их нет в русских святцах! Еще и осмеяли нас при всем честном народе!
В статье диакона Федора Котрелева 2008 г., где приводится это письмо, подробно рассматриваются отличия ономастических традиций у других православных народов[94]. Они часто не совпадают с русской, и многие народы наряду с заимствованными греческими и еврейскими именами продолжают использовать свои традиционные дохристианские имена.
Еще сложнее обстоит дело с исконной и заимствованной ономастикой в Западной Европе. Во-первых, там языческие имена никогда не подпадали под формальный запрет и не рассматривались церковью как “ненастоящие”[95]. Еще живший в IV в. переводчик Библии на готский язык остался в истории как Ульфила – “волчишка”. А ведь он был ни много ни мало епископом. По-видимому, для готов даже духовный сан не был поводом сменить имя. У немцев тоже с глубокой старины совершенно на равных сосуществуют дохристианские имена типа Wolfgang, Siegfried, Wilhelm и чисто христианские типа Johann, Jacob, Martha. В далеком XI в. древнерусские церковные писатели упрекали “латинян”, то есть католиков, за то, что они при крещении “имени же не нарицают святого, но како его прозовут родители своя”, так и называют ребенка[96].
Это верно лишь отчасти, поскольку в Западной Европе “языческие” по форме имена часто являются именами ранних местных святых, которых, как наших Бориса и Глеба, почитают под их светскими именами дохристианского происхождения. Например, шведские и норвежские Олафы вот уже тысячу лет получают имена в честь короля Олафа Святого, современника Ярослава Мудрого (древнеисландский рассказ “Прядь об Эймунде” даже приписывает Олафу роман с супругой Ярослава). Английские Освальды названы в честь англосаксонского первомученика короля Освальда, жившего в VII в. и погибшего в бою с язычниками. Наверное, вы сейчас вспомнили Освальда Шпенглера и других известных немцев с этим именем? Да, в наши дни имя Освальд гораздо популярнее в немецкоязычной среде, чем в англоязычной. Но оно заимствовано у англичан, потому что форма с начальным О – англосаксонская. Если бы оно было исконно немецким, оно имело бы вид не Oswald, а Answald.
Имя Людвиг (Ludwig), которое кажется эталонно немецким, тоже заимствовано – из языка древних франков. Это онемеченный вариант имени Хлодвиг (Hlodowig). Из школьной истории мы помним, что так звали первого христианского короля франков, жившего в V в. Франкский язык не был родственным французскому – это был германский язык, от которого впоследствии произошел нидерландский. На территории бывшей римской Галлии франки утратили свой исконный язык и заговорили на диалекте народной латыни, который потом станет французским языком. А вот германское имя короля-крестителя осталось – на латыни оно звучало как Chlodovechus и стало популярнейшим династическим именем французских королей. Позже его записывали как Ludovicus, оттого и в нашей историографии французские короли стали Людовиками, хотя на современном французском это имя звучит как Louis. Один из Людовиков, под номером IX, был причислен к лику святых, что только прибавило популярности имени. Имя присвоили многие христианские народы Западной Европы – у итальянцев, например, оно звучит как Lodovico/Ludovico. А значит, и поэт Лудовико Ариосто (1474–1533), автор “Неистового Роланда”, и композитор Людвиг ван Бетховен (1770–1827) и все французские короли Людовики – тезки!
Такой интенсивный обмен именами как между родственными, так и между неродственными языками – характерная особенность западноевропейского Средневековья. Как только представитель какого-либо народа причислялся к католическим святым, его имя начинало восприниматься как часть общей христианской традиции и свободно путешествовало между странами и культурами (единственные ограничения, которые могли возникать, – специфика местных семейных и династических традиций). Средневековой Европе не было известно современное представление о национальной идентичности, и идея выбирать имя ради того, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к этнической группе, обычная в наши дни, показалась бы средневековому человеку крайне странной.
В эпоху Реформации нарождающиеся протестантские церкви были настроены резко против культа святых и стремились его отменить. Это одна из причин, по которой протестанты ввели в активное употребление ветхозаветные еврейские имена – Авраам (Абрахам), Исаак, Иаков (Якоб, Джеймс), Эсфирь (Эстер), Сара. В католическом Средневековье многие из этих имен воспринимались как непрестижные или даже нехристианские. Встретив на страницах школьного учебника Исаака Ньютона и Авраама Линкольна, мало кто задумывается о том, что эти имена – такая же неотъемлемая примета Нового времени, как закон всемирного тяготения или президентская республика.
Как и другие заимствования, христианские имена могли подвергаться своеобразной народной этимологизации. Например, для исландцев, крестившихся поздно по европейским меркам – в 1000 году, – была характерна традиция отождествлять заимствованные христианские имена с традиционными языческими: дохристианское имя Стефнир переосмыслялось как христианское Стефан, Туми – как уменьшительное от Томас (то есть Фома), Эйстейн становился Августином, а Торд (Þórðr, что в Средневековье могло записываться как Thordur) – Теодором (Theodor[97]).
В более редких случаях встречается калькирование имен: греч. Theódōros – лат. Deodatus (итал. Deodato) – франц. Dieudonné – укр. Богдан.
У тюркоязычных народов распространение пришлых имен связано с исламом, и заимствовались имена арабского происхождения. Поскольку в исламе нет специального календаря святых, то нет и обязательности в имянаречении, использование арабских религиозных имен – чисто символический знак благочестия, подобно использованию ветхозаветных имен у протестантов. По этой причине в тюркских сообществах все еще сохраняется обширный фонд традиционных доисламских имен – Батыр (“богатырь”), А(р)слан (“лев”, снова вспомним роман Клайва Льюиса), Темир/Тимур (“железо”), Айгуль (“лунный цветок”), Юлдуз (“звезда”). Несложно догадаться, какие из них мужские, а какие женские. В исконно тюркской традиции фонд имен открытый, и именем может служить любое понравившееся слово или словосочетание – или, наоборот, ругательство, если ребенка хотят защитить от сглаза[98]. Но при этом наряду с традиционными тюркскими именами бытуют и заимствованные арабские имена. Они чаще всего двух типов. Во-первых, это имена коранических персонажей, частично совпадающие с ветхозаветными: Мухаммед, Фатима, Мириам (= Мария), Муса (= Моисей), Сулейман (= Соломон), Ильяс (= Илия), Ибрагим (= Авраам) и др. Во-вторых, это различные комбинации с упоминанием Аллаха: Абдулла (букв. “раб Божий”), Хабибулла (букв. “любимый Богом”), Файзулла (“щедрость Бога”) и т. д. Такие имена в лингвистике называются теофорными, то есть “богоносными”. Иногда такие сложносоставные имена сокращаются и переосмысляются, например: Абдул-Рашид/Абдуррашид (букв. “слуга праведного”) => Рашид (“праведный”, то есть эпитет относится уже не к Богу, а к человеку). Интересно, что эта гибкость в выборе имен, свойственная традиционно мусульманским сообществам тюркских народов, исчезает, когда речь идет о современных христианах, перешедших в ислам, – они неизменно принимают арабские имена независимо от своей исходной этнической принадлежности: в начале этой главы уже упоминался американец Кассиус Марселлус Клей, ставший Мохаммедом Али.
Арабский язык настолько же неродственный тюркским языкам, насколько иврит – индоевропейским, на которых говорит большинство народов Европы, при этом оба относятся к семитской языковой семье. Вот так вышло, что на пространстве от Швеции до Татарстана можно встретить человека с именем семитского происхождения, чьи предки с вероятностью в 99 % вообще никогда не говорили на семитских языках.
2. Короли – законодатели мод
В истории нередки случаи, когда иностранное имя поначалу закреплялось в королевской династии, а потом распространялось в народе. Монархи чаще, чем кто-либо, связаны родственными и брачными узами с другими странами, а иногда и сами иностранцы по происхождению. Привычные нам имена Игорь, Ольга, Олег, Глеб вошли в обиход благодаря первым древнерусским князьям, имевшим скандинавские корни: Игорь – это скандинавское Ingvarr, Олег – Helgi, Ольга – Helga, Глеб – Guðleifr[99]. В наше время кое-кому кажется, будто признавать факт иностранного происхождения первых князей – непатриотично. Но, как уже говорилось, Средневековье не знало идей крови и почвы, даже национальное самосознание как явление стало формироваться только в эпоху Возрождения. Напротив, в Средневековье престижным считалось как раз иностранное, “заморское” в буквальном смысле слова происхождение основателя династии. Так, древнеанглийская поэма “Беовульф” (не позднее XI в.) упоминает, что Скильд Скевинг, основатель легендарной династии Скильдингов, или, на скандинавский лад, Скьольдунгов, был найденышем – его принесло по морю в лодке. Согласно другой версии, в лодке нашли его предка Скева, который, вероятно, изначально был земледельческим божеством, – его имя на древнеанглийском означало “сноп” (по-английски и сейчас сноп – sheaf). История Скева проясняет, почему приход будущего правителя “из-за моря” в Средневековье оценивался положительно: такой пришелец считался посланцем богов, ведь “за морем” в средневековых представлениях лежали иные, потусторонние миры. Даже с развитием мореплавания и распрос