не только легко вошли в русский язык, но и сделали возможным появление слов буквальный, шедевральный. Нам эта словообразовательная модель совсем не кажется чем-то необычным. Однако, если приглядеться, это сходство лишь внешнее, потому что заимствованные слова на -альный образованы от существительных, а исконно русские – от глаголов. Кстати, это наблюдение подскажет, где в слове найти суффикс – ведь в школе обычно определению суффиксов уделяется недостаточно внимания.
Еще более продуктивными оказались такие заимствованные суффиксы, как, например, – ист и -изм. Слов с этими суффиксами в русском языке огромное множество: журналист, программист, автомобилист, аквариумист, флорист, оптимист, дзюдоист, коммунист, специалист, пианист, танкист, артист, буддист; оптимизм, марксизм, структурализм, капитализм, метеоризм, феодализм, импрессионизм, садизм, фрейдизм, аристократизм, буддизм и т. д. Не станем перечислять их все, рискуя утомить читателя, – список можно множить и множить.
Думаю, наиболее наблюдательные уже заметили, что в этом списке суффиксы ведут себя неоднородно. Есть пары оптимист – оптимизм, марксист – марксизм, буддист – буддизм, но нет слов *журнализм[125], *программизм, *дзюдоизм, *специализм. Пары к словам журналист, программист, дзюдоист, специалист – журналистика, программирование, дзюдо, специальность. Аномальную пару образуют артист – артистизм, ведь по логике словообразования должно бы быть *артизм. К словам танкист, пианист таких пар и вовсе нет – есть только слова танк и пианино. И напротив, есть аристократизм и метеоризм, но нет *аристократиста и *метеориста – есть аристократ и пациент, страдающий метеоризмом. Аналогичная неоднородность свойственна и английскому языку[126] (хотя, например, journalism в английском все же есть). Чтобы разобраться, почему так, следует заглянуть в историю суффиксов -ист/-изм.
В русский язык суффикс -ист попал из западноевропейских языков, в первую очередь французского, где он имеет форму -iste. Во французский же, как и в другие европейские языки, он пришел из латыни, где он звучал как -ista. Общая закономерность истории французского языка состоит в том, что конечные латинские -а там сначала редуцировались до -е, а потом это -е переставало произноситься (так называемое е немое). Но в поэзии и песенных текстах даже в наши дни могут сохраняться следы старого произношения. Найдите на YouTube песню Эдит Пиаф “Аккордеонист” (“L’accordeoniste”) – вы услышите, что певица довольно четко проговаривает e на конце. Хотя в нормальной французской речи слово accordeoniste произносится практически так же, как русское аккордеонист, без всяких конечных гласных.
Но и в латыни суффикс -ista не то чтобы родной – он заимствован туда из греческого -istḗs (латинские варианты колеблются между -ista и -istes). Соответственно русский суффикс -изм тоже восходит через западноевропейские языки к латинскому -ismus, заимствованному из греческого -ismós. Этот греческий суффикс обозначал состояние, деятельность или склонность, а суффикс -istḗs – человека, которому это свойственно.
Зачем же римлянам понадобились заимствованные суффиксы? У них было вполне достаточно своих, для образования существительных как от глаголов, так и от других существительных, для обозначения как деятеля, так и действия. Например, от слова antiqua “древность” – antiquarius “любитель древностей” (не правда ли, вы узнали это слово?); от глагола donare “дарить” – donatio “дар, дарение” и donator “тот, кто дарит” (этому слову родственно наше донор); от excipere “вынимать” – exceptio “исключение” и т. д. Здесь намеренно отобраны самые типичные латинские словообразовательные модели – по ним образованы сотни слов.
В классической латыни действительно непросто найти слова с греческим -istes/-ista на конце, но такие все же есть – в словах, целиком заимствованных из греческого. Например, sophista – “софист”, то есть представитель философского направления софистики, и citharista “музыкант, играющий на кифаре” (ср. наше гитарист – гитара и есть потомок античной кифары). Более продуктивным этот суффикс стал в христианскую эпоху, поскольку Новый Завет был написан на греческом, а затем переведен на латынь. Ранние христианские богословы, писавшие на латыни, испытывали большое влияние греческой книжности. Так появилось, например, слово evangelista (“евангелист”), а прозвище Иоанна Крестителя было переведено как Baptista (точнее, оставлено непереведенным с греческого, ведь оно изначально образовано от греческого глагола со значением “купать” – ср. Иван Купала). К позднему Средневековью эти слова утвердились и в разговорных языках Западной Европы, в первую очередь французском. А вот изучение греческого, как ни странно, надолго заглохло – интерес к этому языку на Западе угас еще до раскола между Римской и Константинопольской церквями в 1054 г.
Но настоящий бум продуктивности суффикса -ist(e) начался в XVI в., в конце эпохи Возрождения, или Ренессанса. К этому времени образованная европейская элита всерьез увлеклась греческим. Необходимо заметить, что, хотя популярная литература описывает Возрождение как воскрешение античной культуры, “Античность” для европейцев на протяжении долгих столетий означала лишь римскую Античность. Франческо Петрарка (1304–1374), которого считают зачинателем ренессансного движения[127], греческим почти наверняка не владел, зато в совершенстве читал и писал на классической латыни. Греческую литературу в Европе знали не особенно хорошо и преимущественно в латинских переводах. Все резко изменилось после падения Константинополя, захваченного турками-османами в 1453 г. В Западную Европу хлынул поток византийских беженцев, среди которых было множество представителей отборной интеллектуальной элиты – философов, поэтов, ученых, врачей, инженеров. К началу XVI в. в одной только Венеции проживало около 5000 греков[128]. Теперь было у кого учиться языку, и, конечно, европейцы поспешили познакомиться с тем, о чем знали раньше только понаслышке, – с греческой литературой на языке оригинала, которую привезли с собой “понаехавшие”. В XVI в. знание греческого стало обязательным для всякого, кто претендовал на ученость; его изучали не только университетские профессора, но и придворные щеголи, желавшие блеснуть познаниями в изящной словесности.
Конечно, это увлечение не могло не отразиться на языке. Так, в английском уже в XVI в. суффикс -ist дал множество новообразований, в числе которых humanist (с 1589 г.) и linguist (с 1588 г.[129]). Но, вероятно, успех суффикса не был бы так велик, если бы не особенности политической и религиозной ситуации в Европе XVI–XVII вв. Это эпоха Реформации, религиозных войн, становления абсолютизма и первых публичных дискуссий о природе государства; она открылась скандальным выступлением Мартина Лютера против католической церкви и завершилась второй английской революцией, после которой был принят Билль о правах. Старый новый суффикс оказался чрезвычайно удобен для характеристики религиозных и политических убеждений – папист (Papist), роялист (Royalist), кальвинист (Calvinist) и т. д.
Нарождающиеся отрасли современной науки и медицины тоже нуждались в новом языке, и им тоже пригодился этот суффикс. Так, в XVIII в. появляется французское слово dentiste (русское дантист отражает как раз французское произношение). Его, по-видимому, изобрел врач Пьер Фошар, опубликовавший в 1728 г. книгу Le Chirurgien Dentiste, ou Traité des Dents (“Хирург-дантист, или Трактат о зубах”). А в 1759 г. впервые отмечен английский вариант – dentist.
Таким образом, уже с XVI в. этот суффикс – как и соответствующий ему -ism(e) – был высокопродуктивен в европейских языках. В русский язык эти суффиксы пришли гораздо позже – в XVIII–XIX вв., через посредство французского. И хотя изначально русский язык заимствовал не суффиксы, а слова типа артист, артиллерист целиком[130], возможности словообразования с их помощью были осознаны очень быстро. Одно из самых ранних слов, возникших таким образом, – декабрист. Его придумали вовсе не составители учебников по истории; оно возникло буквально по горячим следам восстания 14 декабря 1825 г. Во всяком случае, цензор А. В. Никитенко употребляет слово декабристы в своих дневниках еще в 1828 г., а через три десятилетия, в эпоху александровских реформ и смягчения цензуры, это слово уже активно употребляется в печати. И. А. Гончаров во “Фрегате «Паллада»” пишет: “…перебывал у всех декабристов, у Волконских, у Трубецких” (1855) – то есть многие участники событий были на тот момент еще живы, и название декабристы за ними закрепилось.
XX в. с его политическими потрясениями принес новый расцвет русского словообразования на -ист и -изм. На политической арене, помимо уже известных монархистов, анархистов и марксистов, появились октябристы. В литературе возникли символисты, акмеисты, футуристы и даже имажинисты – по аналогии с импрессионистами и кубистами в живописи. Самостоятельно была заново открыта западная традиция использовать суффиксы -изм и -ист в пейоративном значении: как только литературоведы кружка ОПОЯЗ в начале 1920-х гг. заговорили о “формальном методе” в литературоведении, их идейные противники немедленно изобрели бранную кличку