Обсуждение политических взглядов Гоббса увело бы нас слишком далеко в сторону (например, как именно, по его мнению, народ дает всеобщее согласие на абсолютизм?). С точки зрения лингвистики, впрочем, необходимо ответить на вопрос, почему же Гоббс использовал столь неосторожное слово. Ведь очевидно, что он сам вложил республиканцам в руки оружие против себя. Многие республиканцы были пуританами, а это направление протестантизма славилось любовью к изучению Ветхого Завета. И конечно, они знали о традиции истолкования Левиафана как имени демона. Теперь они могли заявлять: “Вот, вы же видите, сами монархисты признали, что их король – бес!”[192]
Оказывается, Гоббс опирался на… лингвистику же. В XVI–XVII вв. благодаря Реформации в Европе сложилась развитая традиция филологического изучения древнееврейского оригинала Библии. Как, например, пишет современник Гоббса Джозеф Кэрил в комментариях к Библии, “Leviathan происходит от Lavah, что означает соединенный или спаренный”[193]. В своем объяснении Кэрил ссылается на библейское описание Левиафана: “…крепкие щиты его – великолепие; они скреплены как бы твердою печатью; один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются” (Иов 41:79). Речь идет о чешуе или щитках панциря. Кэрила, считавшего Левиафана китом, не смутило, что у кита их нет – почтенный пастор был несведущ в зоологии. Очевидно, метафора спаянности воедино и вдохновила Гоббса на столь двусмысленный образ[194]. Наполнить слово Leviathan положительными коннотациями у Гоббса, прямо скажем, не очень получилось, слишком сильна была традиция, ассоциирующая его с монстрами и демонами, и, вопреки намерениям английского мыслителя, это слово стало использоваться в обличительном значении. Особенно после опыта тоталитарных режимов XX в.
Вот какая длинная история стоит за названием фильма Звягинцева. С лингвистической точки зрения примечательна здесь двойная природа заимствования: в русский язык слово Левиафан как метафора государства попало не напрямую из Библии, а через английское посредство. Соответственно, и смысловое поле, к которому оно отсылает, не библейское, оно принадлежит английскому языку и английской культуре Нового времени.
И снова следует подчеркнуть, что, хотя подобные явления обычно не попадают в словари (за редким исключением вроде донкихота), они, как правило, служат предметом вполне сложившегося языкового консенсуса. Да, иногда понимание таких культурных аллюзий требует некоторого уровня образованности – вряд ли сто процентов носителей русского языка с ходу поймут, что такое Левиафан в газетной статье, но чем это отличается от понимания технических терминов или субкультурного жаргона? Точно так же людей, понимающих смысл фразы тоже мне, Шерлок Холмс, наверняка статистически больше, чем тех, кто понимает значения слов фьючерсы или эпигенетический. Однако для словарей, как правило, эти языковые пласты невидимы[195].
Не только письменные памятники других культур влияют на наш язык. Вы открыли газету и читаете:
Мы не можем требовать обеспечить каждую московскую школу верзилой-десантником, который способен обезоружить пятерых противников. Рэмбо других денег стоят, и их в природе мало, к счастью или сожалению[196].
Или вот такое:
Как выяснили ученые, хомячки вовсе не являются этакими “рэмбо” в царстве грызунов. От остальных грызунов они отличаются лишь тем, что в ходе долгой эволюции у них выработался иммунитет и на боль, и на паралич, два главных составляющих яда скорпионов[197].
Очевидно, что слово Рэмбо, невзирая на разногласия корректоров (с заглавной буквы писать или строчной, в кавычках или без), употребляется здесь в некоем устойчивом значении и считается общепонятным. Хотя его, как и робинзона, в обычных словарях не найти. Столь же очевидно, что это слово – заимствованное: на пять букв – целых три признака нерусскости (и э оборотное, и несклоняемое -о на конце, и сочетание мб, которое для русской фонетики не слишком типично).
Полагаю, подавляющее большинство читателей немедленно догадывается, что это имя персонажа из кино – существует целая франшиза под названием “Рэмбо” с Сильвестром Сталлоне в главной роли, но российской аудитории больше всего известен первый по счету фильм, “Рэмбо: Первая кровь” (1982), впервые показанный в СССР в эпоху перестройки и мгновенно снискавший популярность. Даже те, кто не смотрел фильма, так или иначе наслышаны о нем и потому понимают смысл слова Рэмбо, употребляемого в нарицательном значении. Идея фильма – история ветерана вьетнамской войны, которого преследует государственная машина, – и его антивоенный пафос отошли на второй план, в культурное сознание россиян фильм вошел прежде всего как история супергероя, этакого современного Ильи Муромца, который в одиночку побеждает множество вооруженных врагов. И это представление отразилось в употреблении слова Рэмбо – в прессе и художественной литературе.
С появлением кино и телевидения языки обрели новый канал обмена заимствованиями. Кинематограф с самого начала своего существования, еще до того, как он стал звуковым, стал активным проводником межкультурных взаимодействий. Уже немой кинематограф оставил в языке кое-какие следы. Так, слово голем в значении “искусственно созданного монстра” – наследие серии немых фильмов ужасов, снятых в Германии между 1915 и 1920 г. Средневековая еврейская легенда о глиняном человеке получила известность у широкой публики благодаря кино. (Эрудиты вспомнят роман Густава Майринка “Голем”, но его сюжет имеет довольно мало отношения к изготовлению искусственных монстров.) И все-таки настоящее влияние кинематографа на язык начинается тогда, когда на экраны приходит звучащая речь.
Мы называем удалого бойца рэмбо или даже терминатором, хотя еще каких-то тридцать лет назад слово терминатор в русском языке употреблялось лишь астрономами и имело одно значение – “граница дневных и ночных температур на планете”. Археолог, разгневанный грабительскими раскопками кургана, может ругнуться именем Индианы Джонса или Лары Крофт – пусть эти имена еще не стали нарицательными, но смысл высказывания будет понятен значительной части аудитории. Французский кинематограф 60-х подарил нам слово Фантомас (как шутливое прозвище лысых)[198] и даже фантомасы (как обозначение таинственных личностей):
А еще здесь есть коллекция оружия, оставленного на месте громких преступлений. Например, самодельный автомат братьев Толстопятовых, знаменитых серийных грабителей, прозванных в народе “фантомасами”[199].
Черную гущу мажут на все тело, прямо поверх купальника, даже на лицо и волосы! И гуляют по пляжу сплошные фантомасы[200].
Кинематограф дарит нашей речи не только имена персонажей. Например, у давно известного в русском языке слова матрица после выхода одноименного культового фильма братьев Вачовски (1999) появилось новое значение – “искусственно навязанной иллюзии, которая держит человека в плену”:
Поскольку сами его персонажи слишком нуждаются в подтверждении своего всемогущества. Иначе как еще доказать себе и другим, что твой Олимп – настоящий, а ты – не симулякр, призванный всего лишь поддерживать функционирование “Матрицы” и не имеющий ровным счетом никакой возможности конвертировать свои виртуальные капиталы в сколько-нибудь реальную власть? Впрочем, если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят, а “матричность” происходящего вовсе не отрицает наличие обладателей действительно больших денег, заинтересованных в том, чтобы это шоу не только началось, но и продолжалось. Вот и в истории с Полонским обращает на себя внимание, что случилась она незадолго до рассмотрения Вестминстерским магистратским судом Лондона дела об экстрадиции другого набедокурившего российского бизнесмена – Владимира Антонова, которого власти Литвы обвиняют в крахе крупнейшего местного банка Snoras[201].
В российском футболе бесконечно мало естественности, природной натуральности. Куда большая часть – пресловутая матрица, цикличная игра, в которую никак не могут наиграться олигархи и правительство[202].
Что касается интернета, то запрос “выйти из матрицы” выдает тысячи результатов – от психологических тренингов до политической публицистики. Вот, к примеру, образец из бизнес-сферы:
Тогда это был очень рискованный шаг. После десяти лет работы в крупных корпорациях “выйти из матрицы”, с руководящей позиции, с хорошим окладом без подготовки и подушек безопасности. Была только решимость, вера в себя и желание заниматься любимым делом. И мне катастрофически не хватало информации, как сделать этот переход грамотным. Как не разбиться о суровую реальность фриланса[203].
Один из самых курьезных и увлекательных случаев попадания лексики из иностранных фильмов в русскую речь – португальское слово фазенда. Думаю, читатели лет сорока и старше без проблем вспомнят, откуда оно взялось. Конечно, из бразильского телесериала “Рабыня Изаура”, пользовавшегося большим успехом в СССР конца 1980-х гг. В истории этого слова необычно буквально все. Во-первых, не так много в русском языке заимствований из португальского. Во-вторых, в телесериале действие происходит в XIX в. и как будто не имеет отношения к совре