[375]. В свое время С.Ю. Сапрыкиным была опубликована золотая пластинка из боспорского города Горгиппии, на которой было вырезано изображение солнечного божества в лучевой короне на колеснице. По мнению С.Ю. Сапрыкина, это местный аналог Митры-Гелиоса, полуиранского синкретического божества, игравшего весьма значительную роль при преемниках Митридата VI Евпатора в царской идеологии Боспора[376]. Вероятно, голова этого божества была вырезана на золотом медальоне из кургана близ хутора Элитного[377]. По-видимому, много черт иранского Митры включал в себя культ «Бога Высочайшего», популярного среди аристократии Боспорского царства в II–III вв. н. э. При раскопках гробницы боспорского царя Рескупорида II (211–228 гг. н. э.) в Пантикапее были найдены две золотые диадемы, на одной из которых – рельефное изображение царя на коне, получающего венок. На другой – сцена увенчания царя венком богиней Никой. По мнению В.Д. Блаватского и Г.А. Кошеленко, оба сюжета связаны с героизацией (обожествлением?) Рескупорида, который, фактически, отождествляется с «Богом Высочайшим» и приобретает черты Победителя и Спасителя[378].
В раннесредневековую эпоху, в том же Пенджикенте, на стене одной из комнат храмового комплекса, была нарисована фигура солнечного божества без панциря, голова которого увенчивалась короной из солнечных лучей[379]. На некоторых монетах парфянского царя Фраата IV (37–4 гг. до н. э.) чеканилось погрудное фронтальное изображение Митры-Гелиоса (или Гелиоса-Митры?) также в лучистой короне[380]. В свете приведенных аналогий следует признать неубедительным мнение А.В. Елешина, заключающееся в том, что Гелиос был введен в новый культ лишь в качестве связки между Аполлоном-Митрой и Гермесом, маркируя астральный апофеоз царя, при котором Регул (царская звезда) сливалась с солнечным божеством[381] (об этом см. далее: Глава 3. § 2). Ведь, как показано выше, солнечные лучи, расходящиеся в сторону от головного убора солнечного божества, ясно указывают на зримое присутствие Гелиоса в божественном образе[382].
В свое время с подачи К. Хуманна и О. Пухштейна, которые одними из первых обстоятельно изучили святилище Нимруд-Дага, господствовала точка зрения, что фигура в зубчатой армянской короне на барельефе Западной террасы изображала Аполлона-Митру-Гелиоса-Гермеса. Исследования американского археолога Дж. Юнга показали, что фигура в персидской тиаре, озаренная солнечным нимбом на барельефе Западной террасы, как раз и являлась изображением означенного синкретического божества[383]. По нашему мнению, это наиболее яркое проявление божественного синкретизма, когда два этнически неоднородных божества сливаются в одно – греко-варварское.
Отдельно стоит остановиться на некоторых элементах костюма обеих фигур. К ним относятся спирально-трубчатые шейные гривны, скрепленные шарнирами, на концах которых – головы львов. Такой тип шейной гривны получил широкое распространение в Передней и Средней Азии, сибирских степях, в Северном Причерноморье в эллинистическое время. Аналогиями шейных гривен обеих фигур барельефа Западной террасы служат подобные украшения из Сибирской коллекции Петра I, датирующиеся последними веками до н. э.[384] Ко II в. до н. э. относятся спирально-трубчатые гривны из кургана близ хутора Элитного на азиатском Боспоре[385]. Начиная с эпохи Фраата II (конец II в. до н. э.) спирально-трубчатые гривны появляются и как элемент костюма царей Парфянского царства, как об этом свидетельствуют монеты. Они изображаются вплоть до конца I в. до н. э., судя по монетам Музы и ее сына Фраатака[386]. Как считает М.И. Артамонов, родина подобных украшений – Малая Азия позднеахеменидского времени, откуда они распространились на обширные территории[387].
Перейдем теперь к описанию головного убора царя и коммагенского божества. На барельефе голова царя увенчана так называемой армянской тиарой (по классификации Дж. Юнга)[388]. Судя по изображениям на древнеармянских монетах, на тиаре Тиграна II Великого в центре изображалась восьмилучевая звезда между двух орлов с обращенными друг к другу головами[389]. На барельефе Западной террасы Нимруд-Дага тиара Антиоха имеет в центре изображение льва, вокруг которого расположены листья виноградной лозы с гроздями ягод; в нижней части тиары изображен ряд шагающих львов меньшего размера, также в обрамлении листьев виноградной лозы. Можно согласиться с мнением К.В. Тревер, что интерпретация изображений на тиарах Тиграна II и Антиоха уводит нас в парфяно-эллинистический мир[390]. По ее убеждению семантика тиары Тиграна II говорит о том, что ее носитель являлся ревностным почитателем культа солнца, солнечного света, выразителем которого был Митра[391]. Совершенно очевидно, что лев на тиаре Антиоха и головы львов на шейных гривнах связаны с культом Митры, поскольку известно, что это животное отождествлялось в митраизме с огненной стихией и в ряде случаев являлось воплощением божества[392]. Лев как символ власти может быть связан и с малоазийско-хеттской традицией[393]. С другой стороны, ряд шагающих львов в нижней части тиары можно сопоставить с изображением львов на персидской ткани, найденной в одном из пазырыкских курганов. Кроме того, такие же львы вытканы на балдахине парадных носилок «царя царей» Дария I на рельефе в «Зале ста колонн» в Персеполе[394]. Так что львы на тиаре, возможно, появились вследствие ахеменидского влияния.
В то же время Аполлон-Митра-Гелиос-Гермес увенчан персидской тиарой (по классификации Дж. Юнга)[395]. Персидская тиара увенчивает и горельефный бюст Митры из раннекушанского Халчаяна[396]. При этом имеется некоторое сходство между тиарой этого божества и башлыком кочевника на парфянских монетах III–II вв. до н. э., выпущенных при правителях Аршаке I, Митридате II и других[397]. Этот же самый башлык имеется и у скульптурной головы синдского или меотского царька IV в. до н. э. из Фанагории (Северное Причерноморье)[398]. Он также является головным убором, увенчивающим гипсовую голову хорезмийского принца или владетеля кушанского времени, найденного при раскопках городища Гяур-Кала[399].
Завершая всесторонний анализ барельефа с Западной террасы Нимруд-Дага, следует обратить внимание на предмет, который держит в левой руке Аполлон-Митра-Гелиос-Гермес. Он напоминает пучки священных прутьев – барсом, которые изображены в руках жрецов (?) на золотых пластинках из Амударьинского клада[400]. Если это так, то это, с одной стороны, подтверждает связь указанного солнечного божества именно с маздеистским культом.
Интересное упоминание о Митре в связи с этим имеется в диалоге писателя-сатирика Лукиана Самосатского «Собрание богов», где говорится о заполнении Олимпа чужеземными богами варваров, среди которых и Митра: …ὁ Μίθρης ἐκεῖνος Μῆδος ὁ τὸν κάνδυν καὶ τίαραν, οὐδὲ ἑλληνίζων τῇ φωνῇ, ἢν προπίῃ τις, ξυνίησι (9): «Этот Митра, мидиец, в кандисе и тиаре, и не говорящий по-гречески, и не понимающий, когда пьют за его здоровье». Эти слова, по сути, иллюстрация к разобранному выше барельефу Западной террасы Нимруд-Дага. Ясно, что в диалоге Лукиана упомянут не Митра мистерий. Лукиан, являющийся уроженцем Самосаты, вполне мог посетить святилище на горе Нимруд-Даг и описать внешний облик Аполлона-Митры-Гелиоса-Гермеса.
Рис. 14. Аполлон-Митра-Гелиос-Гермес. I цокольная площадка святилища в Арсамеи-на-Нимфее (фото автора)
В Арсамеи на реке Нимфей (приток Евфрата), одном из священных центров царского культа Коммагены, царь воздвиг еще один барельеф со сценой рукопожатия между ним и Аполлоном-Митрой-Гелиосом-Гермесом. Он расположен на так называемой цокольной площадке I юго-западной стороны святилища. К сожалению, этот барельеф сохранился очень плохо, уцелела только его правая половина с фигурой божества; от левой дошел лишь обломок с плечом царя[401]. Высота барельефа около 4,5 м, что не является отличительной чертой для остальных коммагенских барельефов[402]. Божество в одеянии, характерном для ахеменидской эпохи – в так называемом «сараписе» – мужской верхней нераспашенной одежде с длинными рукавами[403]. При этом сарапис бога очень длинный, он практически доходит до щиколоток. К деталям костюма относятся шаровары – одежда, весьма распространенная на Ближнем Востоке в парфянскую эпоху, к примеру, в Пальмире[404], и у кочевых завоевателей Бактрии юэчжей, как об этом свидетельствуют изображения на тканях из курганов Ноин-Улы I в. до н. э.