Баронесса Кавана на этом фоне смотрелась куда выгоднее. Породистая, фигуристая, с волнительным декольте. Уже немолодая, но для своих лет очень свежа и аппетитна.
– Сочненькая, – распушил усы Пикси.
– Подбери слюни, – откликнулся Ариф. – Не по тебе ягодка.
– Отстань, старый, не мешай вожделеть.
Тем временем генерал, который не любил долго разглагольствовать, собрался было убывать восвояси, как вдруг обратил внимание на нас.
– Это что за безымянный отряд? – грозно спросил он.
– Это мои панцири, господин генерал, – подала голос Диана.
– Ваши? Так какого черта на них нет вашего герба, магнус?
А мы действительно даже не подумали оборудовать обмундирование глупыми фиалками. Нам хватило насмешек в прошлый раз, после чего мы подальше спрятали вырезанные из чужих панталон цветочки.
А тут вдруг сам генерал обратил на это внимание! Мы разом ощутили себя котятами, пойманными за мокрым делом в хозяйском ботинке. Нас схватили за шкирку, встряхнули и выставили на вид.
– Отсутствие герба – это отсутствие уважение к символам, – начал рычать генерал. – Отсутствие уважение к символам – это отсутствие уважения к власти! Отсутствие уважение к власти – это мятеж!
В его голоса лязгнул топор палача, и мы все неосознанно сглотнули.
– Магнус, вы желаете заявить о мятеже? – его голова, будто прицел осадного орудия, повернулась к Диане.
– Что? Нет, конечно нет!
– Тогда заставьте их уважать ваш герб! Или передайте полномочия тому, кто сможет это сделать!
Диана покорно склонила голову. Ее брат наблюдал за представлением со стороны, насмешливо ухмыляясь.
Генерал коротко отсалютовал и был таков. Следом укатилась бричка с магами.
Разошлись и остальные отряды, лишь мы остались стоять. В наступившей тишине стало слышно, как ветер треплет штандарт.
Молчала графиня. Молчали и мы.
Было ли нам совестливо за то, что генерал отстирал госпожу Фиалку? Честно говоря, нет. Мы больше радовались, что сами избежали его гнева. Да, девчонка попала под горячую руку, но неужели она сама не понимает, насколько глупо смотрится на нашей выжженной боями броне этот ее нелепый цветок? Который, к тому же, стал для нас символом штабной глупости и некомпетентности. Конечно, каждый солдат, если он не новобранец или дезертир, обязан иметь знаки отличия, но как еще нам, обычным ребятам из пехоты, показать свое отношение к происходящему?
Диана нахмурилась. Судя по всему, нас ждала гроза.
Мы с интересом ждали.
Графиня вдруг всхлипнула, окинула нас блестящими от влаги глазами, зло выкрикнула:
– Эх, вы, а еще мужчины!
И пришпорила коня.
Мы со смешанными чувствами проводили ее взглядами.
– Истеричка, – заключил Ариф.
Я сам боюсь женских слез, каждый раз теряюсь и впадаю в ступор. Но вот разжалобить меня достаточно сложно, наверное, зачерствел за годы службы.
– А я себя неловко чувствую, – признался Руни. – Прямо вот стыдно.
– Стыдно когда в строю обгадился, – отрезал Ариф. – А девка знала куда едет.
– Слушайте сюда! – раздался хриплый рык Мертвеца и все разом заткнулись. – Чтобы завтра у всех был герб! У кого не будет – лично голову оторву, ясно?
Мы зашумели, кто-то из первой шеренги воскликнул:
– Да гавно это, а не герб…
Капитан спорить не любил, сразу переходил к самым доходчивым аргументам. Пока дерзкий пехотинец подрубленным деревом валился на руки товарищей, Мертвец загавкал:
– Завтра! Цветочек! У всех! Лично проверю! А теперь – нале-ВО! В лагерь, шагом-АРШ!
15е число, Алексий Быстрорукий. День
Дорогу в Логбери я описывать не буду – если вы когда-нибудь путешествовали сквозь земли Срединной Лисовии, то вам хорошо известны эти бесконечные холмы, редкие рыжие леса, мелкие озера и пыльные обочины с не менее пыльными зеваками. Если же нет, то, поверьте, вы ровным счетом ничего не потеряли, более унылую и однообразную местность надо еще поискать.
Единственное, скажу, что несостоятельность графини как руководителя заставила нас напрягаться чуть больше положенного. Мы последними, и хорошо если вообще, узнавали о пополнении запасов провианта, на привалах над доставались самые худшие места, до нас последними доходили все приказы и новости. Мы, конечно, со своей стороны исправляли ситуацию, как могли, но будь поход чуть дольше, нам пришлось бы передраться со всеми отрядами в армии. А виной всему Диана, которую никто не воспринимал всерьез. С нами Фиалка явно не справлялась, и, если бы, не маячивший за ней капитан, мы бы, наверное, вовсе перестали ее замечать. В штабе ее тоже не считали ровней, она больше раздражала или вызывала смех. Ее не приглашали на планирование, ее мнение никто не слушал, а во время вечернего глинтвейна графиня сидела в своей палатке, пока остальные рыцари играли в карты и веселились. Будь Диана просто придворной дамой, бесспорно, ей бы оказывались все приличествующие знаки внимания. Но она посмела, хоть и не по собственному желанию, лезть в военное ремесло, а в этой песочнице конкуренцию не терпели.
Завтра мы достигнем вонючего, словно подмышка рыбака, Логбери. А сейчас, наговорившись вдоволь, просто шагаем по дороге, бряцая амуницией и поднимая пыль.
Ах да, забыл сказать – на плечах у нас теперь красуются проклятые цветочки, выведенные под единый трафарет. Что ж, кто-то из обоза недосчитается краски, зато Мертвец, кажется, доволен.
17е, день Кириллы Северного. Утро
Скрывать не стану – нас всех пугает морской переход, пугают безграничные морские дали и крутая волна. Всех – кроме Пикси.
– Да как можно не уметь плавать? – удивленно вопросил сын северного народа. – Там, где вы родились, рек и озер что-ли не было?
– Там, где родился я, был только фонтан с золотыми рыбками, горный ручей и похожий на тебя ишак, что тоже задавал такие дурацкие вопросы, – ответил Ариф.
– Чтобы учиться плавать, это ж в воду надо лезть, – сказал Руни. – Это либо раздеваться донага, либо в одёже мокнуть. Мокнуть глупо, а раздеваться – греховно.
– Тьфу на вас, – махнул рукой Пикси. – А ты, Дикий, тоже не умеешь?
Я кивнул. Одно дело с девками на мелководье плескаться в ночь Сахарной Луны, другое – плавать. Зачем это, для чего? Мне и ногами прекрасно ходится.
– Оболтусы вы, – беззлобно заключил Пикси. – Ну а если кораблекрушение? Тонуть будете? Так ведь сразу на дно уйдете!
Руни, которого при виде холодной морской глади и без того трясло, тихонько охнул.
– А так утопнем уставшими, – фыркнул Ариф. – Ты куды посередь океана плыть собрался? Или мы чего не знаем, и ты способен круглыми сутками на плаву держаться?
– А может и способен, – уперся Пикси.
– Ага, конечно. Если только по причине чрезмерной говнистости, – парировал Ариф.
Весь этот разговор мы вели на пирсе Логбери, усевшись на просоленные бочки. Ударный корпус генерала Лемана запаздывал, и мы вынужденно коротали время в порту, разглядывая корабли и пытаясь добыть местный черный ром.
В своей жизни я ходил под парусами дважды, и оба раза вспоминаю с содроганием. Первый раз случился еще на заре моей службы, когда гильдия торговцев наняла солдат охранять караван, следующий к берегам Каракурта, а второй совсем недавно, и изначально планировался как легкая прогулка через пролив близ Мраморных Зубов.
По дороге на Каракурт нас настиг самый сухой штиль, который только можно придумать, и мы неделю сидели на веслах, падая в обморок от обезвоживания и солнечных ударов. А у Мраморных зубов наш корабль попал в такой ужасный шторм, что по прибытию в место назначения несколько пехотинцев сразу же постриглись в монахи, и даже Ариф, кажется, не сквернословил потом почти месяц. Собственно, тот шторм даже меня сподвиг начать вести этот дневник, когда в темноте трюма я вдруг ясно осознал бренность бытия и свою безвестную скоротечность в истории этого мира. О нет, я не подумал вдруг, что лучше было бы сидеть в теплой отцовской конторке, чем быть здесь, в разваливающейся на части посудине, среди блюющих товарищей. Как я и говорил, я ни о чем в своей жизни не жалею. Но вот оставить после себя хоть какой-то след вдруг очень захотелось. Ведь жалко сгинуть вот так, в пустоту, где даже останков не найдут.
В том трюме я оставил свое первое послание будущим поколениям. Если вдруг кто-то из них осмелиться плыть на том же чертовом баркасе, спустится в трюм и в свете бледной лампы приглядится, то станет обладателем результата моей усидчивой наблюдательности, вырезанного кинжалом на промасленной поверхности бортовых досок.
«Ариф блевал пять раз, Руни – семь, Пикси – два». И подпись – «Дрю Ормандо – молодец».
– Смотрите! – оживился Руни. – Новое мясо!
По широкой лестнице спускалась разношерстная толпа, которую капитаны разбили на четыре группы. Наши выделялись издалека – здоровенные, угрюмые, бритые наголо. Но не все – в глаза бросался бледный конопатый парень, который постоянно улыбался, словно дурачок. За что получил нагоняй от Мертвеца, после чего втянул голову в плечи и больше не отсвечивал.
– Что-то их многовато, – прокомментировал Пикси. – Вроде бы, нас не так сильно покрошило в последней баталии.
– Укрупняемся, – буркнул Ариф. – Чай, не на прогулку идем.
– Интересно, Каркар им сразу всю амуницию выдаст, или как нам выдавал, частями? – вслух размышлял Пикси. – Помните, сколько времени ходили в бой, словно набор «Собери пехотинца»? Кто в наручах, кто в поножах, кто в кирасе?
– Тогда не из-за Каркара всё так случилось, – напомнил я. – Обоз не туда свернул, а мы прямо с дороги в бой пошли. Вот и пришлось воевать кто в чём. И так почти неделю.
– Да? – удивился Пикси. – Значит забыл. А чего мне так на Каркара думать хочется?
– Потому что в его стиле, – ответил я. – Жмот каких поискать.
– Это точно.
Тем временем капитан перестал учить вновь прибывших жизни, указал рукой в сторону казармы и удалился. Новобранцы какое-то время стояли кучкой, осматриваясь, потом тоже разбрелись кто куда.