Мне прилетело копытом в бок, и я повалился на землю, не способный вздохнуть. Проклятое животное вмяло мне кирасу, сломав несколько ребер. Кое как, но я поднялся. К тому моменту рыцарей уже зарубили, но они собрали хороший урожай.
– Стоим! – хрипел Мертвец, у которого куда-то улетел шлем.
Кавалерия начала заходить на вторую атаку.
А я вдруг понял, что мы остались совершенно одни на этом поле боя. Остальные либо бежали, либо были разбиты.
– Эх, так и не выспался сегодня, – посетовал Руни. – Зеваю, аж челюсть сводит.
– На том свете выспишься, – отозвался Ариф. – Недолго уже.
– Цыц, старый, – осек его Пикси. – Я еще помирать не планирую.
– Спорим, что я тебя переживу? – покосился Ариф.
– Спорим! На что?
– А что с тебя сейчас взять-то можно? Броню твою вонючую?
– Сам предложил, сам и придумывай на что.
– Тогда, если на том свете раньше меня окажешься, то с тебя стол с яствами. И пышнотелые гурии.
– А вы разве не в разных местах окажитесь? – спросил Руни. – Вроде, вера то у вас разная.
– Вера разная, а небеса, они для всех одни, – наставительно ответил Ариф. – Слышишь, Пикси? Стол с яствами!
– Да слышал, – махнул Пикси.
– И бабы.
– И бабы. Договорились.
Мы выдержали и вторую атаку кавалерии, хотя фланги нам потрепали. Выстроились в каре, потому как подошла вражеская пехота. Плюясь кровью, приготовились драться.
Но, собственно, это только в бульварных историях последний отряд гибнет долго и величественно. А мы, хоть и королевская тяжелая пехота, но всего-лишь люди.
«Пепельные» вывели арбалетчиков, и те расстреляли нас практически в упор.
Вроде осень, дату не знаю. Вечор
Меня звать Руниберг Баумгартен, я буду вести теперь эти записки. То была последняя просьба Дикого. Так и сказал: Чтобы о нас помнили дети, веди, Руни, эти записки.
Я не знаю, чьи дети и зачем нас должны помнить, но слово Дикому дал. Прочитал что до меня написано. Я так не умею, не могу так много писать. Буду, как получится.
Мы сейчас в плену. Нас разбили почти совсем. Сидим в клетках. Тут жарко. Мало еды и воды. Говорят, завтра начнут страшной казнью казнить. Мне немного страшно.
День не знаю какой
Казнить не начали, это хорошо. Хотя, немного можно было бы, тут очень тесно. Мы тут все сидим, разные. Из тяжелой пехоты немного, только те, кого раненых взяли. Остальных больше, многие сами сдавались. А мы не сдавались, потому нас и мало.
Не знаю какой день, вроде пятница
Видел командиров, тоже в плену, только отдельно. У них палатка, вино и клавесин. По вечерам к ним ходят командиры Серого Царя. Они играют в бочонки и музицируют до ночи. Мы слушаем и хотим кушать. Очень жалко благородных, им приходится глушить горе хорошими напитками и доброй компанией. Ведь они готовились к битве, переживали, планы строили. А тут такая оказия – поражение. Обидно, удар по репутации. Это нам, солдатам, что? Знай себе не умри. А им с такой наковальней на сердце дальше жить приходится. Бедные.
А графиню нашу в ту палатку не зовут. Не ровня, значится. Живет тоже отдельно, страдает тихо. К нам всё ходит, успокаивает. А мы ее.
День. Жара
Сегодня колдунов наших споймали. В пустыне блукали, сами к лагерю вышли. От жажды черные, глаза лютые. И чего, спрашивается, наколдовать себе не могли?
Палатку им не дали. Дали яму и кандалы осиновые. Дед совсем с головой попрощался. Капитан Серых Царей с ним разговаривает, а тот ему на сапог ссыт. И улыбается. Веселый дед.
Ночь. Дождь
Пикси хотел дневник для нужды пристроить. Я не дал. Нужды у нас много, а дневник – один.
Без разницы какой день
Нас всё же будут казнить. Серый Царь за нас что-то потребовал, а наш Король ему отказал. Я Короля понимаю. Ему ведь тяжело на уступки идти, куда тяжелее, чем другим благородным. Он же не только сам унижается, а, считай, все Королевство признает слабаком. Представляю, как ему приходится горе заливать, это ж здоровья не хватит. Там, поди, вино реками льется, а вместо клавесина цельный оркестр с дудками.
Тот же без разницы какой день
Приходил палач, показывал всякие свои штучки. Казни нас ждут страшные и лютые, чтобы другим поучительно было. Оно и понятно, как еще-то? Палача жалко, столько работы впереди. Это нам-то что? Покричал и помер. А палачу надо чтобы всё как надо получилось, чтобы кричали подольше, да померли не сразу. Потом еще убирать всё это. Бедный. А мужик хороший, по глазам видно.
Последний день. Но пока ночь
Сегодня на заре нас начнут казнить. Должен был прибыть королевский посланник, но не прибыл. Приходила графиня, плакала горько, молилась за нас. Хорошее она все же девица, прям жалко ее.
Вот и утро
Прощайте. Дописываю торопливо. За нами пришли. Жизнь за Корону! Слава тяжелой пехоте!
Неожиданный полдень
Прибыл королевский посланник и нас успели казнить совсем немного. Король согласился оставить Мирталис и обменять нас на солдат Серого Царя. Он потеряет город, но сохранит часть армии. Как по мне, хорошая сделка.
Пока ждали новостей, я читал записки вслух. Ариф сказал, что я плохо пишу, неправильно. Сказал, что из-за написанного можно подумать, будто Дикий помер.
Но это не так! Поначалу мы думали, что он помер, уж сильно ранен был, но он не помер. А значит, остался живой.
Завтра мы идем домой. Если Дикий переживет пустыню и море, то будет жить дальше. Тогда отдам ему эти записки. Устал от них. Не знаю что еще писать еще.
День не знаю. Плывем домой
Море. Солнце. Корабли. Мы поймали краба.
Вечер. Луна
Жизнь за Корону! Слава тяжелой пехоте!
Ночь
Вот бы на сиськи бабские посмотреть.
8е число, канун Вишневого Грога. Вечер после ужина
Дорогой читатель, прошу простить мое длительно отсутствие. И хочу поблагодарить Руни за посильную помощь в освещении событий, последующих после нашего поражения при Ней Алирге.
Как вы уже поняли, был я тяжело ранен. С арбалетными болтами шутки не шутят, а я их принял на грудь две штуки разом. Я еще в атаку пошел, но получил добавку в бедро и в голову, что меня окончательно подкосило. Так и остался лежать на песке, харкая кровью и медленно отходя в мир иной. Не различал ни дня, ни ночи. В какой-то момент даже решил, что черти, наконец, затащили меня в ад, где вертят на раскаленных шампурах и засыпают в череп угли.
Долго лежал, несколько дней. А потом «пепельные» отправили наших, кто в плену был, трупы разгребать. И, надо же такому произойти, именно Ариф и Руни на меня наткнулись. «Пепельные» меня добить порывались, да наши стеной встали. Чудом уговорили к себе отнести. «Пепельные», наверное, подумали, что я и так не жилец, так какая разница, где помру?
Как с меня броню снимали, как болты вытаскивали не помню, да оно и к лучшему. Перетянули, чем было, почистили, как смогли. А дальше уж мою судьбу богам вверили, из лечения были лишь грязь прохладная, да жеванный кактус.
Лихорадило меня хорошо, даже дважды капеллана для отпевания приглашали. Но, видимо, у богов ко мне пока вопросов не было, к себе не призвали. С хрипами и скрежетом зубовным, выкарабкался. Стал вполовину худее, аж ребра торчат, левого глаза лишился, дышу как канарейка, через раз. Правая рука плохо слушается, да на правую же ногу хром. Не солдат, а так, собранный из юродивых гомункул.
Так что же произошло с нашим походом? Как я понимаю, кто-то очень сильно просчитался с разведкой. Или что-то перепутали, или вообще имел место злой умысел. Но даже ослу понятно, что нас ждали. И вместо небольшого гарнизона мы встретили аж две армии «пепельных», выдвинувшихся в сторону побережья. Нас разбили наголову, не оставив ни единого шанса. Выжили малые крохи, а, к примеру, наемников и вовсе вырезали до единого. Даже ставку потрепали, хотя, обычно, командование предпочитают брать в плен без лишней крови. Генерала Фореля, что лично пытался собрать разбегающихся солдат, и до последнего отбивался от вражеских рыцарей, контузили тупым концом копья. Фиалку ранили в плечо, когда она пыталась пробиться к нам.
А что же мы? Тяжелая пехота, как я уже говорил, умирает долго и неохотно. И дело не только в нашем упрямстве, сколько в добротных доспехах, которые многим, в том числе и мне, спасли жизнь. Но даже с ними от отряда осталось меньше половины, часть из которых никогда не смогут вернуться в строй. Остальные – кто ранен, кто контужен, кто поломан.
Знаете, у меня тут было время обдумать случившееся. И вот какая мысль пришла в голову.
Да, безусловно, к нашему приходу успели подготовиться, но невозможно быстро и незаметно перекинуть две полнокровные армии в одно место за столь короткий срок. И это может означать, что войска «пепельных» вышли в порт еще задолго до, как мы его захватили. Потом им донесли о вторжении, и они действовали по мере развития событий.
Но изначально их целью мог быть Мирталис. Зачем войскам в полном составе следовать в порт? И всю ли армию «пепельных» мы видели?
А почему нас, кстати, не добили? К чему этот широкий жест с освобождением? Пресловутое благородство победителя? Или желание унизить Короля, которому возвращают нас, словно докучливому ребенку его игрушки?
Вопросы, сплошные вопросы. Будто без них не о чем беспокоиться.
Сейчас я выбрался на палубу посмотреть на закат. Уже завтра мы будем в Логбери. И чем ближе родной берег, тем более тяжелые мысли меня одолевают. Ведь, такого, как я, вряд ли поставят в строй. Да я и сам сейчас не сдюжу, еще слишком слаб. Мне бы отлежаться, набраться сил. Глаз, конечно, новый не отрастет, но вполне может пройти хромота, окрепнуть рука.
На то ответ дадут штабные хирурги, к которым придется обратиться по прибытию в казарму. Они меня осмотрят, и либо назначат лечение, либо укажут на ворота.