Воспользовавшись неразберихой, «пепельные» пошли в атаку. С неба обрушились стрелки на огромных летучих мышах, из леса выскочили рубаки с топорами и воины с зазубренными копьями. Раздвигая деревья, вышел укутанный в балахон титан, навершие его посоха светилось ядовито-желтым. Он сделал жест – и часть наших солдат растаяли в воздухе, словно были сделаны из мягкого воска.
Я чудом не отдал концы на той переправе. Поначалу меня чуть не раздавил перепуганный конь, потом рядом рухнул громадный валун, выбив землю из-под ног. Я упал в воду и меня потащило вниз по течению. Спасибо, кто-то из наших вытащил за рукав. Стрелы пробили вещевой мешок, звякая о металл, одна хорошо поцарапала бок.
Неся потери, мы отступили обратно на свой берег. Нас прикрывали лучники, бомбарды и колдун, но всё же многие остались на той переправе. Легкую пехоту положили почти всю, сильно потрепали всадников. Кого-то унесла река, кого-то разбило о камни, кого-то унесли летучие твари.
Преследовать «пепельные» нас не стали, ограничились выстрелами вдогонку.
Как сказал Мертвец, счет противостояния сравнялся и теперь топор вновь на нашей стороне. А пока мы двигаемся на север, где в нескольких днях пути есть еще одна переправа, удерживаемая нашими войсками.
14 число, день Афелии Плодовой. Полдень
Бальварон, славный город пышногрудых девиц и наливных яблок. Отрада для души и тела усталого ветерана. Здесь нас встретили как освободителей, что отогнали ненавистного врага от самых стен и не дали разрушить, пограбить и надругаться. Сделали это, правда, не мы, а солдаты генерала Фогеля, который, несмотря на всю опалу, вновь был привлечен на службу и вновь доказал, что умеет неплохо воевать. В тот день, когда мы пятились от переправы, его армия нанесла неожиданный удар по войску «пепельных», осадивших Бальварон. Опрокинула, развеяла, прогнала прочь и осталась пировать в многочисленных сидрериях гостеприимного города. К этому празднику присоединились и мы, пыльные, уставшие, но весьма обрадованные открывшимися перспективами.
Если вы когда-нибудь бывали в этих местах, то наверняка помните уютные улочки с аккуратными домиками, зелень, сквозь которую пробивается ласковое солнце, и пьянящий аромат яблок, свисающих золотыми шарами до земли. В каждом втором дворе варят сидр, в каждом первом – пастилу и мармелад. Улыбчивые девицы с лисьими глазами очень рады приютить солдата, а усатые лавочники охотно сделают скидку на любой товар.
В один из трех отведенных для отдыха дней мы собрались с парнями в кабаке на главной площади, заняв стол под большим травяным зонтом. Бродячие артисты разыгрывали какую-то комедийную сценку, рядом приплясывали менестрели с дудками и арфами. Шустрые поварята разносили подносы с едой, дамы с кувшинами заботливо подливали хмельное в опустевшие кружки.
– Я в раю, – протянул разомлевший Руни. – Я хочу остаться здесь навсегда.
– Если ты в раю – значит ты сдох, – откликнулся Ариф.
– Да и ладно, – не стал возражать Руни, жмурясь, словно кот. – Главное, что мне хорошо.
– Не может быть человеку постоянно хорошо, – вновь не согласился Ариф. – Человек – скотина страдательная, без мучений и лишений превращается в сытую овцу.
– Что плохого в сытой овце?
– Сытую овцу все хотят остричь и на вертел насадить. Или утащить в лес и там растерзать. Или на шкуру пустить. Или выкрасть из родительского дворца и отдать в солдаты.
– Чего? – не понял Руни.
– В общем, сытая овца никому не нравится, – подвел итог Ариф. – Ее всяк обидеть норовит.
– Лучше быть худой и паршивой, что ли?
– И с клыками, – поддакнул Ариф. – Еще с когтями и толпой.
– Какая странная овца, – подал голос Пикси. – Лучше подскажите, как это есть?
Пикси сидел перед столом, заставленным маленькими пиалками и тарелками. В каждой лежало что-то внешне съедобное, из каждой тянуло ароматным паром – и всё вместе это называлось «Перепелка по-бальваронски», гордость местной кухни.
– Это ж еда, – хмыкнул Ариф. – Бери да ешь.
– С чего начинать-то? – развел руками Пикси. – Тут какой-то порядок должен быть, что во что класть, что с чем смешивать?
– В животе все равно смешается, – отмахнулся Руни. – К чему эти условности?
– Эх, овца ты сытая, – парировал Пикси. – У тебя всё просто. А я тощая, пытливая овца, я понять хочу.
– Если ты тощая овца, то я… То я… – Руни пытался придумать что-то оригинальное, но не смог.
– Видишь, – заметил Ариф. – Уже тупеешь.
Руни отмахнулся, подставляя кружку под льющуюся струю яблочного сидра.
Я разглядывал людей на площади, отпустив из головы все мысли. Увидел Фиалку и Мертвеца, прогуливающихся вдоль домов и ведущих неторопливую беседу. Капитан улыбался, что случалось крайне редко и обычно предвосхищало решающий выпад в поединке. Однако сейчас он явно не готовился убивать графиню, а просто улыбался как обычный человек, решивший выразить свои обычные эмоции.
Это выглядело одновременно и пугающим, и милым.
Фиалка тоже в ответ улыбалась, ее глаза поблескивали, а рукава их рубашек соприкасались чаще, чем положено по этикету между командиром и подчиненным.
– Друзья, – вновь заговорил Руни. – Вам порой не кажется, что всё это как-то не по-настоящему?
– Ты что имеешь в виду? – спросил Ариф.
– Ну вот нашу жизнь в целом, – махнул бокалом Руни. – Мы вот живем, сражаемся, пьем вино, а на самом деле ничего этого нет, и все это – лишь чей-то сон, фантазия?
– Эк тебя с сидра вштырило, – заметил из-за стола Пикси.
– Это кто ж такой фантазер? – хмыкнул Ариф.
– Ну, не знаю. Боги, колдуны. Или вон, Дикий.
Они уставились на меня.
– А чего? – улыбнулся Руни. – Вон, сидит, молчит, улыбается загадочно.
– Что-то хреново у него с фантазией, – сказал Ариф. – Каждую неделю какая-то жопа случается.
– Вот такой я затейник, – ответил я. – А вообще, какая разница, фантазия это или нет? Будь счастлив там, где хорошо, остальное не важно.
– Надо уезжать из этого города, – буркнул Ариф. – Нас начинает пожирать философское болото.
Мимо нас прошагала процессия из интенданта Каркара, Филиппа и еще пары новобранцев. За ними небольшой ушастый ослик тянул телегу с винными бочонками, парни тащили мешки с хлебом, вязанки колбасы и вяленого мяса.
– Я от штабных слышал, что большая битва намечается, – как бы между делом сказал Руни. – Вроде как решающее сражение.
– От штабных – это от кого? – спросил Пикси.
– Григор, картограф. Знаешь его?
– Худой такой? С прической «под горшок»?
– Да.
– Вроде, толковый парень.
– Толковый, – согласился Руни. – Почем зря болтать не будет. Так вот, он сказал, что король повелел всем войскам собираться в долине Анде-Сидор. Сказал, что готовится генеральное сражение.
– Многое он знает, – буркнул Ариф. – Писака штабной.
– Ну, вроде в том направлении движемся, – заметил Пикси.
– Да так и есть! – воскликнул Руни. – Я еще потом с одним оруженосцем общался, тот тоже сказал, что его рыцарь про Анде-Сидор говорил. Велел начистить доспехи и плюмаж обновить.
– Кому чего, – вновь буркнул Ариф. – Кому плюмаж красивый, а кому не развалиться бы по пути.
– Хватит ворчать, старый, – сказал Пикси. – На тебе еще пахать можно.
– Да, давайте, прикопайте меня еще, – проскрипел Ариф.
– Ты чего не в духе? – спросил Пикси. – Прям желчью изошел.
– Не в духе, – откликнулся Ариф. – Мне скучно.
Пикси не нашелся что ответить, вернулся к трапезе. Но через десять минут тяжело откинулся от стола, зычно рыгнул.
– Фух, – прокомментировал он. – Объелся. Главное, вроде всего понемногу, а всё такое сытное.
– Ну и как тебе блюдо? – спросил Руни.
– Ну, не скажу, что всё понравилось, но, в целом, задумка интересная. Вроде как тебе не сразу готовую перепелку приносят, а вот какие-то специи, жир, травы, вот палочки эти хрустящие, бульончик – собирай сам, ешь в той последовательности, в какой хочется. Интересный опыт. Но, конечно, порции большие, всё доесть не смог.
– А зачем ты мыльное сало надкусил? – спросил Руни.
– Чего? – не понял Пикси.
– Вон у тебя на подносе, такой белый шарик.
– Этот?
– Да. Это мыльное сало, чтобы руки натереть перед едой, чтобы от перца не чесались. Здесь еще вода такая была, с цветочками, чтобы потом всё это смыть. И палочки из зеленых ростков, чтобы потом зубы почистить.
Пикси молча багровел, обводя взглядом пустые миски. Потом спросил деревянным голосом:
– Так а какого черта ты молчал? Ты же видел как я ем.
– Ну, я думал тебе так нравится, – пожал плечами Руни.
– Что нравится? Мыло жевать?
Руни вновь пожал плечами. Ариф начал тихонько похрюкивать, давясь от смеха.
– Откуда я вообще должен знать, что это мыло? – заводился Пикси. – Какого хрена у них мыло на мыло не похоже?
– Бальваронская кухня, – развел руками Руни. – Такие традиции.
– Я тебе задушу!
Ариф хохотал от души, Пикси пытался убить Руни, а я сидел, попивая легкий сидр из легкой деревянной кружки.
И мне было хорошо.
17е число, канун праздника Кривого Колеса. После обеда
Три дня в Бальвароне пролетели словно еретик со стены, и вот мы снова готовимся в поход. Ближе к полудню Зыря протрубил построение, и мы, оставив сборы, торопливо вытянулись шеренгами.
Появилась Фиалка в компании двух бородатых цеховиков, за которыми лошади тянули две груженые повозки. Мы вытянули шеи, будто гуси, пытаясь разглядеть содержимое. Мертвец даже цыкнул, призывая к тишине.
Фиалка спрыгнула с коня – довольная, сияющая – поприветствовала нас. Мы хором прорычали в ответ. Графиня кивнула, подошла к ближайшей повозке, сбросила с неё покрывало и достала… Я даже не сразу понял что, а приглядевшись, удивился.
Она достала арбалет. Небольшой, простенький, деревянный.
– Мои панцири! – обратилась девушка. – Вы очень хорошо сражаетесь, и я горжусь, что являюсь вашим магнусом.