Каждый вечер мама зажигала на столе две свечи и давала ему с собой штормовой фонарь. Папа говорил для порядка:
– Только не устраивай пожар в ельнике и не забывай гасить фонарь перед сном.
Вечно одно и то же. Они так ничего и не поняли.
Муми-тролль прислушался к новому ветру и подумал: «Луна на исходе. Морская лошадка придет не скоро».
Для него это было скорее облегчение, чем разочарование. Ему только хотелось представлять себе их приятную встречу и красивые слова, вспоминать, как она хороша… И теперь ему не надо больше сердиться на Морру. Она может смотреть на фонарь сколько ей вздумается. Муми-тролль говорил себе, что спускался по ночам на песчаную отмель из практических соображений – чтобы помешать Морре подниматься к маяку и замораживать мамины розы. Чтобы семья не увидела ее. И наконец, для того, чтобы не слушать ее вой. Только и всего.
Каждую ночь Муми-тролль ставил зажженный фонарь на песок и стоял, ожидая, покуда Морра вдоволь наглядится на огонь.
Она устроила из этого целую церемонию. Недолго поглядев на фонарь, она начинала петь. Вернее, она думала, что поет. Это было какое-то вытье – тонкий пронзительный вой, который проникал повсюду, казалось, он звучит прямо в голове и в животе. Одновременно она медленно и тяжело раскачивалась взад-вперед и размахивала юбками, похожими на сухие морщинистые крылья летучей мыши. Морра танцевала! А остров волновался все сильнее. Деревья шептались и дрожали, по воронике волнами пробегала дрожь. Дикий овес на берегу шелестел и стлался по земле, пытаясь вырваться с корнями и улететь. И как раз в эту ночь Муми-тролль увидел кое-что, испугавшее его.
Начал двигаться песок. Муми-тролль отчетливо увидел: песок двинулся с того места, где сидела Морра. Он струился и как-то пугливо сверкал, высыпаясь из-под ее лап, топтавших землю и превращавших ее в лед.
Тогда Муми-тролль схватил фонарь и бросился сломя голову в свою чащобу через запасной ход. Он нырнул в спальный мешок, застегнул молнию и попытался уснуть. Но как ни старался зажмуривать глаза, он видел песок, упрямо ползущий к воде.
На следующий день мама вырыла четыре куста дикого шиповника из твердого песчаного грунта. Эти кусты с пугающим усердием пустили извилистые корни между камнями и услужливо расстелили ковром свои листья.
Мама считала, что алый шиповник на фоне серых скал – изумительно красиво, но в ее коричневом садике он, пожалуй, выглядел как-то не так. Кусты стояли, вытянувшись в ряд, и вид у них был тревожный. Мама подсыпала им по горсточке земли, привезенной из дома, полила их и села, чтобы побыть с ними немного.
И тут примчался, тяжело топая, папа. Глаза у него потемнели от волнения.
– Черное Око! – крикнул он. – Оно дышит! Идем скорее, сама увидишь!
Он повернулся и побежал, а мама вскочила и побежала за ним, ничего не понимая.
Но папа был прав. Темная поверхность воды медленно поднималась и опускалась, словно глубоко вздыхая. Око дышало!
Малышка Мю бегом спустилась с холма.
– Ясное дело, – сказала она. – Так оно и есть. Остров ожил! Я давно этого ждала.
– Не болтай ерунды, – ответил папа. – Остров не может ожить. Вот море – живое…
Он помолчал и обеими лапами обхватил голову.
– Что с тобой? – с тревогой спросила мама.
– Сам не знаю, – ответил папа. – Я еще не решил точно… У меня была одна мысль, но она ускользнула от меня.
Он взял тетрадь в клеенчатой обложке и, наморщив лоб, пошел вверх по склону.
Мама неодобрительно взглянула на Черное Око.
– Я думаю, что теперь самое время совершить приятную, обстоятельную прогулку. С корзиной провизии для пикника.
Она направилась прямиком к маяку, чтобы подготовиться.
Мама уложила все, что нужно для пикника, отворила окно и ударила в гонг. Она стояла и смотрела, как все спешили к ней, и вовсе не испытывала угрызений совести, хотя и знала: удар гонга на острове означал сигнал тревоги.
Папа и Муми-тролль, похожие на большие груши, стояли внизу, задрав мордочки.
Мама уперлась лапами в подоконник и выглянула в окно.
– Не волнуйтесь! – весело крикнула она. – Пожара нет. Просто мы сейчас же отправимся на прогулку и устроим пикник.
– На прогулку? – воскликнул папа. – Как ты можешь?..
– Нам грозит беда! – крикнула мама. – Если мы сейчас же не отправимся на прогулку, нам всем будет плохо!
И они отправились на морскую прогулку. Вся семья с большим трудом вытащила «Приключение» из Черного Ока. Они поплыли навстречу ветру и непогоде к самому большому скалистому островку на северо-западе и, дрожа, расположились на мокрых камнях. Мама соорудила плиту между камней и стала варить кофе, как это делали все женщины в старые времена. На каждый угол скатерти положили по камню, поставили масленку с крышкой, кружки, вынули купальные халаты, пестрые, как яркие цветы на скалах, и, конечно, зонт от солнца. Когда кофе был готов, стал моросить дождь.
Мама была в отличном настроении, она все время болтала о всяких будничных пустяках, рылась в корзинке, приготовляла бутерброды. В первый раз она захватила с собой сумочку.
Островок, на который они приплыли, был маленький и совершенно голый, без единой травинки, даже водоросли и плавник соскальзывали с него, это была просто серая скала, торчавшая из воды.
Когда они сидели там и пили кофе, у них вдруг возникло такое чувство, будто все наладилось. Они начали говорить обо всем, что приходило им в голову, но только не о море и только не о Долине муми-троллей.
Отсюда остров с огромным маяком, серый от дождя, далекий, как тень, казался чужим.
После кофепития мама вымыла кружки и сложила все обратно в корзину. Папа спустился к воде и понюхал ветер, а потом сказал:
– Думаю, пора нам домой, пока он не усилился.
Он всегда так говорил во время морских прогулок. Они сели в лодку, малышка Мю примостилась на носу. Возвращались они с попутным ветром.
«Приключение» вытащили на берег.
Вернувшись домой, они почувствовали, что остров как-то изменился, хотя и не поняли, в чем заключается эта перемена, и не сказали друг другу об этом ни слова. Видно, это было потому, что они отсюда ненадолго уехали, а после вернулись. Они прошли прямо на маяк. В этот вечер они разгадывали головоломки, а папа прибил возле плиты маленькую полку.
Эта прогулка была, наверное, полезна для семьи, но мама загрустила. Ночью ей приснилось, что они поплыли на остров хатифнаттов у родного берега, теплый, приветливый летний остров. Когда она проснулась, ей стало грустно.
После завтрака она сидела за столом и смотрела на ветку жимолости, выросшую из подоконника. От чернильного карандаша остался один огрызок, который был нужен папе, чтобы отмечать крестиками дни в календаре и делать записи в тетради в клеенчатой обложке.
Мама встала, поднялась на чердак и принесла оттуда три мешочка с краской: коричневой для сетей, банку суриковой для лодок, немного черной на саже и две старые кисти.
Потом начала рисовать цветы на стенах. Они получились крупные и яркие, ведь она рисовала большими кистями. Краска для сетей быстро впитывалась в известку и становилась густой и прозрачной. Ах, как это было красиво! Рисовать в сто раз приятнее, чем пилить дрова. На стене распускался один цветок за другим: розы, ноготки, маргаритки, пионы… Маме было почти страшно, что она умела так красиво рисовать. Внизу, у пола, она нарисовала высокую, колышущуюся под ветром траву. Ей хотелось вверху нарисовать солнце, но у нее не было желтой краски. Пришлось от этой мысли отказаться.
Когда семья пришла обедать, мама даже не успела еще затопить плиту. Она стояла на ящике и рисовала маленькую коричневую пчелу с зелеными глазами.
– Мама! – воскликнул Муми-тролль.
– Ну как? – спросила мама, осторожно дорисовывая второй глаз пчелы.
Кисть была слишком велика, необходимо было смастерить новую. Ну да в крайнем случае можно было сделать из пчелы птицу.
– Похоже, – заметил папа. – Я узнал все эти цветы. Вот это – роза.
– Нет, – обиженно сказала мама, – это пион. Тот самый, красный, что рос у крылечка.
– Можно мне нарисовать ежа? – крикнула малышка Мю.
Но мама покачала головой.
– Нет, это моя работа. Но я нарисую ежа, если ты будешь хорошо себя вести.
За обедом все были в прекрасном настроении.
– Одолжи мне немного красной краски, – попросил папа, – прежде чем уровень воды поднимется, я нарисую на маячном холме нижнюю ватерлинию, чтобы серьезно изучить этот вопрос. Понимаешь, я хочу понять, есть ли у моря какая-то закономерность или нет… Это очень важно.
– Много материала ты собрал? – спросила мама.
– Массу. Но для того чтобы начать писать диссертацию, придется собрать еще столько же. – Папа склонился над столом и доверительно сказал: – Я хочу знать, коварно ли море на самом деле, или оно вынуждено подчиняться.
– Кому? – спросил Муми-тролль, вытаращив глаза.
Но папа замялся и принялся усердно есть суп.
– Ну… определенным законам, – ответил он.
После обеда мама налила ему в чашку немного красной краски, и он отправился рисовать нижнюю ватерлинию.
Осиновая роща покраснела, а на прогалинке лежал желтый ковер березовых листьев. Красная и желтая листва летела над морем вместе с зюйд-вестом.
Муми-тролль закрасил с трех сторон стекло фонаря черной краской – так поступают злодеи, пускаясь в опасные приключения. Он обошел вокруг маяка, смотревшего на него пустыми глазами. Снова наступил вечер, и остров проснулся. Муми-тролль чувствовал, как он ворочается. Над мысами кричали чайки.
«Ничего не поделаешь, – подумал Муми-тролль. – Если бы папа знал, он понял бы. Но я не хочу видеть, как песок опять поползет сегодня ночью. Пойду лучше на восточный мыс».
Муми-тролль сел на камень, направил фонарь в сторону моря и стал ждать. На остров спустилась тьма, но Морра не появилась.
А малышка Мю увидела и его, и Морру. Морра сидела и ждала на песчаной отмели.