Менять комнату нашу надо, но смешно, что ты предлагаешь временно переехать в мамину. Неужели ты забыл, что мамина комната еще хуже нашей, тем более, что там несколько лет никто регулярно не живет, там так сыро — жутко.
Вот пока все то, чем я живу. Со здоровьем у меня — все благополучно, не волнуйся. Ждем тебя скорее домой. А пока пришли обещанное.
Большой привет всем, всем, кого я знаю.
Целую крепко.
Твоя Лика.
Не кори меня за излишнюю критичность по отношению к тебе, это только тебе и нам в пользу.
Решеты, 10.111 — 1946 г.
Лидука, дорогая. Ты заставляешь меня неописуемо волноваться, чем объяснить твое молчание? За все время я получил от тебя лишь одно письмо от 29.1 и все… Что уж я не передумал, какие только кошмары не чудятся мне…
Что-то случилось с тобой или с Мариком, или мамой?
Ликин, любимая моя женушка, после нашего свидания я ожидал, что ты будешь писать мне часто, ведь ты-то знаешь теперь мою жизнь, понимаешь значение каждого письма для меня.
Чем скорее пиши мне.
У меня все по-старому: на той же работе, здоров.
Крепко, крепко обнимаю и целую тебя и сына.
Т. Сема.
Привет всем родным.
Решеты, 14/111 — 1946 г.
Дорогая Лидука! Голову я уж совсем потерял в волнении и догадках о причинах твоего молчания. Казалось бы, что после нашего свидания связь между нами должна была бы упрочиться, ты не должна была бы заставлять меня мучиться в беспокойстве, а оказалось наоборот… Почему? Что случилось?
Не нахожу себе покоя, тревоге моей нет предела, буквально схожу сума, мерещатся всякие ужасы, самые жуткие картины… Не заболела ли ты после дороги, не случилось ли что с тобой, с Мариком, с мамой? Я получил от тебя одно единственное письмо от 29/1, ответил тебе большим письмом, писал еще, а ответа от тебя все нет и нет…
Ради всего святого, Ликин, скорей напиши мне, пришли телеграмму на имя Володи, чтоб я сейчас же мог получить ее, сообщи мне правду о случившемся, ничего не утаивай от меня.
Мне так тяжело стало жить после твоего отъезда, Лидука, если бы ты только знала!.. Твой образ не уходит от меня, тоска по тебе, родной моей и любимой, гнетет меня с неимоверной силой. Ты стала мне родней и ближе в тысячу крат, чем когда-либо раньше. Я переживаю такое чувство, как будто я тебя только что обрел, и ты пленила меня целиком, без остатка. Ты явилась ко мне, несчастному и страдающему, поверженному в прах нищему, как сказочная фея, добрая, мудрая, благородная, любящая!..
Ты совершила великий подвиг во имя нашей святой любви, и нет такой дани, которую я смог бы принести к твоим ногам, моя Лика!
Кто знает, когда кончится мое несчастье? Я все живу надеждами на апрель-май-июнь м-цы этого года. Мне думается, что в ближайшее время меня отпустят, желаемое кажется мне реальностью. 18.11 отправлено мое заявление в Ос. Сов., характеристика хорошая, ходатайство поддержано командованием. Что говорят в Москве по моему вопросу, есть ли какие основания для надежды на скорое освобождение? Спрашивала ли ты, где, обращалась ли ты к кому? В начале апреля я вновь напишу заявление, копию отправлю тебе.
Я живу все так же, на прежней работе, на старом месте. Чувствую себя относительно хорошо, только нервничаю очень из-за неполучения вестей от тебя и родных. Питаюсь я хорошо, за это время истратил больше половины, еще на 2 месяца обеспечен. Нужны мне сейчас: летний костюм (брюки и гамнастерка), тапочки, носки, наволочка подушечная, простыня, зубной порошок.
Посылаю тебе перечень предметов (краски, кисти, карандаши), необходимые нашей культ, — воспит. части. Если сможешь, закупи все это за любые цены, возьми счета на имя ОЛП № 1 Краслага, мне по ним заплатят наличными деньгами, хоть 1000–1500 рублей. Вышли все это посылкой на мое имя и счета вложи в посылку. Кроме того, если можно, достань песенники, ноты для хора и мужского соло (романсы), пьесы с мужскими ролями. Отправь это бандеролью на имя нач. КВЧ ОЛП № 1 Качаловой, приложи и к этому счета, мне заплатят по ним. Во всех этих предметах ощущается здесь острая нужда, не можем развернуть клубной работы. Для меня посылай бандеролями, а лучше посылкой, газеты, журналы и книги — все это мне сослужит большую пользу.
Как обстоит у тебя дело с дачей и огородом на лето? Как сейчас жизнь в Москве? Помогая мне, не отрывай только насущного от себя и сына, ни в коем случае. Как чувствуют себя мама, Самуил? Меня все время не оставляет беспокойство…
Ликин! Что ты предприняла для Марика? Я писал Паше, просил оказать нужную помощь, — оказана ли она? Как сейчас здоровье сына, есть ли улучшение? Еще раз советую значительно сократить его учебу, не переутомлять его занятиями, — потом наверстаем упущенное, лишь бы он здоров был. Шалит ли он как и раньше? Ведь ему нужен полный покой, чтоб попусту не растрачивалась его энергия, необходимая для преодоления болезни. Нужно еще окончательно выяснить происхождение тех случаев с гноем у Марика, и, в случае необходимости, принять меры к лечению.
Но, главное, Ликин, ты должна быть спокойной и не терять самообладания. Береги себя, любимая, ты ведь так нужна и мне, и сыну нашему. Мы еще с тобой молоды, и будет время, когда мы еще используем нашу молодость во всем. Не унывай и не отчаивайся, надо все преодолеть для счастливого нашего будущего. А я еще мечтаю о семье, о будущих наших детях (ведь мы должны еще иметь дочку и еще одного сына, — не так ли, женушка?), скоро, Лика, эти мечты станут действительностью.
Горячо поздравляю тебя, любимая, с днем твоего рождения и с днем рождения нашего сына. Говорить о моих пожеланиях вряд ли нужно, — ими полна моя душа, рвущаяся к вам, моим самым дорогим и любимым. Но, самое главное, пожелание: это, чтоб вы были здоровыми и чтоб этот год оказался для нас счастливым годом восстановления нашей семьи. И мне так хочется, чтоб день 31-го мая — день нашего 15-ти ле-тия — мы были вместе, Лика!
Прими мои горячие пожелания, может быть хоть частица из них осуществится в нынешнем году, и нам улыбнется счастье, и мы с тобой повеселимся и порадуемся по настоящему, как этого заслуживает наша честность, наша любовь.
Пришли мне, Лика, фотокарточки. Мое фотографирование задержалось из-за отсутствия проявителя. При первой возможности пошлю тебе свои карточки.
Бываешь ли ты у сестер и у моей мамы? Паша писала мне в открытке от 4. II, что ты с Мариком были на именинах Ингушки, что Марик был центром всего вечера, — они счастливы вашим посещением.
Ликин, побывай с Мариком у моей мамы, этим ты доставишь ей большую радость.
Каковы сейчас ваши отношения? Сообщения твои и Пашины о вашей встрече меня несказанно обрадовали.
Как здоровье мамы и всех наших родных: Нинзы, Васи, Володи, Морозов? Почему и они ничего не напишут мне?
Передай им всем мой горячий привет и благодарность.
Крепко, крепонько целую тебя
— твой Сема.
Решеты, 22/111 — 46 г.
Дорогая моя Лидука!
Я уже совсем потерял голову. Чем объяснить такое твое молчание? Ведь за все время я получил от тебя только одно письмо от 29.1, а от Паши открытку и бандероль от 4.1 I. Что я могу думать, что предполагать?
Самые ужасные картины рисуются моему воображению, не нахожу себе покоя. Нервы мои отказываются выдержать такое испытание, я становлюсь буквальным «психом», не могу работать, сегодня свалился, заболел, не мог итти на работу.
Неужели ты заболела? Или что случилось с сыном? Или с мамой? Или с моими родными? Но, что бы не случилось, ты должна мне сообщить немедленно. Это лучше молчания, легче неизвестности.
А ведь мы договаривались с тобой, чтоб часто писать друг другу.
Хочу надеяться, что все благополучно. Горячо поздравляю тебя и сынку с днем рождения. Желаю вам, моим любимым, здоровья и счастья на долгие, многие годы.
У меня все по-старому.
Крепко, крепко целую тебя и Марика,
твой Сема.
Привет всем родным.
Решеты, 23.111 — 46 г.
Дорогая моя Лидука! Я уж и не знаю, что случилось у тебя. Что думать, что гадать?
Вопреки нашему уговору, ты совсем не пишешь мне. Со времени твоего отъезда я получил лишь одно письмо от 29.1 и все… Окончательно теряю рассудок, потерял способность спокойно размышлять, волнуюсь чортовски… Ругать тебя я не могу. Слишком сильно обаяние нашей встречи, чувство величайшей любви и глубочайшего уважения к тебе целиком владеет мною. И, конечно, никаким сомнениям и подозрениям нет места в душе моей.
Что же остается для объяснения твоего молчания? Только самые ужасные догадки о чем-то страшном, случившемся у тебя. Не заболела ли ты тяжело? Случилось ли что с мамой? Или с Мариком плохо?
Какие только самые кошмарные картины не встают перед моим больным воображением! Я их гоню от себя всячески, а они все лезут и лезут, как осенние мухи, не давая покоя.
Необходимое внешнее самообладание стоит мне очень больших усилий. А я ведь и без того переживаю тяжелое и тревожное для меня время. Я все время так был уверен в предстоящем окончании нашей разлуки, в скором возвращении моем в общество, в нашу семью, — я ведь только и живу этими мечтами!
А враги вновь начали лязгать оружием у наших ворот, подняли зверино-черчиллевский вой во всех англо-американских подворотнях… Капиталистические собаки хотят загрызть ненавистный им социализм, нашу страну, наш советский народ.
И мучает меня этот вопрос о судьбах нашей Родины, о Вас, моих родных и близких!
И, если стрясется война, и весь наш народ вновь поднимется на борьбу, то где же я буду? Неужели опять мне влачить свое жалкое существование, не имея возможности защищать свой дом, свою семью, Вас, моих родных и любимых? Эти мысли тревожат меня, а к ним примешивается сейчас еще и чувство крайнего беспокойства из-за твоего молчания. Во имя наших отношений немедленно сообщи мне о случившемся, об истинных причинах молчания. Самая плохая и тяжелая правда будет легче для меня неизвестности. А я все же крепко надеюсь и не теряю уверенности в скором освобождении. Жду апреля-мая с замиранием сердца, с трепетом.