Папа, мама, я и Сталин — страница 91 из 131

Вопрос:

Вы арестованы за проведение враждебной работы против Советского государства после отбытия срока наказания. Намерены ли вы следствию рассказать правду, не дожидаясь изобличения?

Ответ:

Я следствию говорю правду. Никакой вражеской работы против Советского государства после отбытия срока наказания не проводил.

Вопрос: Ответ:

Когда и за что вы были арестованы? Третьего декабря 1937 года по 58-7 и 11 РСФСР.

Вопрос: Ответ:

Когда вы были осуждены? В июле 1940 года на 8 лет ИТЛ.

Вопрос:

Где отбывали срок наказания?

Ответ:

Г. Канск, Красноярского края Краслаг.

Вопрос:

Полностью отбыли срок наказания?

Ответ:

Да, полностью.

Вопрос:

Когда освобождены из заключения?

Ответ:

Из заключения я освобожден 12 августа 1946 года.

Вопрос:

Где находится справка об освобождении?

Ответ:

Справка об освобождении из заключения вместе с военным билетом мною сдана в 5 отделение милиции г. Тула для [нрзб.] паспорта.

Вопрос:

После освобождения из заключения какой район вы избрали для постоянного местожительства?

Ответ:

Г. Сталиногорск, Московской обл.

Вопрос:

Почему?

Ответ:

В г. Москве проживают мои родственники, поэтому я хотел проживать недалеко от них.

Вопрос: Ответ:

Только поэтому? Да, других намерений у меня не было.

Вопрос:

Расскажите, где вы проживали и чем занимались после отбытия срока наказания, т. е. с 12 августа 1946 г. по день Вашего ареста?

Ответ:

В конце августа 1946 года прибыл в гор. Москву к своей жене Котопуло Лидии Михайловне проживающей по ул. Петровка дом 26 кв. 50, где прожил до 16.IX —46 года. Проживая в г. Москве я встретил своего родственника (мужа троюродной сестоы) Генерал-майора Владимирова, работающего Начальником Управления МВД по Горьковской области, к которому я обратился с просьбой об устройстве на работу. 16 сентября 1946 года я прибыл в г. Горький, где согласно указания Владимирова меня оформили на работу в качестве начальника Деревообрабатывающего цеха Буреполомского лагеря УИТЛ и К УМВД Горьковской обл. где я работал до 1/VI — 47 г. а с 1./VI — 47 г по 2/II — 48 г работал в том же Лагере Начальником производственной части 1-го отделения.

2 февраля 1948 г я был переведен в г. Арзамас на должность Начальника [нрзб.] ИТЛ № 1 УИТЛК УМВД Горьковской области, где работал до 15/ VII — 47, a 15/VII — 47 оттуда был уволен из-за невозможности дальнейшего использования в связи с моей судимостью.

После этого я прибыл в г. Москву зашел в трест «Масложирстрой» где мне дали назначение в г. Славянск, Сталинской области, на должность Начальника Планового отдела Славянского Стройуправления треста «Масложирстрой», где я работал с 30/IX по 23/ X — 48 г. согласно приказа треста «Масложирстрой» МПП СССР. Я был уволен в связи с судимостью. И прибыл в г. Москву, где обратился с просьбой об устройстве на работу в трест «Трансводстрой» Минтяжстроя СССР. В конце октября 1948 года я получил назначение в Тульское стройуправление треста «Трансводстрой» на должность Начальника отдела снабжения, где работал по день ареста, т. е. до 16/Х.

Вопрос: При устройстве на работу в УИТЛ УМВД Горьковской области Вы рассказали Владимирову о своей судимости по ст. 58-7 и 11 УК?

Ответ: Да, о моей судимости он знает все и подробно, я ему об этом рассказал при нашей встрече 10 сентября 1946 года.

Вопрос: На основании каких документов и где Вы получили паспорт?

Ответ: Таншаевском РО МВД по Горьковской области на основании военного билета и справки Буреломского Лаготделения от 7/11 — 47 года.

Вопрос: Почему в вашем паспорте не указано ограничение по ст. 38–39 положения о паспорте?

Ответ: На этот вопрос я ответа дать не могу, потому что паспорт оформлял Комендант Буреполомского лагеря УИТЛК УМВД Горьковской области [нрзб.] Владимир, почему он не сделал данной отметки, не знаю.

Вопрос: [нрзб.] знал о Вашей судимости?

Ответ: Не знаю.

Вопрос: После того как Вы получили паспорт от [нрзб.] и зная о том, что у Вас в паспорте не указано ограничение на жительство Вы говорили об этом?

Ответ: Нет об этом я ему не говорил.

Вопрос: Значит Вы умышленно скрыли об этом?

Ответ: Нет. Никакого злого умысла у меня не было.

Вопрос: Тогда как же Вас следует понимать, зная о том, что у вас в паспорте не указано ограничение на жительство Вы не сообщили об этом органам милиции?

Ответ: Органам милиции я не сообщил и не собирался сообщать потому что паспорт был получен не лично мной, а комендантом Буреполомского лагеря УИТЛК УМВД Горьковской и для меня совершенно неизвестно почему при выдаче паспорта не была произведена отметка об ограничении

Вопрос: Скрыв об отсутствии в Вашем паспорте отметки об ограничении на жительство Вы нарушили положение о паспортах. Признаете в этом себя виновным?

Ответ: Да, в нарушении положения о паспортах я себя виновным признаю полностью.

Допрос окончен 17/XII — 48 г. в 17-00

Записано правильно, мною прочитано в чем и расписываюсь: С. Шлиндман

Допросил Ст. следов. 1 отд. [нрзб.] УМГБ ТО Ст. л-т Егоров.


Я. Бывает, история раздражает. «Окаянными днями», террором или праздниками в честь удавшегося насилия.

Бывает, история подавляет. Исчезновением гармонии, добра и света.

Ее провалы темнят время, в котором новая, наступающая жизнь оборачивается единственно суетой, бессмысленным существованием. События в момент их свершения как бы изначально теряют свое значение и выглядят совершенно пустыми. Кажется, всё зря. Это первый признак распада.

Мама. В такие периоды не хочется ничего, прежде всего — жить.

Если несправедливости так много и она столь неподвластна влиянию добра, зачем мы вообще являемся на свет божий?.. И почему Бог бросает нас в бездну горя, забывая, что мы, люди, — слабые существа, и нам нужна поддержка в бедах, а не равнодушие?

Отец. Где ты, Бог?.. Православный, иудейский, хоть какой-нибудь!..

Вот я, перешибленный влёт полуинвалид, полусумасшедший, в нищете, в депрессии, лишенный всего и вся, одинокий и голодный, грязный и худой, не знавший секунды счастья, бессемейный бывший красавец, никому не нужный, ни во что больше не верящий — зачем еще дышу?.. Зачем цепляюсь за жизнь?.. Проклятье!

Мне переломали не год, не два… Мне жизнь переломали. Всё, что только возможно, переломали.

Мне переломали семью. Предварительно переломали любовь — единственно крепящую душу зэка силу. Когда меня второй раз взяли, я понял, наконец. Это всё. Другого не будет. История поставила меня у параши. Навечно. То есть навсегда.

Не будет мне уже другой жизни. Век свободы не видать…

История загребла меня своим паршивым веником и кинула на помойку.

Какая же ты сука, история!..

И какой же я дурак, что тебе верил, тебя когда-то приветствовал!

Я. Ты считаешь, тебя предали? Кто?

Отец. Меня предали все.

Я. Не молчи, мама. Ответь ему.

Молчит.

Ты же его мучаешь.

Молчит.

Он же там психовал.

Мать подняла голову.

Мама. А я тут не психовала?

Я. Ты другое дело. Ты жила в Москве — городе, где сотни возможностей, тысячи искушений… А у зэка — воспаленное воображение, ему каждый божий день что-то такое чудится…

Мама. Что?

Я. Ну… этакое.

Мама в этом месте врезалась со своим (ахматовским) комментарием.

Мама.

Мы ни единого удара

Не отклонили от себя.

И знаем, что в оценке поздней

Оправдан будет каждый час…

Но в мире нет людей бесслезней,

Надменнее и проще нас.

Я. Вот тут она была права. Патологическое неумение прощать. Это у нее чисто греческое в крови. Она ведь у меня из Анапы. Бабушка моя, повторяю, русская — Александра Даниловна Губанова, — в далеком 1910 году принесла ребенка 5 апреля от красивого грека по имени Михайло Котопуло, и назвала ту девочку Лидией, и стала расти Лида в безотцовщине, ибо скоро после рождения красивый грек Михайло сгинул навсегда — куда бедному податься от войн и революций? — да в Грецию, куда ж еще?

Там и простыл след моего деда, которого я ни в глаза не видел, ни на фотокарточке.

А мама… что мама?.. Подросла, сделалась красавицей, засмотреться можно!..

И засматривались. Всю жизнь на нее мужчины засматривались, пытались ухаживать, но она всех отшивала…

Мама. Не всех. Только тех, кто лез.

Я. А лезли все. Я помню…

Мама. Ну что ты городишь?.. Что ты помнишь?.. Ты же маленький совсем был.

Я. Чугунова помню… Седова помню… Еще этого… как его, грузина такого… Плоткина.

Мама. Ну какой же Плоткин грузин?

Я. Он был с усами. А все грузины для меня были с усами. Вот я его и считал грузином.

Мама. Все они, да, ухаживали за мной. Помогали. Отец (угрюмо). Что же это была за помощь?

Мама. Седов в сумочку клал деньги. Понимал, что я так не возьму. Чугунов подарки делал, к 8 Марта, на 1 Мая, — духи «Красная Москва» — футляр в виде Кремля.

Я. А генацвале Плоткин?

Мама. Плоткин был богатый дядя. Он мне отрез подарил. Крепдешиновый. На платье.

Отца передернуло.

Отец. И ты… принимала их подарки? Скажи честно!..

Мама. А что ж было делать?.. Они же от сердца, от всей души. Но ни с кем из них я не была близка.

Отец (задиристо, по-ребячьи). И я должен этому верить?

Я. Должен, папа. Мама никогда не врет.

Что правда, то правда. Мама моя обладала этим явным качеством — цельность натуры, которая не умела притворяться. И не терпела, когда это делали другие. Весь мир она безошибочно делила на плохой и хороший.