– Командир. – Нетрезвый Витя открыл заднюю дверь и плюхнулся на сиденье. – Ты куда собрался? Кинуть меня решил, а-а? – Он нагнулся вперёд и, продолжая верещать, обдал Костю и отца парами перегара.
– Ой, мальчики. – В машину загрузилась Оля и снова расхохоталась.
– Ты так не шути больше. – Витя слегка хлопнул по плечу отца. – Давай в центр, на набережную.
Отец ничего не ответил, но заглушил двигатель и демонстративно вытащил ключ зажигания.
– Ты чего встал, алё? – возмущённо спросил пассажир.
– Пока не заплатишь за поездку, никуда не поедем, – тихо, но твёрдо ответил отец.
– Рамсы попутал? – Мужик схватил отца за плечо. – Ты кому тут условия ставишь? Заводи мотор, терпила!
Отец не реагировал. Костя сжался в своём кресле и не шевелился.
– Да ему похрен на тебя! – завопила продавщица Оля.
Мужик рванул отца за плечо, пытаясь развернуть на себя. Тот обернулся и пристально посмотрел ему в глаза. Мужик вдруг запнулся, сник, пару секунд размышлял о чём-то и уже совсем другим тоном спросил:
– Доктор, это вы? Скорая помощь, врач-кардиолог, вы? – Он прищурил один глаз, разглядывая отца.
– Я, – ответил тот и посмотрел на своё плечо, на котором всё ещё лежала рука Виктора.
Витя отдёрнул руку, повернулся к Оле, поднял вверх указательный палец.
– Тупиковая, двенадцать, квартира сто двадцать шесть. Прошлой весной вы к маме моей приезжали. – Мужик, захлёбываясь в словах, пытался возродить в памяти отца минувшие события. – Чеботарёва Антонина Никифоровна, матушка моя. Жива, здорова. Тр-р-р-р! – Мужик сжал кулаки и изобразил дефибриллятор, протрещав губами.
– Это когда линейщики ошиблись с диагнозом, уехали, а у неё инфаркт? – пытаясь вспомнить, спросил отец.
– Да, она умирать стала, и я снова скорую вызвал, – мужик сморщился и начал тереть кулаком глаз.
– Ну, тихо-тихо. Спасли же маму-то? – успокаивающе произнёс отец.
– Вы спасли, – сквозь слёзы прошептал мужик, – а я хамлю, как фраер последний.
– Витёк, ты чего разнылся? – подала голос Оля. – Ты перед кем унижаешься?
– Цыц, курва! – Витёк повернулся к девице и замахнулся. – Заткни пасть, иначе вылетишь отсюда! – Он вытер глаза и начал шарить по карманам.
Вытащив скомканные купюры, не считая, протянул отцу.
– Простите, доктор. Бес попутал. – Мужик приложил правую руку к сердцу, а левой держал деньги, пока отец их не взял. Он разгладил купюры, отсчитал тысячу и остальное протянул обратно мужику:
– Держи, много здесь.
Мужик, не пряча деньги в карман, схватил Олю за руку и поволок из машины.
– Куда вы? В центр не нужно уже? – Отец оглянулся на мужика и махнул, приглашая снова сесть. – Садитесь, довезём.
Они молча сели, и автомобиль тронулся с места. До центра ехали в гробовой тишине, которая изредка прерывалась смешками Ольги и цыканьем на неё Витька.
Через тридцать минут отец остановился у большого кафе-шатра на набережной. Пассажиры молча вышли. Ольга побежала в кафе, а Виктор подошёл к водительской двери. Отец опустил стекло.
– Спасибо, доктор. – Мужик протянул обе руки в салон, взял руку отца с руля и крепко пожал её. – Дай Бог вам здоровья. А ты, пацан… – Он перевёл взгляд на Костю. – Гордись батей своим. Он – человечище! – Мужик опять поднял указательный палец вверх. – А ты сидишь втихаря. За отца в зубы должен бить. – Подумал и добавил: – Вот таким фраерам.
Он ткнул себя пальцем в грудь, подмигнул Косте, приложил руку к сердцу, поклонился отцу и поспешил за Олей.
Отец, быстро вращая ручкой, закрыл окно и обернулся. На заднем сиденье лежали несколько разглаженных купюр.
Глава 3.6
Отец пересчитал заработанные деньги и радостно потряс ими в воздухе.
– Четыре пятьсот! – воскликнул он и посмотрел на Костю. – Ты что смурной такой?
Продолжая сжимать правой рукой нож в кармане куртки, Костя левой вцепился в набалдашник ручки переключения скоростей. Набалдашник был сделан специально для «жигулей», но со знаком «мерседеса».
– Всё хорошо, – попытался улыбнуться Костя, – поедем дальше?
– Слушай, давай перекусим. Устал я что-то. – Отец показал глазами на противоположную сторону улицы, где над коричневой ободранной дверью висела вывеска «Пельменная».
В пельменной лишь две группы работяг, видимо, с соседних строек обедали за стоячими грибами-столиками и одинокий «мастер на заводе», как сразу окрестил его Костя, стоял и рассматривал свой стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью.
«Мастер» был одет достаточно прилично. Серый костюм, купленный лет десять назад, но чистый и выглаженный. Рядом на столе лежала большая зимняя шапка не по погоде, выглядевшая странно.
Костя и отец сразу пошли к раздаче. Отец взял витаминный салат, стакан сметаны и три куска хлеба. Костя положил на свой поднос селёдку под шубой.
На раздаче внушительных размеров розовощёкая повариха спросила про пельмени. Они заказали по полторы порции. Повариха, взяв две тарелки в одну руку, другой выгребла шумовкой из огромной кастрюли нужное количество пельменей.
Поставив первую тарелку на весы, она удовлетворённо хрюкнула. Вес на другой тарелке отличался, но её это удовлетворило, и она поставила тарелки на поднос. Никто не знал, сколько на самом деле весит полторы порции. Всё здесь определяла она – хозяйка раздачи.
– Соуса берёте? – спросила таких же размеров кассирша, когда они подошли к ней со своими подносами.
– Берём, – ответил отец, плеснув себе горчицы из стоявшей рядом тарелки. Костя вопрос проигнорировал.
– Триста восемьдесят, – проговорила тётка, не поднимая головы.
Отец достал из кармана пятисотрублёвую купюру и положил на прибитое к столу металлическое блюдце.
– Сдачи нет, – так же не смотря на него, проговорила кассирша.
– У нас только так, – развёл руками отец.
– Я говорю: сдачи нет! – Кассирша захлопнула ящик кассы и сложила руки на своей мощной груди.
– А почему триста восемьдесят? – Костя чуть отодвинул отца в сторону. – На весах там еле-еле по одной порции набралось. – Он опёрся руками о кассовый стол и медленно проговорил: – Или сейчас вы даёте нам сдачу, или будем перевешивать порции.
Лицо кассирши дёрнулось. Она три раза шумно вздохнула и зло перевела взгляд на отца, надеясь, что у того есть другое мнение. Отец не проронил ни слова. Кассирша открыла ящик кассы, достала сторублёвую купюру и положила на монетницу.
– Следующий! – крикнула она и повернулась к стоявшей за Костей женщине.
Костя сгрёб сотню, отдал её отцу, взял свой поднос и пошёл к дальнему столику.
– Вспомнил я эту мамашу, – весело сказал отец, расставляя на столе свой обед.
– Пап, тебе не нужно заниматься извозом. Это опасно. – Костя взял со стола бутылку разбавленного уксуса и плеснул на пельмени.
– Да всё нормально, – отец беспечно отмахнулся, – хороший парень. Выпил и начал перед девчонкой выпендриваться. А маму вспомнил и видишь как распереживался?
– А если бы он тебя не узнал? Возил бы целый день его бесплатно? А потом кто знает, чем бы это всё закончилось? – Костя нервно жевал пельмени. Ему нужно было подвести разговор к тому, что извоз – крайне рискованное занятие и лучше оставить машину ему.
Отец сделал вид, что не расслышал последней фразы.
– Хорошие здесь пельмени. Сами лепят. – Он вылил жидкую сметану на пельмени, посыпал перцем и, заедая хлебом, стал не торопясь есть.
Костя нервничал, есть не хотелось. Он отставил тарелку и снова начал разговор, но неожиданно к их столику подошёл «мастер», одиноко стоявший за соседним столиком. В одной руке он держал стакан с водкой, а в другой – свою зимнюю шапку.
– Мужики! – позвал громко заплетающимся языком и уже тихо, почти шёпотом добавил: – Давайте выпьем.
– Мужик, мы за рулём, – ответил ему раздражённый Костя.
За столиком места для третьего не было. Непрошеный собутыльник выдохнул, скорее по привычке, чем для надобности, и залпом осушил на треть наполненный стакан. Пустой стакан он поставил на столик и, взяв двумя руками шапку, поднёс её к лицу. Издав стон или всхлип, он начал трясти этой шапкой перед носом отца.
– Вот я – рабочий человек! – эту фразу он произнёс твердо и безапелляционно, но настроение, а вместе с ним и его интонация менялись каждые несколько секунд. – Со школы на заводе. – Не выпуская шапки из рук, он показал свои огромные ладони, с давно несмываемым налётом. – Всю свою жизнь я мечтал о пыжиковой шапке. – Мужик посмотрел на шапку, погладил её по короткому ворсу и аккуратно положил на свой столик. – И вот я купил её. И что? О чём мне теперь мечтать? – Он опять приуныл и, навалившись на столик, чуть не опрокинул всю посуду.
– Слабая у тебя мечта, – проникнувшись сочувствием, откликнулся отец, успевший поймать тарелку с пельменями. – Придумай что-нибудь более возвышенное.
– Какой? – задал непонятный вопрос мужик и, подняв голову, развёл руками. – А у тебя какая мечта?
Отец задумался, наколол вилкой пельмень, собрал им остатки сметаны и отправил в рот.
– У меня какая? – он мечтательно посмотрел в потолок, продолжая жевать. – Я мечтаю на ралли попасть, «Париж – Дакар». – Глотнул чай и посмотрел мужику в глаза. – Там грузовики участвуют. Наши на КамАЗах всегда побеждают.
– Ну-у-у, КамАЗ – это сила, – ответил мужик.
– Мужик, иди к себе. Мечтай теперь о норковой. – Костю начали раздражать эти пьяные разговоры, и он вытянутыми пальцами указал на соседний столик, где мечтателя ждал пустой стакан и мечта всей его жизни – рыжая пыжиковая шапка.
Мужик обиделся и вернулся к своему столику. Отец закончил обед, вытер руки и рот салфеткой, достал из кармана заработанные деньги и пересчитал их.
– Это на бензин. – Он убрал часть денег во внутренний карман куртки. – А это нам. Твоя доля, – протянул Косте деньги, отсчитав половину.
Костя опешил. Замотав головой, он взял стакан отцовского чая и сделал глоток, накрыв руку отца своей и отодвинув её.