та, но квалификация его была общепризнана, у него консультировались почти все практикующие коллеги.
Телом он выдался большим, мужественным, с непропорционально длинными руками и огромными ладонями. Занятия волейболом усилили диспропорцию, и это бросалось в глаза. К спортивному, взрослому телу была прикреплена маленькая голова с абсолютно детским лицом. Всё вышеописанное усугублялось лёгким косоглазием.
Полностью охарактеризовать внешность Вовика могла одна история, которую знал весь коллектив скорой помощи и которую пересказывали как анекдот уже почти двадцать лет. В самом начале работы, когда его ещё никто не знал, Вовик приехал на вызов к больному шизофренией. Стадия была острой, и Вовик принял решение о госпитализации. Больной был не буйный, санитары крепкие, поэтому смирительную рубашку ему не надели, а просто уговорили вместе поехать в Смольный к Ленину: к вождю у больного было несколько животрепещущих вопросов. Когда они подъехали к больнице, первым из машины вышел один из санитаров и направился к дверям приёмного отделения, чтобы предупредить о приезде нового пациента. Первый санитар с врачом ожидали на крыльце.
Из машины появился второй санитар, затем больной, и шествие замыкал Вовик.
Врач психиатрической больницы, женщина сорока с лишним лет, взяла за руку санитара и с удивлением спросила, показывая на Вовика:
– Лёня, а вы зачем психа-то в халат одели?
Семёныч хохотнул, снова вспомнив эту историю, и протянул Вовику руку, приветствуя его и одновременно контролируя ситуацию.
– Семёныч, ты у главного был? – с ходу спросил Вовик, пожав руку.
– Был, – ответил Семёныч, обняв его за плечи и развернув спиной к комнате.
– Куда он лезет, Серёжа? – Вовик прижал руки к груди и, оглядевшись, возмущённо зашептал: – Я с наркологией сам, поди, разберусь. Куда, кого и за какие деньги возить. У меня и клиентура своя давно, и всё такое.
– Вов, да что ты его слушаешь? Делай как знаешь. – Семёныч краем глаза заметил, что Марк уже закончил и спокойно сидит на кушетке, попивая чай. – Давай переодевайся. Потом я.
– Нет, ну ты согласен?
– Вов, согласен, давай. – Семёныч подтолкнул Вовика в комнату.
Билькин поздоровался с Марком и начал снимать верхнюю одежду. Две пары глаз с нетерпением наблюдали за процессом переодевания коллеги, но, к их разочарованию, Вовик надел свой халат, даже не взглянув на него, – так он был увлечён дискуссией о нововведениях главного врача.
– Сергей Семёнович, спасибо, машину починили. – В комнату вдруг вбежала запыхавшаяся Аллочка и встала за спиной у Вовика.
Вовик резко обернулся и во всей красе предстал перед девушкой.
– А-а-а! – вдруг крикнула Аллочка и отскочил, как ошпаренная.
Вовик ещё больше скосил глаза и, ничего не понимая, раскрыл руки в объятиях и начал приближаться к Аллочке.
Аллочка взвизгнула и замахала руками. Семёныч с Марком захохотали, а Вовик наконец взглянул на свой халат.
– Вот козлы, – с улыбкой сказал Вовик и повёл Аллочку, испытавшую за это утро недельную порцию эмоций, из комнаты.
«Третья бригада, на выезд! Третья бригада, на выезд!» – прогремел из радиоточки голос диспетчера. Семёныч поспешил переодеваться.
Уже через минуту он стоял у машины и дожидался бегущего Вениамина.
Через тридцать секунд вся команда была в сборе: Семёныч – врач специализированной кардиологической бригады скорой помощи, два фельдшера – Вениамин и Лена, водитель Валера – очень серьёзный парень тридцати двух лет.
– Погнали, – скомандовал Семёныч.
Через пять секунд бригада разместилась в медицинской «газели» и отправилась на вызов.
– Воткинское шоссе, девятнадцать. Срочно. Стройка там какая-то, – продиктовал сидящий рядом с водителем Семёныч.
Через четырнадцать минут они были на месте. Стройку искать не пришлось, их уже ждали. Человек десять кавказцев в строительных робах замахали руками, показывая, что ехать нужно к ним. Окружив «газель» и хлопая ладонями по кузову, они, как конвоиры, сопровождали автомобиль к месту. Толпа довела машину до строительных вагончиков, возле одного из которых толпилось ещё человек пятнадцать. На ходу, не дождавшись полной остановки, Семёныч открыл дверь автомобиля и выпрыгнул на землю.
– Э-э-э, вы щто так долго! – загалдели кавказцы, окружили Семёныча и толпой повели его в вагончик.
Сзади из кузова «газели» вылез Вениамин, держа в руках огромный оранжевый чемодан. За ним выбралась Лена.
– Чэлавэк умэр, а ты даже мигалку нэ включил. – Один из толпы положил тяжёлую руку на плечо Семёнычу и слегка сдавил. – Если нэ вылечишь, нэ уедэте отсюда.
– Та-а-а-к! – рявкнул Семёныч и остановился, подойдя к вагончику. – А ну вон отсюда все! – Движением плеча он скинул чужую руку и оглянулся на водителя.
Валера поднял вверх рацию, с одного взгляда поняв, что нужно делать.
– Видишь, водитель рацию держит? – Семёныч кивнул в сторону «газели». – Сейчас он передаст диспетчеру о нападении, и через пять минут здесь будет ОМОН. – Семёныч повернулся к кавказцу и посмотрел ему в глаза. – Вас всех заберут, товарищ ваш умрёт, а виноват во всём будешь ты.
– Э-э-э, доктор, зачэм так говоришь? – горец моментально сменил тон на дружелюбный. – Прахады, пожалуйста, лэчи скорее.
Семёныч зашёл в вагончик, растолкал работяг, заметил человека, лежащего на топчане. Следом за ним, с опаской оглядываясь, шли Вениамин и Лена.
– Все на улицу! Один остался – старший или родственник, – скомандовал Семёныч и, пододвинув сколоченную из досок табуретку, сел возле больного.
Рабочие вышли. Остался седой, крепкий старик, который стоял неподвижно у изголовья деревянного топчана, покрытого двумя матрасами.
– У него уже был инфаркт, – сказал он тихо на хорошем русском языке, – я ему говорил, что работать нельзя. Он всё равно приходил, помогал, чем мог.
Клиническая картина стала ясна Семёнычу, как только он вошёл в вагончик. Мужчина лет пятидесяти с бледно-серым лицом лежал на топчане и задыхался. Холодный пот выступил на лбу и висках, клокочущее дыхание не оставляло сомнений в диагнозе. На краешке рта выступила пенистая мокрота. «Тяжёлый отёк легких», – сказал самому себе Семёныч и первым делом начал измерять давление.
Лена вошла в вену, поставив катетер, и молча ожидала указания Семёныча. Вениамин внимательно наблюдал за его действиями.
– Двести двадцать на сто тридцать, – тихо вслух сказал Семёныч. «Вот такое давление его и губит. – Ему нравилось проговаривать про себя диагноз и проводить как будто консилиум. – При слабом сердце такое давление губительно. Сердце не справляется с нагрузкой и даёт отёк легких».
У больного началась паническая атака. Он захлюпал сильнее и заметался. Обливаясь потом, он хотел поднять голову, но лишь широко раскрывал рот и жадно пытался вдохнуть.
– Восемьдесят фуросемида, нитроглицерин. – Семёныч рукой прижимал фонендоскоп к вене, наблюдая, как Лена набирает шприц. – Вводи медленно.
– Морфин, – скомандовал Семёныч после ввода первых препаратов. – Лена чётко выполнила указание, а Вениамин, уже собиравшийся бежать за дефибриллятором, остался, поняв, что кризис миновал.
Через несколько минут Семёныч снова измерил давление. «Сто двадцать на восемьдесят», – удовлетворённо кивнул он сам себе.
Больной начал оживать. Перестал хлюпать, чуть порозовел и задремал, дыхание стало стабильным.
На снятой ЭКГ инфаркта Семёныч не обнаружил, это означало, что кризис действительно позади.
«Нужно подождать и убедиться, что не будет остановки дыхания после морфина». Семёныч встал с табуретки, потянулся и снова сел.
– Он живой? – насторожился старший кавказец.
– Живой, живой, – не оборачиваясь, ответил Семёныч, – под балдой только после морфина.
Старец недоверчиво посмотрел на Семёныча и подошёл к больному. Наклонился к его лицу, почувствовал дыхание и, едва заметно сложив руки в молитве, прошептал что-то, подняв голову вверх.
– Веня, давай за носилками, – Семёныч обернулся к фельдшеру, а затем обратился к старцу: – Попросите кого-то помочь вынести. Будем госпитализировать.
– Доктор, подожди, – жестом рук старик остановил Вениамина, – ему нельзя в больницу.
– Почему? – спросил Семёныч, нахмурившись.
– Там у него проблемы, – старец начал водить туда-сюда руками, – с документами, с разрешениями… Доктор, вам спасибо огромное, от души. Дальше мы его сами выходим. У него так было уже.
Семёныч задумался: «Если отёк не впервые, полностью купирован, нет инфаркта, то можно и оставить».
– Ладно, пусть остаётся. Никаких работ, полный покой. – Он ещё раз подошёл к больному, измерил давление, послушал дыхание и уже окончательно принял решение: – Хорошо, ближайшие дни вообще пусть не встаёт. Поднимите ему подушку. Пусть полусидит. И полный покой.
– Доктор, от всех нас вам спасибо, – старец приложил руку к груди, – покушайте с нами. У нас плов сегодня.
– Спасибо, некогда. – Семёныч взял из чемодана папку и, положив на неё бланк, начал его заполнять. – У нас впереди другие вызовы. Там тоже люди.
Старец, ничего не ответив, вышел из вагончика, оставив бригаду наедине с больным.
Семёныч заполнил бланк, фельдшеры собрали чемодан. Дело было сделано. Бригада вышла.
Вокруг вагончика толпились рабочие. Впереди стояли старец и тот первый горец, который пытался действовать угрозами.
– Доктэр, вы нас извинитэ. – Он сделал шаг вперёд и приложил руки к груди. – Мы тут пагарэчились. Друг наш умирал, поймитэ нас.
– Нормально, – добродушно ответил Семёныч.
– Возмитэ покушать. Тут плов, помидоры, зелэнь, лэпёшка – всё очэн вкусно. – Кавказец сделал знак рукой, и кто-то из толпы передал ему два полных пакета с едой. – От души, доктэр.
Семёныч чуть смутился, замешкался, но пакеты взял.
– Спасибо, надеюсь, не увидимся. Будьте здоровы и следите за больным.
Валера завёл двигатель, дождался, когда все разместятся, и, нажав на прощание гудок, выехал с территории стройки.