Мужик в капюшоне думал. Он вдруг оглянулся. Стоявшие сзади Костя и Настя чуть попятились. Его карт они не видели, мужик это сразу понял и повернулся к столу.
Он думал ещё минуты три. Затем медленно, под пристальные взгляды всех собравшихся, засунул руку себе во внутренний карман куртки, достал пачку пятисотрублёвок и, не считая, кинул их на стол.
Кто-то присвистнул, кто-то отвернулся, а Иван, ухмыль нувшись, на правах банкира взялся считать новую ставку.
– Пять закрыл и двенадцать пятьсот сверху, – чётким голосом проговорил он.
– Не-е-е-т, – простонал пацан и потянулся снова к блокноту.
«С такими нервами в покер играть нельзя, – подумал Костя, видя, как парень рисует новый вексель на двенадцать тысяч пятьсот рублей. Хотя, судя по спокойствию Ивана и его чёрным очкам, он сделал этот кон. – Не доведёт до добра, когда-нибудь мухлёж вскроется».
– Закрыл, – крикнул Иван и положил в банк свои двенадцать пятьсот, – вскрываемся.
Первым должен был открывать карты Капюшон. Он медленно, по одной выложил на стол пять пиковых карт.
– Флеш, – твёрдым, уверенным голосом оценил он свою комбинацию.
– Сука. – Пацан кинул на стол трёх дам, которые были младше, чем флеш.
Он схватился за голову и снова застонал. Опустил голову на колени и обхватил её руками.
– Фул-хаус, – тихо проговорил Иван и кинул на стол трёх валетов и две девятки.
– Да как та-а-а-к! – прорычал мужик, не веря своим глазам.
«Не пойман – не вор», – про себя ответил ему Костя и взглянул на Ивана. Тот с лёгкой усмешкой сгребал весь банк, отделяя банкноты и векселя. Банк был разыгран, и все остальные участники игры облегчённо вздыхали, начиная новый кон.
– Пойдём за картиной. – Костя повёл Настю к деревянной будке.
Взяв лежавший на полу фонарик, он начал светить. Картины не было.
– Где картина? – Костя выбежал из будки и крикнул играющим в карты. – Картина моя где?
– Чё орёшь? – поднял голову Иван. – Повесили мы её, посмотри с другой стороны.
Костя обошёл будку и увидел картину. Она висела на саморезе, вкрученном в фанерную стену. По периметру картины прямо на стене кто-то нарисовал причудливую рамку.
– Смотри, она здесь, – позвал Костя.
Настя приблизилась к картине, потом отошла от неё на два метра и внимательно посмотрела.
– Пусть здесь остаётся. Если повесили, значит, нравится. Это будет моя первая картина, которую кто-то повесил у себя дома.
– Здорово! – Костя обнял любимую за плечи. – А я буду вспоминать о тебе, когда приду сюда в следующий раз.
– Ты тут часто бываешь без меня?
– Нет, не часто. Когда грустно, прихожу посмотреть на ночной город. – Костя сделал шаг к Насте и прижал её к себе. – Я хочу приходить сюда только с тобой.
Он нашёл Настины губы и поцеловал. Оторвавшись друг от друга, они взялись за руки и пошли к чердачной лестнице.
Игра за водочным ящиком снова кипела. Костя не видел банк, но по напряжённым позам было понятно, что он немаленький. Банковал мужик в капюшоне. Иван очень медленно, сосредоточенно открывал свои карты, распуская их веер по миллиметру. Проигравшийся пацан уже не играл, а ходил по крыше, озабоченно бормоча что-то себе под нос. Вдруг он увидел Костю и подбежал к нему. Снял с руки часы.
– Купи, друг. «Гранд Сейко». Дорогие, – предложил, немного смущаясь присутствия Насти.
Приложил их к своему запястью, показывая, как они выглядят на руке.
«Часы явно не его. Или отца, или брата», – подумал Костя и взял их.
– Красивые, но не куплю. У меня свои есть. Отец подарил. Обидится, если другие буду носить. – Костя вернул часы и понял, что попал в точку. Парень смутился после слов об отце, взял часы и пошёл обратно. Внезапно прибежал Иван, сжимая в руке кучу мятых купюр.
– Можно тебя на секунду? Прости, Насть. – Он взял Костю за локоть, развернул и отвёл в сторону. – В прошлый раз нехорошо получилось. Это тебе. Я выиграл, а ты меня не сдал. – Иван сноровисто сложил купюры в небольшую пачку и протянул Косте.
Костя молчал, несколько секунд обдумывая ситуацию:
– Деньги не надо. Дай мне вексель молодого. – Костя кивнул в сторону парня с часами.
– Часы хочешь взять? Торгуйся, он и за половину отдаст. У него там крестик ещё есть золотой. – Иван засунул деньги в поясную сумку и достал оттуда три бумажки с долгами парня. – На.
Костя взял записки и, подойдя к проигравшемуся, вернул:
– Играй только на свои. Влезешь в долги – не выберешься. А лучше совсем не играй.
Парень молчал и хлопал глазами, не понимая, что происходит. Костя засунул ему бумажки в нагрудный карман рубахи и молча ушёл.
Настя стояла на том самом месте, где любовалась городом, впервые попав на эту крышу.
Точно так же дымились трубы, образуя серые облака. Так же чернел городской пруд, и машины красно-жёлтыми огнями рисовали полоски на прибрежной трассе. Разве что звёзд сегодня было меньше. Город постепенно засыпал. Наступала ночь.
– Прости, пойдём отсюда. – Костя обнял Настю, взял её за руку и увёл с крыши.
Глава 6.3
Дома никого не было. Костя бросил ключи на холодильник и скинул ботинки. По количеству разноцветных листочков, прилепленных на дверь холодильника, он понял, что родители не встречались несколько дней.
Часто получалось так, что папа уходил на сутки, ко гда мама отдыхала, а когда папа возвращался домой, мамы уже не было, она уходила на дежурство.
Для записок на холодильнике всегда лежали пара блоков с липучками и несколько шариковых ручек.
Иногда сообщения оставляли и ему. Костя внимательно прочитал все листочки, но для себя ничего не нашёл.
«Я на ночное. Ужин в кастрюле в холодильнике». «Люблю. Целую. Жена». «Не забудь таблетки». «Таблетки». «Люблю. Целую. Муж». «Ладно». «Не теряй. Завтра едем вместе с Костей». «А мужик-то выжил. Хорошо…» «Жарьте рыбу. Размораживается в раковине». «Не забудь отдать обувь в ремонт». «Всё сделал. Рыба вкусная».
Костя оторвал листок от блока, взял ручку, размашисто написал: «Люблю вас. Сын» – и приклеил на свободное место. «Завтра первый день в поля», – вспомнил он и поспешил в комнату. Разложив на столе все распечатанные Настей бумаги, ещё раз внимательно проверил. Всё было готово к первому рабочему дню. Костя взял портфель, когда-то подаренный родителями, сложил все бумаги, большой блокнот, несколько шариковых ручек, паспорт, права и поставил его в прихожей.
Выпускной серый костюм оказался как нельзя кстати. Белая сорочка, чёрный галстук – всё это он достал и прошёлся утюгом. «Вот теперь можно ехать», – сказал сам себе Костя, разделся и лёг в постель.
Из прихожей послышался звук отпираемого замка, хлопнула дверь.
– Кто дома? – отец вернулся с работы.
– Я дома, сплю уже.
Отец заглянул в комнату.
– Ты чего пришёл? – спросил Костя, приподнявшись в кровати. – У тебя же смена утром заканчивается.
– Мы же завтра едем?
– Да, едем.
– Ну вот, я отдал полсмены, чтобы машину успеть из гаража забрать, выспаться.
– Спасибо. Первый день, наверное, самый тяжё лый. – Костя накрылся одеялом и отвернулся к стенке. – Я спать. Ты тоже ложись. Подъём в семь. В 8:30 нужно заехать в офис и потом в поля.
– Не переживай, справимся. – Отец бесшумно закрыл дверь.
На следующий день ровно в 8:00 они вышли из дома и сели в семейный «экипаж». Костя по-хозяйски устроился за рулём.
– Наконец я дожил до момента, когда меня везёт сын. – Отец с удовольствием откинул спинку кресла и пристегнулся ремнём безопасности. Костя настроил зеркала, своё сиденье, пристегнулся и завёл мотор. Он посмотрел на отца и, получив в ответ одобрительный кивок, выжал сцепление, воткнул первую передачу и нажал на газ.
Они выехали со двора на проспект Ленина и влились в поток машин.
Какое-то неведомое чувство одновременно охватило их обоих. Они ехали на дело, вместе, не зная, что будет впереди, но испытывая счастье и азарт от предвкушения приключений.
Костя включил магнитолу, раздался хриплый голос Высоцкого:
«Девушка, здравствуйте! Как вас звать?» – «Тома!
Семьдесят вторая…» Жду, дыханье затая…
«Быть не может, повторите, я уверен – дома!
А, вот уже ответили… Ну здравствуй, это я!»
Костя знал эту песню наизусть. Подпевая, он переключился на пониженную передачу, показал поворотник и лихо обогнал «Волгу» с шашечками такси. Отец было дёрнулся, но тут же успокоился, когда Костя встал в свой ряд. Он как будто вспомнил что-то и вытащил из кармана куртки магнитофонную кассету. Затем выключил Высоцкого и вставил кассету в магнитолу, убрав предыдущую в бардачок.
Вместо тепла – зелень стекла,
Вместо огня – дым,
Из сетки календаря выхвачен день.
Красное солнце сгорает дотла,
День догорает с ним,
На пылающий город падает тень.
Костя повернулся к отцу, заулыбался и вместе с Цоем запел припев:
– «Перемен!» – требуют наши сердца.
«Перемен!» – требуют наши глаза.
В нашем смехе, и в наших слезах,
И в пульсации вен:
«Перемен!
Мы ждём перемен!»
– Ты помнишь, когда мы впервые услышали эту песню? – сквозь шум музыки спросил отец.
– Конечно. Тогда для всех это было шоком. – Костя сделал чуть тише. – Премьера «Ассы». Давно это было.
– Помнишь, как фильм уже заканчивался, пошли титры и люди стали вставать с кресел, а потом запел Цой. и все остановились.
– Ни один не ушёл. Все стояли как вкопанные и слушали «Перемен». У меня тогда первый раз пробежали мурашки от песни.
– Как жаль, что такие люди рано уходят. Владимир Семёнович тоже рано ушёл.
– Стена Цоя до сих пор не тронута. Сколько её закрашивали, убирали цветы, а потом смирились.
– Я помню, как тебя, маленького, в милицию забрали, – усмехнулся отец.
– Я знаю, что в каждом городе есть такие стены. Хочу в Питере побывать, увидеть такую.