– Я понял, Сан Саныч, – ответил Костя, умышленно по-свойски смягчив имя-отчество, – ровно через десять минут я уеду.
– Это кто? – кивнул Костыльков куда-то мимо Кости.
Костя оглянулся. Отец снова вышел из машины и, открыв капот, что-то рассматривал. Оцепенев на мгновение, Костя стоял и наблюдал, как он достал щуп и, протерев его тряпкой, вставил в двигатель, чтобы снова вытащить и проверить уровень масла.
– Водитель мой. – Костя повернулся к отцу Насти. – Я сейчас в крупной торговой компании работаю. Пока жду служебный автомобиль, приходится на своей ездить. Но водителя дали.
– Молодец. – Костыльков скептически оглядел «водителя» и автомобиль, протянул Косте руку. – Растёшь. За самостоятельность хвалю, но зуб имею за то, что у меня отказался работать.
Костя молча развёл руками, а Костыльков, не прощаясь, развернулся и прыгнул в открытую дверь своего «мерседеса».
– Кость, кто это? – крикнул папа и кивнул на удаляющийся чёрный автомобиль.
Костя посмотрел на отца и сразу отвернулся. Ему показалось, что тот сразу догадается о том, что сын смалодушничал. Не ответив, он направился к двери подъезда и нажал на кнопку домофона. Через десять секунд тяжёлая бронированная дверь щёлкнула, приоткрылась и пропустила Костю внутрь.
Он поболтал с Настей ровно десять минут, как и обещал её отцу. Костя ушёл, как бы невзначай оставив на подоконнике бутылку водки, купленную в далёком сельском магазине.
Часть 10. Костыльков
Глава 10.1
Костыльков ещё не открыл глаза, но уже почувствовал какое-то волнение. Он поднял веки, но ничего необычного не увидел. Напряжение плотным сгустком зависло над ним.
Чуть закололо в груди. Необычно и незнакомо рваным ритмом застучало сердце. Выступил пот на лбу. Костыльков пошевелился, и боль усилилась.
Не поворачивая головы, он правой рукой попытался найти жену, но её часть кровати была пуста.
«Так и сдохнешь один». Он всегда просыпался раньше супруги, но именно сегодня она убежала на стрижку с самого раннего утра.
Костыльков прислушался. На кухне кто-то гремел посудой. «Слава богу, Настя дома», – подумал он и стал осторожно подниматься с кровати. Перетерпев боль, он встал и накинул халат. Медленно вышел из спальни и прошёл на кухню.
– Привет, пап, – поздоровалась Настя, сидя за обеденным столом с чашкой чая.
– Ты почему дома? – Костыльков сел напротив и сложил руки на столе.
– К третьей паре сегодня. Скоро поеду. – Она только сейчас заметила, что папа в халате, а не в костюме, как обычно, и насторожилась. – У тебя всё в порядке?
– У меня – да, – с вызовом ответил Костыльков. – Костя твой когда вчера ушёл?
– Ой, пап, – поморщилась Настя, – успокойся уже. Десять минут был и ушёл. Отстань. – Дочь взяла свою чашку, вымыла в раковине, поставила в шкаф и убежала к себе в комнату.
Костыльков прислушался к своему сердцу. «Вроде отлегло». Он позвонил охране и предупредил, что через пятнадцать минут выходит. Ехать на работу не хотелось. Он дал указание водителю прокатиться по городу, потом в лес, к пруду, к мосту. Это был не простой мост – единственный, который соединял два берега огромного городского пруда – второго по величине искусственного водоёма в России.
С той самой «стрелки» прошло около десяти лет, и он приезжал сюда редко, но каждый раз с каким-то сложным вопросом в голове. Проходил по мосту до конца и обратно, и решение появлялось само собой. Всякий раз лёгкий ветер освежал голову, а тихая гладь воды то хмуро перемигивалась с тучами, то играла на ярком солнце, но всегда давала нужные ответы.
Костыльков всегда приезжал со своей стороны. С той, которая по жребию досталась ему. В тот далёкий день он на ватных ногах ступил на бетонные плиты моста и, уже не имея возможности остановиться, оглянуться или вернуться назад, сделал первый шаг. Моцарт придумал это место встречи. Идеальное с точки зрения безопасности. Никто не хотел войны. Нужно было договориться, но каждая из сторон понимала: если придётся разрешить конфликт силой, ни у кого рука не дрогнет. В назначенный час, секунда в секунду, Костыльков и Касим ступили на мост и начали движение друг к другу. Бойцы обеих сторон в полном вооружении стояли каждый на своём берегу и не имели права пошевелиться. Разговаривали только двое. Два титана, два бывших партнёра, пути которых расходились. Никто не хотел войны, но и терять своё было нельзя…
«Мерседес» подъехал к самому берегу. Охранник выбежал на песчаный пляж и открыл дверь своему шефу. Чистый, холодный воздух проник в салон, и Костыльков вылез из машины. Минуту он стоял и присматривался. С последнего посещения прошло около полугода, но ничего не изменилось. Только народу было больше. «Да, это был май: купаться рано, но загорать в самый раз».
Он прошёлся вдоль пляжа. Песок подмёрз и не попадал в ботинки. На пляже было чисто. Лишь перевёрнутая зелёная лодка с пробитым дном валялась на берегу. Костыльков подошёл к ней, упёрся ногой в борт, но, не решившись запачкать брюки, не стал садиться, а вернулся к мосту.
Сейчас первый шаг дался гораздо легче. Он ступил на мост и пошёл вперёд, поглядывая на изредка появлявшиеся на водной глади поплавки. Рыбаков было много, каждые метров десять кто-то сидел с удочкой, свесив вниз ноги.
Он вспомнил, что тогда тоже сидел рыбак. Мужик лет шестидесяти. Костыльков с Касимом встретились на середине моста возле одинокого фонаря, рядом с которым сидел рыбак. Свидетель им мешал, но чтобы отойти от этого места, один должен был отступить. Оба понимали, что это невозможно.
– Мужик, пересядь, – тихо попросил Касим.
Тот начал кряхтеть, тихо материться, но когда заглянул в Касимовы глаза, то всё понял, в минуту собрал снасти и убежал.
Костыльков не хотел больше вспоминать тот день. Сегодняшних проблем было не меньше. Может быть, сейчас они разрешаются более цивилизованно, но от этого не становятся менее острыми и значимыми.
Он остановился в двух метрах от очередного рыбака и «залип», всматриваясь в оранжевый поплавок. «Может, действительно продать? Воевать с государством – это бред. Но, я уверен, можно как-то договориться. Государство – это миф. Всегда есть конкретные фамилии, которые заинтересованы в том или ином исходе». Решение было непростым. Костыльков отдал две трети жизни своему заводу. Без него он уже не представлял себя. С другой стороны, это был практически единственный его серьёзный актив. Если он его потеряет, то лишится всего. Если успеет продать, то сможет начать новый бизнес. «Нужно начать торговаться… Дать принципиальное согласие на продажу, но тянуть время, объявив свою цену».
Решение, так долго витавшее в воздухе, вдруг стало очевидным: «Не тот возраст, чтобы гнаться за журавлём». Он приободрился, пожелал рыбаку хорошего клёва и двинулся назад. Сделав несколько шагов, оглянулся, чтобы сказать «до свидания» этому месту.
Т-т-ах. Гулко стукнуло где-то в груди. Он ещё не понял, что случилось, лишь остановился, вглядываясь в туманную дымку.
Сердце сработало быстрее, чем его глаза. Из тумана показались силуэты двух людей, шедших под руку в его сторону. Т-т-ах. Стукнуло сильнее, и снова предательский холодный пот выступил на лбу и висках. Он не мог ошибиться. Эти силуэты он узнал бы с любого расстояния, в самом плотном тумане. «Светка». Он схватился обеими руками за перила и снова стал вглядываться в туман. Моцарт – его друг и партнёр – снял пиджак и накинул на плечи Свете Костыльковой. Он обнял её, и так они шли по мосту, воркуя о чём-то своём, периодически останавливаясь, чтобы полюбоваться озером.
Костыльков тихо зарычал. Он хотел крикнуть, но они были слишком далеко, да и вместо крика изо рта выплескивался лишь свист и сухой шёпот.
Сердце сдавило, в глазах начало темнеть, и кто-то как будто сверху с силой надавил на плечи, опуская его на бетонную плиту моста.
Боли не было, но он вдруг явно ощутил, что сейчас умрёт. Уже заваливаясь на бок, вытянул вверх руку и сквозь пелену небытия, теряя сознание, увидел, как по мосту к нему бежит его охрана.
Глава 10.2
В кардиоцентре, куда его привезли, у него была своя палата. Когда-то он выделил крупную сумму на ремонт кардиологической больницы, после чего одну из палат превратили в номер люкс и пожизненно забронировали за Костыльковым.
Ничего страшного не произошло. Инфаркта не было. Мерцательная аритмия, паника, не переросшая в полноценный приступ.
Главный врач, конечно, настаивал на госпитализации, но Костыльков был упрям. Полежав под капельницей и выслушав все рекомендации доктора, он пообещал выполнять предписания, сменил спортивный костюм на деловой и поехал на завод.
Только сидя в своём кабинете, он начал думать трезво, пытаясь оценить все произошедшие события.
Костыльков знал, что человек всегда старается думать то, что хочет. Но за много лет ведения дел он научился абстрагироваться от собственных суждений и смотреть на ситуацию со стороны. «Чужая жена, позволяя себя обнимать, прогуливается вдоль пруда за тридцать километров от города с лучшим другом и компаньоном мужа, заранее предупредив, что будет у парикмахера».
– Тварь! – Костыльков с силой стукнул кулаком по стол у, от чего его любимая шариковая ручка слетела со специальной подставки и покатилась. Не обращая на неё внимания, он нажал на кнопку коммутатора и вызвал секретаршу.
– Позвони Игорю и спроси, когда он будет. Скажи, что совещание через тридцать минут.
– Сейчас сделаю, Александр Александрович, что-то ещё нужно?
Костыльков посмотрел на неё так, что она мгновенно удалилась, не дожидаясь ответа.
«С другой стороны, что произошло? Собственно, ничего… Двое старых друзей прогуливались и обсуждали какие-то свои дела. Они не были в гостинице, они не были у кого-то дома, хотя Моцарт до сих пор один. Было холодно, как любой нормальный мужик, он накинул на неё пиджак».
Зазвенел телефон. Замигала зелёная лампочка напротив кнопки «Секретарь». Костыльков смотрел на коммутатор, не решаясь ответить. «Если она до него не дозвонилась или Моцарт скажет, что сегодня дела, – значит, там что-то есть».