– Понятые!
Костыльков нехотя повернул голову в сторону окна. На подоконнике, рядом с серебряным графином и стаканами, стояла закрытая бутылка водки. Это была его водка. То есть водка, сделанная на его заводе. Сам он не пил такую, предпочитая «Абсолют», поэтому удивился, встал со стула и подошёл.
– Не трогать. – Суворовский преградил ему путь, но Костыльков увидел, что водка контрафактная, из той самой партии, которую отправляли «Негоцианту».
– Твари, – тихо произнёс Костыльков и отошёл от окна.
Он точно видел, что подкинуть эту бутылку ему не могли, да и все знали, что Суворовский такими методами не работает. Поэтому бутылку мог принести только кто-то из своих. Кто-то из самых близких.
– Света! – заорал Костыльков. – Света!
В кухню зашли понятые и оперативники. Следом прибежала Светлана. Бойцы не давали ей и Костылькову подойти друг к другу, встав между ними.
– Откуда эта бутылка здесь? Ты её принесла? – прошипел Костыльков, показывая на подоконник.
– Саша, какая бутылка? Я не знаю. Я никогда сама алкоголь не покупаю.
– Кто приходил? Он был здесь? – снова завёлся Костыльков и начал кричать.
– Саша, да кто он? Я не понимаю.
– Он – это тот, с кем ты встречалась сегодня.
Светлана смутилась, опустила голову, но через несколько секунд снова посмотрела мужу в глаза.
– Ты следишь за мной? Я не сделала ничего плохого, чтобы так со мной разговаривать. Когда это всё закончится, мы с тобой поговорим. Выяснять отношения на людях я не намерена. – Она развернулась и пошла обратно в спальню.
Костыльков со всей силы двинул кулаком по столу и сел на стул. Понятых уже отпустили, один из оперов писал протокол, а Суворовский молча ждал.
– Александр Александрович, вы задерживаетесь на сорок восемь часов. По результатам экспертизы будет принято решение о вашем аресте. У вас есть пять минут, чтобы переодеться и собрать вещи.
Костыльков поднял голову, пытаясь осознать услышанное. Мысли о Свете и Игоре не давали ему понять что-то другое.
– Вы слышите меня? – снова спросил подполковник. – Собирайтесь.
Костыльков включился. Мгновенно встал, поправил одежду, достал из внутреннего кармана пиджака перьевую ручку и, взяв белоснежную салфетку, написал номер телефона.
– Это мой адвокат. Позвоните ему. – Он протянул салфетку Суворовскому. – Поехали, переодеваться мне не нужно. Я там ненадолго.
Костыльков в сопровождении двух бойцов вышел из кухни и проследовал к входной двери. Лишь на пороге он остановился, бросил пренебрежительно: «Твари», – и вышел из квартиры.
Глава 10.3
В следственный изолятор Костыльков попал впервые. Он всё ещё воспринимал происходящее как чью-то злую шутку. Ещё вчера он гулял по мосту, наблюдая за рыбаками, ехал на заднем сиденье лимузина, раздавая указания по сотовому телефону, с высоты четвёртого этажа своего кабинета наблюдал за незваными гостями, встреча с которыми обернулась катастрофой.
После ареста его повезли в ОВД, где в течение двух часов допрашивали. Его адвокат – Станислав Аркадьевич Бонза – пытался осадить Суворовского, но тот не допускал ошибок в процессуальных действиях. После допроса Костылькова поместили в ИВС, но на следующее утро пришли результаты экспертизы. Акцизная марка на бутылке, изъятой с подоконника на кухне, являлась подделкой и полностью соответствовала марке с бутылок, изъятых в магазине Можгинского райпо. Костылькову предъявили обвинение и перевели в СИЗО.
– Эй, директор!
Костыльков сидел на нижней «шконке», отвернувшись к двери, и не сразу понял, что обращаются к нему.
Он не мог оторваться от маленького закрытого окошка, через которое утром давали еду и периодически заглядывали надзиратели. Только это квадратное отверстие соединяло его сейчас с остальным миром. И самое страшное было то, что не он контролировал это окно. Не он находился снаружи и наблюдал за невольниками. Впервые в жизни всё было наоборот.
– Директор! – снова крикнули у него за спиной, и Костыльков наконец оглянулся. – Чифирка с нами попьёшь?
Костыльков исподлобья посмотрел на говорившего, ничего не отвечая. За столом сидели двое. Тот, который его позвал, был примерно шестидесяти лет, высокого роста, но чрезвычайно худого телосложения. Одет он был в серые брюки, бежевую сорочку, из-под которой выглядывал жёлтый шейный платок. Второй был маленький, коренастый, одетый в синий спортивный костюм. Он молча сидел рядом, попивая из алюминиевой кружки.
– Что молчишь? – снова позвал Костылькова сокамерник. – Садись к нам. Познакомимся, расскажешь, откуда ты и куда…
Голос был мягкий и какой-то обволакивающий. Хотелось доверять ему, он внушал безопасность. В то же время Костыльков чуял, что за сокамерником стояла сила, не принимающая никаких возражений. Поэтому он молча встал и подошёл к столу. Посмотрел сверху на сидевших и, подумав пару секунд, сел на свободный табурет.
– Александр, – протянул руку пригласившему.
– Ну, с прибытием, Саша. – Заключённый пожал руку, обнажив два выколотых на пальцах перстня. – Меня зовут Захар. Это – Щётка. – Захар кивнул на сокамерника, который лишь чуть мотнул головой, продолжая безучастно наблюдать за своей кружкой.
– По каким делам загремел? – Захар подвинул Костылькову кружку и отлил из стоявшего рядом ковша чёрного чая.
– Экономика. Подстава какая-то… – Костыльков глотнул из кружки и поморщился. Чай был непривычно крепким, хоть и не чифирь.
– Щётка, разбавь водой Саше, – кивнул Захар сокамернику.
Тот поставил свою кружку на стол и дотянулся до пластиковой бутылки с водой. Только сейчас, когда Щётка повернулся другим боком, Костыльков увидел шрам, идущий от уха через всё лицо к шее. Человек со шрамом долил воды в кружку Костылькова и снова погрузился в свои раздумья, ни на секунду не выпуская происходящее из виду.
– Крепко за тебя взялись. По таким делам обычно дома сидят, а не на «шконке». Значит, кто-то тему эту двигает.
Костыльков лишь покачал головой и снова глотнул чай. На этот раз он был чуть легче, но всё равно голову зацепило и повело.
– Как только я узнаю, кто это сделал, я отсюда выйду.
– Дай бог, дай бог… только кто-то может быть сильнее. А значит, лучше договориться. – Захар поправил платок на шее и приблизился вплотную к Костылькову. – С ментами только договариваться нельзя, а с любым правильным человеком не зазорно. Худой мир лучше войны.
– Пока не с кем договариваться. Будут требования, будет и разговор.
Костыльков чуть тряхнул головой, как будто сбрасывая чайный дурман, встал и прошёлся по камере. Принесли еду. Костыльков взял лишь кусок хлеба и сел к себе на место. Он думал. Думал о том, кто мог принести эту бутылку, кроме Светы. «Только она. Утром они встретились с Моцартом, на встрече он дал ей бутылку, а уже через несколько часов была облава».
– Твари. – Он лёг на спину и упёрся взглядом в верхний ярус.
Металлический потолок давил сверху, ограничивая пространство. Костыльков прикрыл глаза. Тошнота от чая подступала к горлу. Он повернулся на бок к стене, поджал ноги и провалился в сон.
Где-то через час в камере лязгнул замок, и надзиратель открыл железную дверь.
– Костыльков! На выход, – громко и чётко объ явил он.
Костыльков спал. Захар кивнул Щётке, и тот, подойдя к спальному месту, похлопал арестованного по плечу. Надзиратель ждал. Костыльков встал, первые секунды не понимая, где он и что от него хотят, затем подошёл к умывальнику и ополоснул лицо холодной водой. Взяв со «шконки» пиджак, он надел его, заложил руки за спину и в сопровождении надзирателя вышел из камеры.
Его привели в маленькую комнату, видимо служившую местом для свиданий. В комнате никого не было. Посередине стояли небольшой стол и прибитые к полу табуретки. Надзиратель оставил Костылькова и вышел.
Оставшись в одиночестве, Костыльков подошёл к небольшому окну и, взявшись за решётку, посмотрел на улицу. Окно выходило не во внутренний двор, а на волю. Похолодало… Сухая снежная пыль летала по воздуху и таяла сразу же, как только касалась земли. Люди, кутаясь в серые куртки, спешили по своим делам, трещали трамваи, собирая и выплёвывая на остановках тех, кто, в отличие от арестанта, мог идти и ехать куда хочет.
Он вдруг так явно ощутил это желание: сесть сейчас в трамвай, выбрать место в углу и просто ехать по городу, глядя в окно.
Его размышления прервал лязг дверного замка. Он обернулся. В открытую дверь вошёл человек, который не был ему знаком, но ощущение, что он где-то его видел, сразу подкралось и весь разговор пыталось вытащить детали из памяти.
– Здравствуйте, Александр Александрович! – молодой человек лет тридцати с небольшим уверенно вошёл в камеру и сразу сел на табурет.
Костыльков не садился. Всё ещё стоя у окна, он рассматривал гостя, пытаясь понять, кто он, до того как услышит какое-либо объяснение.
– Я здесь для того, чтобы помочь вам. Вы меня не знаете, но я очень много про вас слышал… – Артур развязал синий шарф и положил его себе на колени. – Исключительно хорошее.
– Кто вы? – спросил Костыльков.
– Меня зовут Артур. – Посетитель улыбнулся. – Я специально прилетел из Москвы, чтобы разрешить это неприятное дело. Ваши друзья хотят, чтобы все жили в мире и согласии, поэтому и поручили мне с вами договориться.
– То есть мои друзья и ты… – Костыльков быстро сел на табурет и ткнул в Артура пальцем. – Устроили всё это?
– Александр Александрович. – Взгляд Артура чуть похолодел, отреагировав на неучтивое обращение, но через мгновение опять стал мягким и обволакивающим. – Никто за вас контрафактной водкой не торговал, и никто акцизные марки не подделывал.
– Что они хотят? – Костыльков чуть успокоился, думая: «Если хотят договориться, значит, не всё ещё потеряно».
– Вы прекрасно знаете, что в данный момент «Росспирт» объединяет все крупные предприятия в стране для создания госмонополии. С вами общались на эту тему, но, к сожалению, к консенсусу так и не пришли.