Не обращая внимания на слёзы, он медленно шёл по двору. Мимо своей машины, мимо детской площадки, подъездов соседних домов. Просто шёл, шёл, не опуская головы и не видя ничего вокруг.
Часть 14. Костыльков
Глава 14.1
Костыльков вернулся в камеру. За время разговора в неё подселили ещё одного. На втором ярусе, сжавшись в комочек, лицом к стенке лежал мужичок. В советском спортивном костюме, с небольшой сединой, он лежал тихо, и никто не обращал на него внимания.
Захар и Щётка по-прежнему сидели за столом. Захар раскладывал карточный пасьянс, а Щётка подкидывал пустой спичечный коробок, пытаясь поставить его на ребро.
Костыльков лёг на свою «шконку» и задумался: «Погорячился? Нужно было договариваться? Наверное… но терпеть усмешки этого молодого московского хлыща я не буду. Что делать? Что?!»
Вдруг кто-то застучал по противоположной стене камеры. Постучали определённым образом, явно условным сигналом.
– Щётка, «кобуру» проверь, – поднял голову Захар, – «дорога» пришла.
Щётка слез с табурета и метнулся к стене. Оглядевшись, он опустился на одно колено и осторожно вынул кирпич из кладки почти у самого пола. Затем просунул в тайник руку и достал оттуда небольшую свёрнутую бумажку.
– Малява, – тихо сказал он самому себе и аккуратно вставил кирпич на место, после чего осмотрел его и, убедившись, что посторонний глаз не должен заметить изменений, принёс бумажку Захару.
Костыльков с интересом наблюдал за сокамерниками, впервые видя такой способ передачи информации. Захар прочитал послание и передал его Щётке. Тот прочитал, кивнул в ответ и обернулся к Костылькову. Они встретились взглядами, и Костыльков понял, что сообщение, принятое из соседней камеры, касалось его персоны.
Внешне более ничего не происходило. Захар сжёг бумажку и вернулся к своим картам. Щётка лёг к себе и уснул. Лишь Костыльков чувствовал это напряжение в камере, которое появилось вместе с «малявой», и ему стало не по себе.
Незаметно пришла ночь. Всё стихло. Только кран не давал уснуть, монотонно выплёвывая по капле воду в металлическую раковину, да новенький изредка ворочался. Вскоре Костыльков привык к этим звукам и провалился в сон.
Ему снилась дочь. Ещё маленькая, лет семи, Настя устраивала кукольные спектакли, озвучивая всех своих кукол и мягкие игрушки. На даче она натягивала большое покрывало, звала всех домашних на зелёный диван, а сама, спрятавшись за ширмой, разыгрывала придуманные истории. В этом сне она показывала что-то вроде театра Карабаса-Барабаса, где игрушки играли пьесу, а злой хозяин думал только о деньгах и заставлял кукол издеваться друг над другом. Роль Карабаса-Барабаса исполняла статуэтка Мефистофеля, подаренная Костылькову кем-то из партнёров. В Настином спектакле справедливость восторжествовала, добрые игрушки призвали на свою сторону льва, который и смог расправиться со злодеем-хозяином, устроив финальную схватку.
Левой рукой Настя держала плюшевого львёнка, а правой, схватив за ноги Мефистофеля, колотила им по спинке стула, изображая кровавую битву. Стук был настолько сильным, что Костыльков испугался во сне, даже зелёный диван, на котором сидели зрители, отчего-то затрясся.
Он проснулся и открыл глаза. Стук продолжался, а в его «шконку» что-то ударялось, от чего её трясло. Через несколько секунд Костыльков начал осознавать происходящее и увидел худое тело Захара в растрёпанной рубахе и его ноги, бьющиеся о нижний ярус.
Костыльков вскочил. На верхнем ярусе шёл бой. Неприметный мужик, сгруппировавшись, держал в захвате шею Захара и душил его. Тот, хрипя и дёргаясь, пытался вырваться, хаотично махая руками.
Где-то сзади что-то зарычало. Костыльков, ничего не понимая, оглянулся и увидел Щётку, поднимавшегося с пола и мотавшего головой. По всей видимости, он был отправлен в нокаут тем же мужичком и теперь пытался прийти в себя.
– Сука! – зарычал Щётка и двинулся почему-то не спасать хозяина, а к Костылькову. В руках у него была заточенная ложка.
Костыльков на секунду замер, растерявшись, потом сделал шаг назад. Он упёрся в металлическую стойку двухъярусной кровати и выставил вперёд кулаки, собираясь драться.
Когда Щётка приблизился и уже собирался ткнуть ложкой, сверху точно в висок ему прилетела нога и снова свалила на пол. Через мгновение спрыгнул и сам мужичок, оказавшись ростом почти на голову ниже Костылькова. Ухватив сзади Захара за худой торс, он с прогибом бросил его назад, ткнув головой в пол.
На этом бой был закончен. Захар и Щётка лежали, подавая слабые признаки жизни, а мужичок спокойно сел на «шконку» Костылькова и начал разминать шею.
– Зверьё, – то ли Костылькову, то ли самому себе сказал мужичок, – никакого умения, одни понты.
– Вы… – Костыльков попытался что-то ответить, но его как будто заклинило.
– По вашу душу приходили. Я еле успел, – спокойно объяснил мужичок, встал со «шконки» и полез к себе наверх. На какое-то мгновение он показался Костылькову знакомым. Его лицо он определённо где-то видел.
– Я спать, а вы стучите, ВОХРу зовите. Скажете, драка была между ними. – Он снова свернулся калачиком, отвернулся к стенке и засопел.
Костыльков постоял несколько секунд и, придя в себя, бросился к двери камеры.
Глава 14.2
Костыльков не спал всю ночь. Его перевели в одиночку, но уснуть всё равно не удавалось. Каждый шорох, каждый скрип заставляли его вздрагивать. Бывало, он проваливался в сон, и тогда Захар и Щётка начинали ему сниться. Они медленно подползали и тянулись к его горлу. Костыльков сразу просыпался и вскакивал, хватался за ложку и готовился отразить атаку.
Под утро, уже не понимая, где сон, а где реальность, он услышал лязг дверных замков и, приподняв голову, увидел конвоира.
– Костыльков, на выход.
Человек в форме вызывал сейчас у него больше доверия, чем любой сокамерник, поэтому он даже обрадовался.
Конвоир долго вёл его по коридорам, пока не доставил к кабинету начальника следственного изолятора. Внутри ждали три человека: адвокат Станислав Аркадьевич Бонза, следователь и начальник СИЗО. Первым подбежал адвокат, схватил руку, затряс.
– Доброе утро, Александр Александрович! Всё хорошо, мы добились подписки о невыезде. Сейчас вас отпустят.
Костыльков вяло ответил на рукопожатие и просто стоял, поглядывая на каждого из присутствующих.
– У меня только один вопрос, и я вас оставлю, – сказал начальник тюрьмы. – Вы будете писать заявление о нападении?
– Какое нападение? – вскрикнул адвокат.
– Нет, – тихо ответил Костыльков, – никакого нападения не было. Два человека подрались. Я здесь ни при чём.
– Ну вот и ладненько. – Начальник покинул кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.
– Александр Александрович, присаживайтесь. – Следователь указал на стул, сам сел за письменный стол. – У меня к вам несколько вопросов, после чего я возьму с вас подписку о невыезде и вы сможете вернуться домой.
Костыльков молча сел, его адвокат продолжал стоять. Он открыл небольшой блокнот и достал из внутреннего кармана золотой паркер.
– На бутылке с поддельной акцизной маркой, найденной у вас дома, отсутствуют ваши отпечатки пальцев. – Следователь смотрел очень внимательно, сверлил взглядом.
– Ещё бы, – ответил Костыльков, начавший приходить в себя.
– Да, это так… – продолжил следователь. – Там обнаружены некоторые отпечатки, но в нашей базе таких нет. Кто мог принести эту бутылку? Кто бывал в вашей квартире в последние дни, кроме вашей жены и дочери? Могли ли они принести эту бутылку?
– Моя жена и дочь не имеют никакого отношения к этой бутылке, – отделяя каждое слово, произнёс Костыльков. – Её принес тот, кто хотел меня подставить. Я вернусь домой и выясню, кто был в нашем доме.
– Я вас понял. – Следователь протянул Костылькову подписку. Адвокат тут же взял её в руки и, не найдя никаких нарушений, вернул подопечному вместе с золотой ручкой. – Не смею больше задерживать. В ближайшее время я вас вызову снова.
Костыльков всё подписал. После этого ему вернули вещи, изъятые при аресте, и выпустили на волю.
На улице было холодно. Пронзительный ветер гнал мокрый снег, сыпал за воротник, сёк лицо. Костыльков вдыхал полной грудью эту неприятную смесь грязи и воды, подставив голову и грудь навстречу ветру. Он стоял так с минуту, прикрыв глаза и подняв лицо вверх. Потом Бонза тронул его за рукав и пригласил к себе в автомобиль. Других встречающих у ворот СИЗО не было.
– Вас домой? – спросил адвокат, когда они оба сели в машину.
– Да, – коротко ответил Костыльков, – пришло время самому во всём разобраться.
– Если нужно, звоните. – Бонза достал из портфеля сотовый телефон и протянул Костылькову. – Игорю Иосифовичу я не говорил о вас, хотя он вчера интересовался.
– Вот и хорошо. Будет сюрприз. – Костыльков улыбнулся и, повернувшись к боковому стеклу, с наслаждением начал наблюдать за дорогой.
Все сорок минут, пока они ехали, Костыльков думал о том, кто мог принести эту злосчастную бутылку. Без ведома домашних в дом никто проникнуть не мог, значит, кто-то из своих. В любом случае Света или Настя знают ответ на этот вопрос.
– Приехали. – Бонза прервал раздумья Костылькова, остановившись у ворот в жилой комплекс.
– Спасибо, Аркадьич. – Костыльков протянул ему руку и, попрощавшись, вышел из машины.
Как только он вошёл в подъезд, сразу ощутил прилив сил. Он соскучился по дому и семье. Перепрыгивая через несколько ступенек, Костыльков на ходу достал ключи и за несколько секунд добрался до своей квартиры. Замки были смазаны идеально, поэтому открыть дверь получилось бесшумно. Он услышал негромкий голос жены, разговаривающей где-то на кухне. Не снимая обуви, прошёл на звук и встал как вкопанный, увидев, как его Света и Моцарт завтракают на кухне и мило что-то обсуждают.
С закипающей злостью он просто стоял и наблюдал. Они даже не сразу заметили его, продолжая пить чай из сервиза, который достался Костылькову ещё от деда.