– Саша! – вдруг увидела его жена и, вскочив со стула, бросилась к нему на шею.
Костыльков молча оттолкнул её, не давая себя обнять.
– Саныч, ты почему не предупредил? – подал голос Моцарт. – С Бонзой я вчера разговаривал, он мне ничего не сказал.
– Вы мне что тут зубы заговариваете? – перебив обоих, выкрикнул Костыльков. – Ждали они меня… я вижу, как вы тут ждёте…
– Саша! – Светлана остолбенела. – Ты что говоришь? Мы просто сидим и пьём чай. Думаем, как тебе помочь.
– Твари! – снова бросил Костыльков. – Предатели! Решили меня подставить и всё себе забрать? Хрен вам, а не завод! Я вас обоих из дерьма вытащил, защиту дал, кров, тепло… – Он запнулся и замолчал, скрипнув зубами.
– Саныч, остынь. Ты сейчас чушь несёшь. Я всё выяснил. Сядь и послушай. – Моцарт подошёл к Костылькову и попытался взять его за плечи.
В ответ Сан Саныч лишь сделал короткий шаг в сторону и правым боковым ударил Моцарта в лицо.
Тот мог среагировать, увернуться, поставить блок и даже контратаковать, но лишь чуть повёл головой, чтобы удар пришёлся не в челюсть, а в скулу. Не ответив на удар, начальник охраны поморщился и отошёл назад.
Костыльков, ничего больше не говоря, развернулся и выбежал из квартиры.
Впервые за много лет ему пришлось поймать такси. Красная «копейка» остановилась, когда Костыльков поднял руку. Дед в сером берете вопросительно посмотрел на него.
Сан Саныч вдруг понял, что ему некуда ехать. Ни любовницы, ни конспиративной квартиры у него не было. Друзья? А кому теперь можно доверять?
Он открыл пассажирскую дверь и, не спрашивая разрешения, сел.
– Винзавод. Знаешь такой? – спросил, пристегнувшись ремнём безопасности.
– Кто же не знает, – ответил дед, снова выруливая на проезжую часть. – Я сам не пью уже десять лет, а вот тесть мой балуется этим делом. – Дед хохотнул и щёлкнул себя пальцами по шее. – Зло это, конечно. Я бы никогда такой завод не построил. Я всю жизнь мосты возводил, прорабом был на серьёзных стройках, а это… – Он махнул рукой и упёрся взглядом в лобовое стекло, аккуратно обогнал автобус и, переключив передачу, рванул вперёд.
Минут через двадцать дед остановился у ворот основного здания завода. Костыльков порылся в карманах и нашёл несколько смятых купюр. Отдав их деду и не обращая внимания на его округлившиеся глаза, покинул машину, подошёл к калитке и позвонил.
Охрана быстро поняла, кто стоит перед дверью, и калитка открылась. Несколько охранников уже быстро шагали навстречу.
Костыльков молча добрался до своего кабинета и сел за письменный стол, чуть покачиваясь на пружинистой спинке стула и пытаясь собраться с мыслями.
Очнувшись, он отправился в комнату отдыха рядом с кабинетом. Приняв душ и переодевшись, Костыльков отыскал визитную карточку Артура, снова сел за стол и взял сотовый телефон.
Часть 15. Костя
Глава 15.1
Костя проснулся и, не открывая глаз, попытался осознать, где он. Постепенно вспомнив весь вчерашний день, он понял, что лежит в своей кровати, но открыть глаза было страшно. Вдруг он не дома, а на базе у Капитана, или в плену у Артура, или в тюрьме вместе с Сан Санычем?
Всё-таки открыл глаза, но облегчение не пришло. Потолок с красной пыльной люстрой и старым грибковым пятном – всё это было родным, домашним. Но сейчас было что-то ещё. Невидимое, густое и тяжёлое облако висело над кроватью. Костя чувствовал, как оно давит, как медленно растекается и заполняет всю комнату.
Костя прислушался. Тишина. Повернул голову и посмотрел на часы: «Уже десять. Все на работе». Вставать не было сил, но быть раздавленным облаком он не хотел. Резко вскочив, встряхнулся, как собака, вышедшая из воды, и побежал в душ.
Кипяток – лёд, кипяток – лёд. Так несколько раз, открывая разные краны, он смыл с себя усталость и страх вчерашнего дня. Долго растираясь жёстким полотенцем, наконец взбодрился. Вчерашние приключения у Капитана не казались ему уже такими жуткими, и он даже двинул пару раз кулаком в косяк кухонной двери – покрасневшие костяшки добавили чувства реальности.
«Стоп. Иван!» – Костя вдруг вспомнил. Только сейчас до него дошло, что главное событие вчерашнего дня было связано не с ним, а с его лучшим другом.
– Его уже нет, – тихо прошептал он и сел на кухонный табурет.
Приложил ладони к лицу, но заплакать не получилось. Слёз уже не было. Остались лишь боль и безнадёжность. Если бы он, Костя, участвовал во вчерашней игре, Иван бы не погиб… Выходит, он всех подвёл, всех предал ради своих интересов.
Через несколько минут Костя с трудом поборол уныние, встал и подошёл к тумбочке с телефонным аппаратом. Взяв трубку, набрал 03.
– Девушка, здравствуйте. Подскажите, пожалуйста, Счастливцев сейчас на станции? Это его сын беспокоит. Мне нужно с ним поговорить… Уже на вызове? А вы можете дать адрес, где он сейчас?.. Спасибо.
Костя записал адрес в маленький блокнотик, лежавший на тумбочке, вырвал лист и, быстро одевшись, выбежал из квартиры.
Он подъехал на такси в тот самый момент, когда папа и Вениамин выходили из подъезда. Наблюдая за Веней, несущим тяжёлый оранжевый чемодан, Костя испытывал зависть. Папа что-то объяснял ему и по-отечески хлопал по плечу, как будто хваля за хорошо проделанную работу.
Костя расплатился и вышел из такси. Не замечая его, отец подходил к реанимобилю.
– Папа! – крикнул Костя и подбежал.
– Сынок? – оглянулся отец и улыбнулся. – Ты как здесь? – Веня тоже обернулся, но, увидев Костю, поспешил сесть в скорую.
– Я к тебе приехал. – Костя шагнул к отцу и обнял его.
Слёзы полились сами собой. Тихо, практически беззвучно, лишь чуть вздрагивая, он плакал. Обнимая всё крепче, он боялся отпустить отца, чтобы тот не увидел его слабости, и от этого плакать хотелось ещё больше.
Впервые в жизни Косте было стыдно. Не за слёзы, нет. За жизнь, не приносящую никому пользы. За то, что, будучи недостойным своих родителей, смотрел на них свысока. За предательства из-за денег, за друга, которого отправил на игру, бросив одного с «каталами» на крыше.
– Ну тихо, тихо… – Отец обнял Костю одной рукой, а второй стал гладить по голове. – Жив, здоров – это главное. А проблемы все решим, всё нормально.
– Пап, прости меня. – Костя всё-таки оторвался от папиного плеча и посмотрел ему в глаза. – Какой же ты у меня крутой. Самый лучший. – Костя вытер рукавом куртки слёзы и вмиг посуровел.
– Пойдём сядем. У нас пока нет вызова. – Отец кивнул на скамейку у подъезда.
Они сели, касаясь плечами друг друга.
– Ты помнишь, мы как-то вместе заезжали к Насте и встретили у подъезда её отца? – спросил Костя.
– Помню, конечно.
– Я тогда сказал ему, что ты мой водитель. Он спросил: «Кто это?» – и лицо у него было какое-то… Я растерялся… и сказал, что ты – мой водитель. Прости меня, я урод.
– Сынок, да ты что? Это всё ерунда. – Отец снял с шеи фонендоскоп и начал теребить его в руке.
– Семёныч, вызов! – вдруг крикнул показавшийся из кабины Веня.
– Ну что… по коням. – Отец хлопнул ладонями по коленям и встал со скамейки.
– Пап, можно с вами? Последний раз. – Косте так захотелось снова в дело, что, сложив в молитве ладони, он жалобно посмотрел на отца.
– Ладно, поехали, – подумав пару секунд, ответил тот, – халат только надень. Там, в кабине, есть один чистый.
Они быстрым шагом дошли до автомобиля и сели по своим местам.
– Кто? Где? – с ходу спросил папа у Валеры, захлопывая за собой дверь.
– Мужчина, около пятидесяти, ресторан «Савой». Плохо с сердцем, скорую вызвали сотрудники ресторана.
– Ясно. Поехали. – Отец пристегнулся ремнём безопасности и посмотрел на часы.
«Савой» находился в самом центре города и был практически недоступен для рядовых граждан. И не только потому, что это был самый дорогой ресторан, – почти все гда он был закрыт на спецобслуживание, даже если во всём ресторане было только два гостя. Вокруг постоянно находилась личная охрана, а неподалёку дежурила милиция.
Перестрелки здесь случались, равно как и милицейские облавы, но тем не менее ресторан не терял своей популярности у определённого круга гостей.
Костя не был здесь ни разу. Отец признался, что побывал однажды, лет двадцать пять назад: «Когда твой дедушка отмечал здесь пятидесятилетний юбилей. Никаких бандитов тогда ещё не было, но, как начальник отдела в НИИ, он приятельствовал с некоторыми представителями городской номенклатуры, что и позволило ему выбрать именно это место».
Ресторан находился в здании Театра оперы и балета, поэтому, хоть и имел отдельный вход, фасадом походил на дворец. Высокие белоснежные колонны поддерживали огромный балкон, а многоступенчатые лестницы уводили гостей в роскошные интерьеры за закрытыми дверями. У входа всегда стоял швейцар в одежде Екатерининской эпохи и кланялся каждому гостю, услужливо открывая высокую дверь.
Скорая подъехала прямо к лестницам. Швейцар уже ждал их и, поменяв учтивость на высокомерие, махал, поторапливая врачей. Внутри бригаду встретил администратор – перепуганный молодой мужчина в чёрном костюме-тройке, он и повёл их наверх, где располагались отдельные кабинеты.
Открыв тяжёлую дубовую дверь, администратор пропустил отца вперёд, определив в нём главного, и зашёл следом, оставив Костю и Веню позади. Кабинет был камерный, человек на шесть-восемь, не более. Круглый стол, пять стульев и небольшой диванчик в углу с журнальным столиком. На этом диванчике и лежал больной. Он был в сознании и, шевеля руками, пытался давать какие-то указания, видимо, директору ресторана, сидевшему рядом. Костя не сразу узнал больного. С растрёпанными волосами, бледный, Сан Саныч Костыльков стал совсем не похож на прежнего, всегда идеально одетого и причёсанного бизнесмена, от которого исходила энергия силы и успеха.
– Отойдите все, – скомандовал папа и сел на стул, согнав директора.
– О! Водитель. А ты откуда здесь? – Костыльков слегка улыбнулся и приподнял голову. – Сначала сынок твой меня подставил, а теперь и папаша решил уморить?