Он пил медленно, никуда не торопясь, вспоминая и анализируя сегодняшний день, вызовы, ситуации: «Веню нужно натаскивать. Хороший парень, выйдет из него толк». Семёнычу всё как-то не везло с фельдшерами. Некоторые были ленивы, некоторые просто не любили свою работу, а те, кто чего-то стоил, работали несколько месяцев и уходили.
«Сейчас приду домой и позвоню в клинику, узнаю, что там с мужиком. Выжил или нет».
Семёныч допил пиво, положил пустую бутылку в урну. Направился к своему подъезду, подойдя, долго искал новый длинный ключ от железной двери, нашёл, вставил в отверстие и, нажав с усилием ладонью, открыл дверь. «Как такой ключ в кармане носить, неужели нельзя сделать удобнее?» Он вдруг вспомнил клинику Казакова, его кабинет с евроремонтом и ответил сам себе на поставленный вопрос: «Конечно, можно, если деньги на это есть».
Он поднялся на несколько ступеней к лифту, пропустил выходящую из него женщину с двумя мусорными мешками, поздоровался и зашёл в кабину. Кнопки четвёртого этажа не существовало. Вернее, она была в виде расплавленной чёрной дыры, в которую страшно было погружать палец. Семёныч ткнул туда ключом, и лифт поехал.
На этажах установили железные решётки, разгораживающие всю площадку. Внутри была ещё одна общая дверь в общий коридор, где хранили коляски, велосипеды и другие крупные вещи, не боясь, что их украдут.
В семье у Семёныча велосипедов и колясок уже не было, поэтому супруга Наталья специально купила и поставила сюда красивый ящик для овощей. В нём можно было хранить почти целый мешок картошки и, самое главное, ставить на него тяжёлые сумки, пока отпираешь дверь.
Семёныч нашёл в связке нужные ключи и проделал уже привычную процедуру: вставил ключ в замок железной двери, вошёл, закрыл её, затем отпер деревянную дверь коридорчика и, пройдя вперёд и повернув ключ на два оборота, подошёл наконец к двери своей квартиры.
Нижний замок не был заперт. Это означало, что дома кто-то есть и дверь закрыта на задвижку. Семёныч убрал ключи и позвонил.
Дверь открылась через несколько секунд. На пороге стоял Костя.
– Привет. – Сын скептически оглядел его и, не говоря больше ни слова, ушёл в свою комнату.
– Здравствуй, сынок, – Семёныч тихо ответил вслед уходящему сыну, понимая, что такая реакция вызвана его нетрезвым состоянием.
«Что теперь? Мне оправдываться? Я, между прочим, работаю и имею право». Он поставил сумку на пол, снял кожаную куртку, ботинки и подошёл к телефонному аппарату, стоявшему в коридоре на специальной тумбочке.
Набрал по памяти телефон больницы и, навалившись на дверной косяк, стал ждать ответа.
– Здравствуйте. Соедините, пожалуйста, с реанимацией… Здравствуйте, Счастливцев беспокоит. Володя, ты? – Семёныч узнал врача-реаниматолога, которому он сегодня сдал больного. – Как там мой больной? Дементьев, кажется? Сегодня часа в четыре утра тебе привезли… Живой? Ну слава богу. В сознание пришёл? – Семёныч обрадовался и ещё несколько минут расспрашивал коллегу о состоянии больного.
Ради таких минут он и жил. Не думая о смысле жизни и её хрупкости, он просто делал свою работу. Сотни, тысячи раз выводя мужчин и женщин из клинической смерти, Семёныч убеждался, что правильно выбрал себе путь. Больше всего на свете он любил на вызове сесть у кровати больного, снять ЭКГ, послушать пульс, измерить давление и, убедившись, что всё в порядке, просто сказать: «Всё у вас хорошо».
Семёныч положил было трубку, но, подумав, снял ее снова. Он достал из кармана визитную карточку, которую ему дал Казаков, и набрал номер.
– Гена, это я. – Ему было неловко, и он перетаптывался на месте. – Нет, ничего не случилось. Всё хорошо. Спасибо тебе за всё, но я не смогу пойти к тебе. Да, ты прав, кто-то ведь должен делать эту работу. Пусть это буду именно я.
Он положил трубку и прошёл на кухню. Жена Наташа сидела за столом и ждала его.
Она была в пёстром домашнем платье, шерстяной шали поверх и смешных меховых тапках. «Так и не дали отопление. Неужели нельзя включать батарею, когда только наступают холода, а не тогда, когда половина района простудится?» Семёныч подошёл к жене и поцеловал в щёку.
– А ты почему не на работе?
– А ты не помнишь? – Наталья учуяла запах алкоголя и поморщилась. – Я сегодня специально взяла отгул. Мы договаривались поехать и купить мебель для кухни.
– Какую ещё мебель? – Семёныч искренне не понимал, о чём идёт речь.
– Приваловы переезжают и продают ненужную им мебель. Я договорилась, что они подождут до сегодняшнего дня и отдадут нам её почти даром. – Наталья перешла на тихий монотонный шёпот, говоривший о том, что через мгновение произойдёт взрыв.
– Сейчас поедем, какие вопросы? – Семёныч начал что-то припоминать, но покупка мебели была настолько ничтожным событием, что в памяти практически не отложилась.
– Куда ты поедешь? – Наталья подошла вплотную к мужу, ухватилась за грудки и потрясла. – Ты на себя посмотри. У тебя смена когда заканчивается? Я тебя жду уже три часа. Где ты был, я не спрашиваю, я и так вижу. – Она махнула рукой и отвернулась.
– Натусь, я Генку Казакова встретил. Помнишь его? Который с папашей своим стоматологией занимался.
– Ты каждый день кого-нибудь встречаешь. Можно хоть один день, о котором мы заранее договорились, провести, как я хочу? Это мне одной нужно? Ты посмотри, что у нас на кухне! Как мы живём! Скоро не только тараканы, а собаки к нам будут ходить.
– Помнишь, как у Довлатова? «Через эти щели ко мне в дом заходили бездомные собаки». – Семёныч засмеялся, а Наталья бессильно опустила руки. – Не сердись. Я с часик посплю, и мы поедем. Машина здесь, в гараж идти не нужно.
– Слава богу, а то ты бы и в гараже своём опять застрял. – Наталья несколько смягчилась, и, видя это, Семёныч продолжил рассказ о сегодняшней встрече.
– Случайно его встретил, Генку. Я на остановке стоял, а он мимо проезжал и меня увидел.
– Это который у пенсионеров коронки золотые выменивал, а потом им же вставлял? – Наталья подошла к плите и включила газ, уже в пятый раз разогревая мужу завтрак.
– Да, он теперь крутой. Возил меня в свою клинику. Работу предложил.
– Работу? – Наталья застыла с куском рыбы на деревянной лопатке и вопросительно посмотрела на мужа.
– Да, процедуры с лазером продавать. Вернее, не продавать, а делать, но с этого иметь свой процент.
Семёныч сел на табурет возле кухонного стола и взял из хлебницы кусок хлеба.
– Что конкретно делать-то надо будет? – Наталья положила рыбу на тарелку и поставила её перед мужем.
– Мы конкретно не разговаривали. Он сказал, оклад большой и проценты с лазерных процедур.
Наталья села рядом на табурет и с интересом стала спрашивать дальше:
– Какой график? Наконец нормально высыпаться будешь. Не сутками же? Там у них есть стационар?
– Наташ, я отказался.
Вдруг засвистел чайник. Наталья встала и подошла к плите. Взяла пакетик чая из коробки, положила в чашку и залила кипятком.
– Но почему? – Она поставила чашку на стол и с удивлением посмотрела на мужа.
– Ты знаешь… – Семёныч положил в чашку три куска сахара, помешал ложкой и отхлебнул, чуть прищурив глаз. – Вот, нормальный чай из нормальной чашки. Генка поил меня непонятно чем.
– Я вижу, чем он тебя поил. Так почему ты отказался? – Наталья снова села на табурет.
– Ты знаешь, всё вроде там у него хорошо, чисто, мрамор везде. Но как будто не клиника, а банк. Презентации все эти, прайсы. Не лечение, а торговля.
– Как в банке? То есть на железной дырявой кушетке спать, сутками работать – это нормально. А как в банке – это плохо?
– Послушай. – Семёныч встал из-за стола и начал ходить по крошечной кухне. – Я, в конце концов, сам решаю, где мне работать, а где – нет.
– Решаешь сам, да. Но живи тогда один. О семье ты не думаешь, хоть о себе тогда подумай. Не мальчик уже.
– А я как раз не о себе думаю, а о людях, которых спасаю. Мы сегодня под утро двадцать семь минут мужика реа нимировали. И спасли! – Семёныч залпом допил свой чай. – Я клянусь тебе, что думал над этим предложением. Всю дорогу думал. А вот сейчас пришёл домой, позвонил в кардиоцентр, куда мы его привезли. Мужик ожил, и это я его спас, я его с того света вытащил. И как ты считаешь, могу я это всё бросить?
– Двадцать семь минут? Что у него? Инфаркт? – Наталья с интересом подалась вперёд. Она тоже была врачом, и ей всегда были интересны случаи из практики мужа, более живые и критические, чем у неё в больнице.
– Ты представляешь, хорошо, что он при нас крякнул. Приехали. Он вроде бы ничего, разговаривает, сердце, говорит, давит. Я сразу ЭКГ. Вижу обширнейший инфаркт. Я говорю, давайте тихонечко собирайтесь. Поедем в больницу хорошую, полечим вас. А он разволновался что-то, засуетился – и хряп. Вытащили его. Веня мой молодец, всё четко, грамотно делал.
– Ладно, устал ты, плохо выглядишь. Иди сейчас поспи пару часов, а потом поедем. – Наталья провела рукой по его щеке, поправила причёску, со вздохом поднялась с табурета и принялась мыть посуду.
– Но ты представь каково?! Сорок пять тысяч оклад и ещё проценты. Это ведь с доходов нужно платить? Значит, идут люди, платят. А мы вот бесплатно лечим. И хорошо лечим.
Наталья отвлеклась от раковины, с укоризной посмотрела на мужа, не сказав ни слова, махнула рукой и продолжила мыть посуду.
– Полторы тысячи долларов оклад – и ты отказался? – на кухню вбежал Костя.
– Я не знаю, сколько там долларов, но сорок пять мне предложили. И да, я отказался. А что тебя удивляет? Я хороший врач, и меня ценят.
– Нет, нет, постой. – Костя сел на мамин табурет и вплотную пододвинулся к отцу. – Я не про то, какой ты врач. Тебе предлагают зарплату почти в четыре раза выше, чем сейчас, возможность работать в крутой клинике, а ты отказываешься. Я, честно, вас понять не могу, вы все говорите, что работать тяжело, платят мало, а тут сами отказываетесь от такого шоколада?
– Ты что раскричался? – Семёныч в