Дуче был недоволен этим protagonismo[104] папы, и его недовольство еще больше усилилось в середине мая, когда Пий XII обнародовал свои планы возглавить официальную процессию, направляющуюся из Ватикана в собор Святого Иоанна Крестителя на Латеранском холме – через центр Рима. Этот старинный ритуал символизировал вступление новоизбранного папы в права епископа Рима. Внушительный древний храм начал строиться еще в IV в. и служил резиденцией для многих первых пап. Собственно институт папства и его претензии на власть над католической церковью всего мира коренятся в роли папы как римского первосвященника, а кафедра епископа Рима находилась как раз в Латеране.
Пий XII на своем sedia gestatoria, 1 мая 1939 г.
Дуче же полагал: чем меньше папа выбирается за пределы ватиканских стен, тем лучше. Темпераментного диктатора приводили в особую ярость папские публичные мероприятия в Риме, где папа мог собирать такие же и даже более многочисленные толпы верных сторонников, как и сам дуче. Предшественник нынешнего папы совершал такое путешествие в латеранский собор в закрытом автомобиле, который ехал с приличной скоростью, а прибыв на место, оставался внутри церкви. Но у Пия XII было на уме нечто совершенно иное, и слова эмиссара Муссолини, пытавшегося отговорить понтифика от такой затеи, не возымели действия.
Когда настал день шествия, из Ватикана выехала длинная вереница машин в сопровождении вооруженных швейцарских гвардейцев. Папа расположился на заднем сиденье медленно движущегося открытого автомобиля, а толпы, выстроившиеся на тротуарах, восторженно приветствовали понтифика. Оказавшись возле собора, понтифик уселся на свое переносное кресло sedia gestatoria, и его пронесли по гигантской площади перед собором, огибая массивный египетский обелиск в центре. Вместе с ним шествовала впечатляющая процессия папских прелатов в сопровождении членов Дворянской гвардии в яркой форме с обнаженными церемониальными саблями. Рядом шла горстка палатинских гвардейцев, вооруженных винтовками с примкнутыми штыками.
«Могу предсказать, – сообщал итальянский посол, описывая это действо, – что Пий XII будет хвататься за любую возможность выбраться за пределы Ватикана. При всем своем аскетизме он не чужд известной помпезности, которая, как он считает, подобает римскому понтифику. Более того, как римлянин до мозга костей, нынешний папа, несомненно, ищет популярности, особенно среди своих соотечественников – граждан Италии. Если мы это допустим, то будем слишком часто лицезреть Пия XII на улицах Рима и, вероятно, в других крупных городах королевства»[105].
Диего фон Берген, немецкий коллега итальянского посла, в стремлении разрядить напряженность в отношениях между Ватиканом и Берлином продолжал направлять в Берлин донесения о прогерманских взглядах папы. И первые месяцы нового понтификата принесли явный результат. Папа 20 апреля дал указание своему благожелательно относящемуся к Гитлеру нунцию в Берлине лично передать фюреру поздравления с днем рождения. В тот же день колокола католических храмов Германии торжественно звонили, а священники и прихожане молились о том, чтобы Господь благословил фюрера[106].
«Папа Пий XII, – писал Берген в середине мая, – желает войти в историю как "Великий папа"… как посланец мира, опирающийся на идеалы справедливости, как фигура, которая принесет мир всему человечеству». Как полагал посол, наиболее важную цель папа видел в преодолении разногласий, которые возникли у церкви с властями Италии и Германии. По словам дипломата, хотя отношения Ватикана с итальянским фашистским правительством сильно ухудшились в последние месяцы понтификата Пия XI, этот кризис, по счастью, миновал «благодаря величайшей готовности к компромиссам, продемонстрированной обеими сторонами». Да, взгляды папы на Германию были не такими простыми, как его взгляды на Италию, однако Пий XII «открыто заявил… что он "любит Германию" и горячо надеется на то, что с нами удастся как можно раньше заключить мир». А чтобы достичь этой цели, новый папа «готов идти на уступки с далекоидущими последствиями, если только не будет угрозы жизненно важным интересам Церкви и догматическим принципам»[107].
И в самом деле, при новом понтифике отношения между Ватиканом и фашистским режимом Италии значительно улучшились. В конце мая Джузеппе Боттаи, министр образования Италии, входивший в число ключевых фигур Большого фашистского совета, встретился с папой. В недавнем пасхальном радиообращении Боттаи подчеркивал значимость религиозного компонента недавно объявленной правительством новой государственной школьной политики. Сделав особый упор на те меры, которые фашистский режим принимает для сохранения принципов католического образования в государственных школах, Боттаи заявил, что эти принципы теперь будут закреплены в новой школьной хартии страны. Италия, провозгласил он, рассматривает «христианское обучение в рамках католической традиции как основу и высшую точку народного образования». Он также пообещал, что при содействии Ватикана распространит католическое религиозное образование и на учащихся средней школы (прежде оно касалось лишь начальной школы)[108].
Встречаясь с Пием XII, фашистский вождь радовался контрасту с его предшественником, которого дуче также не раз посещал. Хотя новый папа принимал его в той же комнате, выглядела она совсем по-другому. Во времена Пия XI, отмечал Боттаи в дневнике, здесь царил «живописный хаос из мебели, украшений, безделушек, бумаг, газет и книг». Теперь же все здесь находилось в безупречном порядке. Кроме того, новый папа переставил рабочий стол, перешедший к нему от предшественника. У Пия XI он располагался между двумя окнами так, что солнечный свет словно омывал плечи понтифика. Новый папа поставил стол у стены справа, если смотреть от входа. Прежде стол был завален всякой всячиной, теперь все с него убрали, оставив лишь несколько самых необходимых вещей. «Мгновенно возникает впечатление, что сидящий за этим столом человек хорошо знает свое "дело", – подмечал фашистский министр. – …Пий XII сразу же вызывает у посетителя ощущение, что перед ним провидец, который без устали трудится, тщательно взвешивает каждое свое слово и знает, чего он хочет добиться, как, где и когда»[109].
Лично наблюдавшие за новым папой видели в нем необычное сочетание: это был аскет, который поглощен международными новостями и ежедневно засиживается за работой далеко за полночь, но при этом в приватной обстановке своей спальни радуется, когда ему на плечо вспархивает канарейка. Этот человек чувствовал себя неуютно в присутствии толпы, однако, судя по всему, никогда не уставал обращаться к толпам с тщательно подготовленными речами по едва ли не всем мыслимым предметам. Он никогда не пропускал часовую прогулку по Ватиканским садам, но редко отрывал взгляд от бумаг, чтобы полюбоваться окружающими видами. Этот человек, чью природную отстраненность многие принимали за холодность, умел быть и весьма обаятельным. Мягкий и застенчивый по темпераменту, Пий XII при этом явно упивался величием своей должности и был полон готовности играть роль Господнего посланца мира на земле[110].
Теперь в Риме было два человека, возвышавшихся над всеми прочими, два человека, на которых итальянцы взирали с почтительным обожанием. Несмотря на предчувствия войны, сомнения насчет союза с Германией и вопросы о кампании против итальянских евреев (которая казалась неизбежной), популярность Муссолини, судя по всему, не пострадала. В конце мая посол Филлипс докладывал Рузвельту, что дуче продолжает воодушевлять толпы. Отрывистую речь диктатора, как и прежде, перемежали емкие энергичные фразы, военные метафоры и обращения к теме веры и жертвенности. Филлипс предупреждал Рузвельта: нет никакой надежды, что итальянцы пойдут против своего диктатора[111].
Несмотря на заверения Гитлера, Пий XII все больше беспокоился, что требование Германии к Польше вернуть Данциг может стать поводом к войне. В Данциге проживало около 400 000 человек, подавляющее большинство – этнические немцы. По условиям Версальского договора в результате Первой мировой войны Западная Пруссия (регион Германии, находящийся у ее восточных границ) отходила к Польше – государству, которое тогда как раз было воссоздано. Восточная Пруссия, еще один регион Германии, оказывалась отрезанной от остальной страны. Портовый город Данциг, расположенный на балтийском побережье Западной Пруссии, получил особый статус под защитой Лиги Наций, но сохранил тесные связи с Польшей. Утрата Данцига и Западной Пруссии привела к подъему волны националистической обиды в Германии. Теперь же, после того как рейх поглотил Австрию и Судетскую область, складывалось впечатление, что Германия готовится вернуть себе этот регион.
Чиано и Риббентроп встретились 22 мая 1939 г. в Берлине, где в ходе запечатленной на многочисленных фотографиях церемонии подписали Стальной пакт и тем самым официально заключили союз между Италией и Германией. Это побудило папу написать личное послание дуче с горячим пожеланием, чтобы тот «употребил свое огромное влияние на канцлера Гитлера и на германское правительство и добился мирного решения данцигского вопроса»[112].
После подписания Стального пакта, Берлин, 22 мая 1939 г. Слева направо в первом ряду: Бернардо Аттолико, Герман Геринг, Адольф Гитлер, Галеаццо Чиано, Иоахим фон Риббентроп
Между тем дуче направил Гитлеру куда менее пацифистское послание: «Война между плутократическими, а следовательно, своекорыстными консервативными странами и бедными густонаселенными странами неизбежна»