Rivista del Clero Italiano – журнала, посвященного деятельности итальянских священников, опубликовал на своих страницах воодушевляющий призыв отца Джемелли. «Военное время, – поучал ректор Миланского католического университета, – это не время для дискуссий или несогласия. Это время для гармонии, подчинения, действия»[342].
Как обычно, католические газеты Италии обращались за папскими рекомендациями и наставлениями к иезуитскому изданию La Civiltà Cattolica, выходившему раз в две недели под контролем Ватикана. В начале июля журнал опубликовал статью о решении Италии присоединиться к войне, что тут же привело к появлению соответствующих материалов на первых полосах крупных католических ежедневных газет страны. Итальянские вооруженные силы, объяснял в журнале автор-иезуит, «ведут масштабную ожесточенную борьбу, направленную на то, чтобы дать миру новый порядок». Он напоминал, что папа в недавнем обращении по случаю собственного тезоименитства особо выделил цитату блаженного Августина: «Мы не ищем мира, чтобы воевать, но мы идем на войну, чтобы обрести мир»[343].
Начальник полиции Борго, римского района, граничащего с Ватиканом, – именно он руководил наблюдением за Ватиканом, – представил, как ему казалось, новые свидетельства того, что папа благословляет войну. Он заявил, что перед проведением очередной церемонии причисления к лику блаженных в соборе Святого Петра понтифик предупредил служителей, чтобы те пускали бойцов итальянских вооруженных сил без билета (обычно посетителям церемонии требовалось купить билет). По словам полицейского начальника, папа предпринял такой шаг «из явного желания… видеть себя окруженным большим количеством солдат, чтобы в их лице благословить и всю итальянскую армию»[344].
Посла Аттолико также обрадовало, что папа выразил поддержку армии. «В частных беседах, – писал он Чиано в начале июля, – папа говорил о том, что поведение Германии на протяжении войны производит на него благоприятное впечатление». По его словам, понтифик отметил, что «немецкая армия действует без эксцессов, пытаясь избегать разрушений, проявляя – насколько возможно – уважение к гражданскому населению». Кроме того, дипломат с явным удовлетворением подчеркивал, что, помимо принятия фашистского девиза справедливого мира, Святой престол, похоже, все более благосклонно относится к другой широко растиражированной фашистами цели их войны – борьбе за создание «нового порядка»[345].
Неоднократно посещая кардинала Мальоне и двух его заместителей, французский посол пытался внушить им, «как сильно огорчают французов молчание и сдержанность Великого понтифика». Он предупреждал о «пагубных последствиях», которые могут стать результатом такого поведения папы. Встретившись с д'Ормессоном в последний день июня, монсеньор Монтини заронил надежду, намекнув, что папа обдумывает возможность высказаться в скором времени. «Поверьте, – добавил Монтини, – Святой Отец прекрасно сознает ситуацию. Я бы даже сказал, что он очень обеспокоен». Но д'Ормессон не совсем понимал, что это означает. Может быть, понтифик думает, не направить ли письмо французским кардиналам или архиепископу Парижскому? «Впрочем, скорее всего, этот документ будет написан тем довольно витиеватым и чрезмерно цветистым слогом, который так нравится Пию XII, – опасался посол. – Можно быть уверенным только в одном… что каждая фраза будет тщательно взвешена во избежание негативной реакции со стороны Германии или Италии. Сегодня более, чем когда-либо, главная заповедь Святого престола – предельное благоразумие»[346].
Француз считал, что Аттолико, этот мягкий, обходительный посол Италии при Святом престоле, является инструментом фашистского режима, «опасным в силу того, что сам он католик и через жену имеет связи с ватиканскими кругами. Это человек опытный, проницательный, хитрый и коварный. Они с женой добились расположения Государственного секретариата». Аттолико знал, на какую кнопку жать: Ватикан должен придерживаться своей религиозной миссии. Он представлял собой эффективное дополнение Бергена, своего немецкого коллеги: оба были консерваторами старой школы. Аттолико не был рьяным фашистом, а Берген – убежденным нацистом, но именно это и делало их полезными для двух режимов, когда речь заходила о том, чтобы не дать папе навредить делу гитлеровской коалиции[347].
Слабые надежды д'Ормессона на то, что папа все-таки выскажется, вскоре исчезли. В ходе публичных аудиенций понтифик держался привычных стереотипов, избегая попыток возложить на кого-то вину. Его обращение 10 июля не отличалось от предыдущих и было посвящено тому, что в соответствии с христианским учением не следует ненавидеть врага своего во времена войны или поддаваться чувству мести. В качестве примера истинно христианского подхода он назвал добродетельный уход за ранеными на поле боя – независимо от того, на чьей стороне они сражались[348].
Что же касается ватиканской газеты, то она обращала мало внимания на идущую войну. Французский посол отмечал: «Читателю могло показаться, что миссионерская деятельность в Парагвае или конкордат с Португалией являются в настоящее время единственными предметами, волнующими христианский мир». Дипломат пришел к выводу, что кампания запугивания, предпринятая фашистским правительством, оказалась успешной. Три телеграммы, посланные понтификом правителям захваченных стран, и публикация их текстов в ватиканской газете спровоцировали волну насилия против распространителей газеты и ее читателей. Папа, объяснял д'Ормессон, как человек «крайне чувствительный», был потрясен, когда узнал, что на улицах Рима раздавались крики «Долой папу!». Понтифик и в самом деле отмечал, как он встревожился, когда ему сообщили об этом[349].
В начале июля 1940 г. Муссолини направил своего зятя в Берлин, чтобы тот распланировал дальнейшие этапы войны вместе с Гитлером и Риббентропом. Дуче хотел показать фюреру свое стремление задействовать итальянские войска в неминуемой, на его взгляд, операции по завоеванию Британских островов. Ему, кроме того, не хотелось, чтобы действия маршала Петена, главы коллаборационистского французского правительства, привели к «лишению» Италии причитающейся ей добычи.
Гитлер, пребывавший в приподнятом настроении, устроил для Чиано экскурсию по местам недавних триумфов Германии: он показал гостю линию Мажино (которую оказалось так легко взять); Дюнкерк (из которого британские войска хаотично эвакуировались через Ла-Манш); Брюгге, город на северо-западе Бельгии. Осмотр завершился в австрийском Зальцбурге, где их встретила огромная толпа демонстрантов, выступавших в поддержку гитлеровской коалиции[350].
На следующей неделе Пий XII на встрече с французским послом сообщил, что на него произвел большое впечатление маршал Петен. Раньше папа беспокоился, что власть во Франции могут захватить коммунисты, и теперь только приветствовал появление там сильного лидера, способного навсегда устранить эту опасность. Именно подрывная деятельность коммунистов привела к унизительному поражению Франции, считал папа. Понтифику, по его словам, в свое время докладывали, как при приближении германской армии французы массово дезертировали, распевая «Интернационал». Возможно, папа даже сам верил в эту неправдоподобную историю. «Как сильно это отличается от войны 1914 г.», – отметил понтифик[351].
Посол д'Ормессон спросил Пия XII, что, по его мнению, теперь итальянцы потребуют от Франции. «Ниццу, Корсику, Тунис», – ответил понтифик. В смятении дипломат заявил, что французы очень рассчитывают на защиту со стороны папы. «Папа внимательно слушал меня, – позже вспоминал дипломат, – даже одобрял мои слова, но ничто в его поведении и в его словах не давало надежды на то, что он полон решимости занять твердую позицию в ближайшем будущем. Недавние события сокрушили Пия XII… Боюсь, сама его личность не соответствует той драматической ситуации, которая складывается в сегодняшней Европе». Во время переговоров, которые тогда проходили, папу, по-видимому, больше всего беспокоило, что немцы могут попытаться взять Конго (где имелась развитая сеть миссий Римско-католической церкви), оторвав эту территорию от католической Бельгии, которой она тогда принадлежала[352].
Обеспокоенность папы в отношении Конго отражала растущее волнение Ватикана, который считал, что правительство Германии ослабляет влияние церкви на покоряемых немцами землях. Острый на язык монсеньор Тардини прозвал Гитлера Моторизованным Аттилой. Даже среди тех итальянцем, которые позитивно воспринимали войну, нацисты не пользовались особой популярностью. Полицейский осведомитель сообщал, что появление короля Виктора Эммануила в кинохронике, показанной в одном из римских кинотеатров, вызвало в зале горячие аплодисменты. Кадры с дуче принимали точно так же. «А на появление Гитлера, – вспоминал информатор, – почти не реагировали». Осведомитель в попытке исполнить свой патриотический долг попробовал побудить зрителей хлопать и принялся самолично рукоплескать с большим энтузиазмом, но «аплодисменты подхватили не больше десятка зрителей, да и они тут же перестали рукоплескать»[353].
Ватиканские власти не вставали и не аплодировали Муссолини, но и они делали все возможное, чтобы сохранить его расположение[354]. Аттолико, посол дуче при Святом престоле, продолжал строчить вдохновляющие сообщения о сотрудничестве Ватикана с режимом. Так, 24 июля он направил руководству вырезку из ватиканской газеты, где было написано о том, как отец Джемелли вновь призвал итальянцев поддержать войну, которую вела гитлеровская коалиция. «Хочу сразу обратить ваше внимание, – писал Аттолико, – на то, что