Отказ папы занять твердую публичную позицию вызывал у французского дипломата разочарование и досаду. Речи понтифика с тех самых пор, как началась война, совершенно лишились конкретных указаний на то, что творится в мире. «Всякий раз, когда я обращался к папе, чтобы поговорить с ним о будущем Европы, меня поражало отсутствие ясности в его ответах… Очевидно, ему не хотелось компрометировать себя, а уж тем более брать какие-то обязательства», – отмечал посол. На его взгляд, Ватикан «четко разграничил Германию и Италию, и последняя пользуется выгодами этой весьма благоприятной для нее предвзятости Святого престола». По словам дипломата, «невзирая на фашизм… невзирая на легкомысленное отношение самого мсье Муссолини к Святому престолу (такое отношение распространено среди итальянских властей), тот все равно сохраняет – и всегда будет сохранять – невероятно благожелательное отношение к Италии… Ватиканские власти, безусловно, видят ее недостатки и промахи, даже злодеяния, но они всегда будут находить для этого оправдания». Однако прелаты не оправдывали немецкий режим. В Ватикане, отмечал посол, нет ни следа «нацифилии».
Как полагал посол, лишь одно могло изменить эту картину. Если Германия разорвет свой договор с Советским Союзом и обратится против него, то итальянские католики сплотятся вокруг антибольшевистского дела, и война станет «чем-то вроде крестового похода». «Поскольку большевизм считается главным врагом церкви, попытки Германии сокрушить его быстро восстановят сочувствие и уважение Ватикана к Германии… При таком развитии событий гитлеровская коалиция будет восприниматься как "светское крыло" Церкви». Однако на данный момент, сообщал д'Ормессон, в Ватикане преобладает страх по отношению к Германии – боязнь германской мощи и опасения за судьбу церкви в будущей Европе, если та окажется под пятой торжествующей Германии[379].
Прощальная аудиенция д'Ормессона у папы состоялась 20 октября 1940 г. Накануне Муссолини встречался с Гитлером во Флоренции – в тот же день, когда по приказу дуче итальянские войска вторглись в Грецию. Для Гитлера это была последняя остановка в поездке с целью переговоров с маршалом Петеном во Франции, а затем с Франсиско Франко, новым диктатором Испании. Все три встречи разочаровали Гитлера. Он счел Петена жалким и слабым стариком, а Франко, по его мнению, всячески пытался уклониться от вступления в гитлеровскую коалицию. Муссолини не свернул со своего пути и не оставил попыток захватить Грецию, хотя у фюрера были дурные предчувствия на сей счет[380].
Французскому послу очень хотелось узнать реакцию папы на вторжение итальянцев в Грецию, но он обнаружил, что, «как и всякий раз, когда речь заходит о поведении Италии», понтифик старается воздержаться от каких-либо высказываний. «Возникает стойкое ощущение, – сообщал дипломат, – что папа опасается, как бы его фразы или слова не были пересказаны, как бы они не покинули стен Ватикана. Поэтому он предпочитает хранить молчание, просто кивая и возводя глаза к небу».
На следующий день Пий XII устроил массовую аудиенцию для двух сотен итальянских солдат, а также священников, которые служили капелланами. Благословив пришедших и их «бесценное отечество», он воздал им хвалу за служение родине с «верой, преданностью и отвагой». Аттолико радостно доложил об этом министру Чиано, отметив, что папа произнес эти слова вскоре после получения новостей о вторжении итальянских войск в Грецию[381].
Но и молчание было сопряжено с определенным риском для папы. В начале ноября кардинал Мальоне получил длинное послание от Казимежа Папе, польского посла при Святом престоле, который по-прежнему надеялся, что папа выскажется против тех ужасов, которые нацисты творят в Польше. По сообщению посла, в Германии воспользовались тем, что понтифик принял Риббентропа, гитлеровского министра иностранных дел, и, хотя это произошло еще в марте, за несколько месяцев до вторжения в Польшу, немцы заявляют, что папа одобрил действия Германии. Нацисты чинят произвол против католического духовенства и церковных учреждений Польши, и люди задаются вопросом, почему же папа так и не сказал ничего по этому поводу. Многие поляки недоумевают, почему «Радио Ватикана», время от времени сообщающее о советских злодеяниях, совершаемых в Польше, хранит молчание насчет оккупации части страны немецкими силами, а газета L'Osservatore Romano вообще не упоминает о нападении Германии на Польшу[382].
Но призыв посла не возымел особого действия. Папа принял 10 ноября 5000 членов организации «Итальянское католическое действие», о чем итальянский посол в подробностях доложил министру Чиано и Муссолини. После того как в соборе Святого Петра папа обратился к собравшимся, там же прошла специальная служба, на которой выступил монсеньор Колли – епископ Пармский, общенациональный лидер «Католического действия». Цитируя папу, епископ призывал поддержать войну. Он заявил, что «молодежь "Итальянского католического действия" не забывает о том, о чем постоянно говорит Святой Отец, – "о дорогом нам отечестве, которое требует служения, полного любви"». Все добродетельные итальянцы, продолжал епископ, вновь опираясь на слова папы, обязаны «служить отечеству как "идеальные граждане… готовые даже отдать жизнь, когда соображения законного блага страны требуют этой высочайшей жертвы"»[383].
Церковь продолжала самыми разнообразными способами демонстрировать свою поддержку фашистского режима Италии. Неожиданная смерть Артуро Боккини, шефа полиции, человека, каждое утро приносившего дуче на просмотр донесения осведомителей, стала поводом для того, чтобы в очередной раз продемонстрировать тесные узы, связывающие церковь и государство. Римская ежедневная католическая газета L'Avvenire ухитрилась найти положительный аспект в этом печальном известии, сообщив, что Боккини находился в сознании и был полон «чувства глубокого благочестия», когда его приходской священник проводил соборование. У смертного одра присутствовал монсеньор Боргоньини, папский нунций, принесший главному архитектору итальянского полицейского государства папское благословение. Архиепископ Бартоломази, глава капелланского управления итальянских вооруженных сил (активно рекламировавший фашистский режим), провел заупокойную службу по Боккини в одном из исторических храмов Рима[384].
Папу постоянно критиковали за то, что его фигура кажется незаметной на фоне драмы, происходящей в Европе, и он решил все-таки появиться на публике. Он запланировал специальную службу в память жертв войны, распорядившись, чтобы эту мессу транслировали по радио из собора Святого Петра. Церемония прошла 24 ноября 1940 г., в воскресенье, в присутствии почти всех 24 кардиналов, работавших в Риме. Скамьи заполнило огромное количество прихожан. После долгих рассуждений о наставлениях Христа, перемежавшихся многочисленными отсылками к строкам Нового Завета, папа перешел к сути своего послания. Сейчас, заявил он, жизненно важно восстановить среди народов мира такой порядок, который «будет более беспристрастным и универсальным, который будет основан на той справедливости, что успокаивает страсти». Этот порядок, разъяснил он, «способен даровать всем народам ту участь, которая им полагается в этом мире, дав им покой, свободу и безопасность»[385].
Хотя в своем выступлении папа и сокрушался о страданиях, вызванных войной, итальянский посол, сообщая об этой речи, отметил, что понтифик «понимал, как отыскать должное равновесие». В тексте имелись фрагменты, которые (как предложил Аттолико) могли использоваться гитлеровской коалицией для демонстрации того, что понтифик поддерживает ее идеалы. Так, папа заявил о необходимости более равного распределения богатств планеты. Кроме того, Пий XII снова вознес хвалу солдатам за то, что они героически исполняют свой долг, и отметил, что некоторые из них жертвуют жизнью ради отечества. Освещая мероприятие, собственная газета Муссолини подчеркнула примерно те же моменты. Газета Фариначчи писала о речи папы в восторженных тонах, цитируя те же места[386].
Разочарованный, но не удивленный британский посланник посчитал, что папа высказался так, поскольку «по натуре осторожен и склонен к тревоге», а кроме того, «хочет избежать обвинений в политической ангажированности и, таким образом, сохранить возможность проявить свое влияние, когда настанет время инициировать мирные переговоры». Дипломат отметил также, что Пий XII по-прежнему «твердо уверен в победе Германии»[387].
Глава 19Новый мировой порядок
Между тем итальянские евреи подвергались нескончаемым унижениям. Вот одна из типичных историй. Как-то раз летним днем молодые родители, жившие в римском гетто, решили на время вырваться из невыносимо жаркого города, а заодно порадовать детей. Они отправились на приморский курорт в Остии, который часто посещали прежде. По приезде хозяин гостиницы, в былые годы приветствовавший их радушной улыбкой, сурово посмотрел на них. «Что вам надо?» – резко спросил он. Отец семейства едва успел поздороваться, как владелец гостиницы прервал его. «Вы что, газет не читаете? – вскричал он. – С прошлого года в наше заведение не допускаются люди еврейской расы. Вам больше сюда нельзя! Убирайтесь!» Решив не усугублять унижение своего семейства (другие гости безмолвно наблюдали за этой сценой), отец взял удрученных детей за руки, и семья вернулась в столицу.
Когда в 1938 г. еврейских детей изгнали из государственных школ Италии, евреи, проживавшие в Риме и других крупных городах с заметной долей еврейского населения, организовали частные еврейские школы. Недостатка в наставниках не было: власти страны уволили всех школьных учителей и университетских преподавателей еврейского происхождения. Из-за запрета на занятие многими профессиями итальянские евреи лишились источников заработка – запрет продавать подержанную одежду особенно тяжело отразился на римских евреях более скромного достатка. Теперь многие из них с трудом добывали себе пропитание. Вот еще один характерный пример: девятилетнему мальчику из римского гетто пришлось продавать у входа в бары листочки бумаги для свертывания папирос, чтобы помочь прокормить семью. Католикам, носившим имена или фамилии, похожие на еврейские, власти разрешили сменить их во избежание «незаслуженного» притеснения