В тот же день к папе явился Диего фон Берген, немецкий посол. (Как позже выяснилось, это была его последняя аудиенция у папы.) С тех пор как Гитлер пришел к власти, Берген неустанно стремился наладить отношения между папой и Третьим рейхом, убедить Риббентропа и Гитлера, что улучшение отношений с понтификом – в их интересах. Докладывая в Берлин о папской аудиенции, Берген писал: Пий XII ясно дал понять, что признает «историческое значение той героической борьбы, которую немцы ведут на Востоке, а также опасность большевизма, распространению которого в Европе британцы и американцы не хотят препятствовать». Если во время частной аудиенции папа и произносил резкие слова по поводу злодеяний, совершаемых немцами, то немецкий посол не передал их в Берлин, так как не желал наносить вред и без того шатким отношениям между Ватиканом и своим правительством[570].
Подведем некоторые итоги. Год завершался так: Муссолини занедужил; папе кажется, что на него несправедливо нападают из-за его «молчания»; Ватикан старательно и деловито конструирует героический образ понтифика; ну а несчастья итальянцев все усугубляются. Дефицит продуктов питания, сообщения о военных поражениях, авианалеты на города по всей стране – все это вело к ухудшению настроений в обществе. Ряды рьяных фашистов стремительно сокращались, и, хотя гнев общества долгое время был направлен на окружение дуче, теперь в настроениях все отчетливее проступала новая тенденция. Миф о всеведущем вожде, много лет подпитывавший народный энтузиазм по отношению к режиму, начинал рушиться[571].
Глава 26Предсказание катастрофы
В начале 1943 г. ситуация на фронтах стала для Муссолини совсем скверной. «Очень тягостный день, – записал Чиано в дневнике в середине января. – В России продолжается отступление, кое-где оно, похоже, превращается в бегство. Пехотные дивизии в Ливии покидают Триполи и отходят на запад, пока арьергард пытается задержать осторожное, но неумолимое наступление Монтгомери. Говорил по телефону с Муссолини. Судя по всему, он подавлен». Три дня спустя Чиано записал: «По мнению дуче, сегодняшняя немецкая военная сводка – худшая с начала войны. Так и есть. Отступление под Сталинградом, отступление почти на всех фронтах, близится падение Триполи»[572].
Хотя Муссолини пребывал в подавленном настроении, со стороны Ватикана особых проблем не было. В начале года Франческо Боргоньини отправил руководству трехлетний отчет о своей работе папским нунцием при итальянском правительстве. Дипломат отмечал, что за это время Муссолини ни разу не принял его (дуче давно решил не встречаться ни с какими послами, кроме немецкого), но его отчет тем не менее выглядел как панегирик фашистской верхушке. Нунций хвастался тем, что «наладил весьма тесные» взаимоотношения с Чиано, оказывавшим особенно большую помощь в борьбе с той проблемой, которую представлял для Ватикана антиклерикал Фариначчи со своей газетой Il Regime Fascista. По словам нунция, министр образования Джузеппе Боттаи был «всегда доброжелателен», как и Гвидо Буффарини, заместитель министра внутренних дел, с которым папский представитель часто встречался для обсуждения вопросов, связанных с расовыми законами. «Министр [юстиции Дино] Гранди также всегда держался очень доброжелательно и открыто признавался, что он – человек верующий». Дипломат добавлял, что Гранди оказался особенно полезным при подавлении попыток добиться законодательного разрешения разводов. У Боргоньини нашлись похвалы и для министра финансов, который «зарекомендовал себя как чиновник, всегда с одобрением относившийся к освобождению церкви от налогового бремени».
В отчете нунция говорилось о многих других областях сотрудничества между церквью и государством. В частности, дипломат писал: «За эти три года наметилось значительное ослабление конфликтов с "Итальянским католическим действием", а общее отношение к духовенству улучшилось». Кроме того, правительство проявило уважение к папе, удовлетворив его обращения с просьбами запретить протестантам заниматься деятельностью по обращению жителей Италии в свою веру. Начало войны «помогло битве с протестантизмом, так как все источники финансирования сект находились в странах, воюющих с Италией». Даже в битве церкви за нравственность удалось одержать немало побед благодаря действиям правительства, хотя в этой сфере министр Чиано и другие фашистские лидеры проявляли меньше энтузиазма. Так или иначе, уступая желаниям церкви, Буффарини вместе с министром народной культуры и шефом полиции закрывал те эстрадные представления и конфисковывал те книги и журналы, которые церковь считала предосудительными[573].
В начале января, следуя давней ватиканской традиции, Пий XII провел ежегодный папский новогодний прием для римской аристократии. Выступая от имени дворянства, князь Маркантонио Колонна, носивший титул князя-помощника папского трона[574], произнес полагающиеся почтительные слова в адрес понтифика. Затем последовала длинная речь папы. Ведущая католическая газета Италии опубликовала ее под названием «Миссия правящих классов»[575].
На следующий день после церемонии князь Колонна по просьбе Чиано устроил неофициальный завтрак у себя дома. Министр иностранных дел Италии хотел кое-что передать папе, минуя официальные каналы, поэтому князь пригласил и монсеньора Монтини. После завершения трапезы князь с княгиней покинули комнату, оставив Чиано наедине с Монтини. Гости беседовали с глазу на глаз около часа.
Зять диктатора начал с похвалы недавнего рождественского радиообращения папы, которое, «несмотря на насыщенность церковными догматами и сложность формы», соответствовало «высокому достоинству человека, который его произносил». Чиано также сообщил монсеньору, как его обрадовал недавно вышедший фильм о папе – Pastor Angelicus.
Потом Чиано обратился к теме войны. Он начал с того, что в 1939 г. противился решению Германии развязать войну и возражал против втягивания Италии в боевые действия, а потом перешел к тому вопросу, который хотел довести до папы. Хотя война не кончится скоро, министр надеялся, что в нужный момент Ватикан сможет способствовать достижению приемлемого мирного договора. В завершение этой не совсем обычной встречи он подчеркнул свою глубокую веру в Бога и рассказал, как любит посещать свою приватную тосканскую часовню, чтобы помолиться там в уединении[576].
Эта новая попытка Чиано заручиться благосклонностью папы и начать строить планы на случай выхода Италии из войны была предпринята на фоне очередных неутешительных для гитлеровской коалиции вестей с фронтов. Под натиском союзников немецкие и итальянские войска спешно покидали последние опорные пункты в Северной Африке. В последующие дни положение итальянцев еще более ухудшилось: самолеты союзников, взлетающие с аэродромов Северной Африки, начали бомбить паромную переправу, соединяющую Сицилию с материком. Но самой большой катастрофой для держав гитлеровской коалиции стали события 2 февраля, когда четверть миллиона солдат немецкой Шестой армии, окруженной у Сталинграда, сдались русским[577].
В конце января посол Польши вернулся в Апостольский дворец, получив от своего правительства в изгнании, работавшего в Лондоне, новые инструкции, подчеркивавшие важность выступления папы. Дипломат сообщил понтифику: «В Польше происходят новые события, беспрецедентные в своей чудовищности. В истории никогда не было ничего подобного». Затем он зачитал личное обращение к папе, написанное польским президентом.
Слушая это обращение, Пий XII нервно улыбался. Когда посол закончил читать, папа произнес: «Прежде всего я хотел бы спросить, знаком ли мсье президент [разговор шел на французском] с моим рождественским посланием. Я удивлен, я даже задет. Да, задет и огорчен. Ни слова благодарности, ни слова признания… я имею в виду – признания… – Тут понтифик, не будучи уверен, что французское слово, означающее «признание», хорошо передает его мысль, использовал немецкое слово Anerkennun. – А ведь я тогда высказал все. Четко, ясно и недвусмысленно». Тут папа принялся по памяти цитировать отрывки из своего рождественского радиообращения, сделав многозначительную паузу после упоминания преследований национальных меньшинств и некоторых рас.
Посол ответил, что польские епископы не сочли его слова соответствующими ситуации, так как в своем обращении папа нигде не говорил ни о нацистах, ни о том, что они, собственно, делают. Прервав его, папа заметил, что епископы находятся в изгнании, поэтому могут с легкостью говорить дерзкие вещи, но тем, кто пока еще остается в Польше, пришлось бы поплатиться за откровенность. Немцы лишь ждут повода, чтобы расширить преследования.
Немцам не требуются какие-то поводы, возразил дипломат. Терпение польского народа на исходе, ему не нужны подобные отговорки[578].
Следует отметить, что не только немцы участвовали в этой захватнической войне и совершали злодеяния против мирного населения разных стран. Итальянцы тоже причастны к этому, хотя мало кто из них признавал это. На это обратил внимание американский эмиссар в Риме, иезуит Винсент Маккормик. Через две недели после встречи папы с польским послом Маккормик записал в дневнике:
Похоже, Святой престол проявляет пристальный интерес к страданиям мирного населения лишь в том случае, если это население итальянское. Здесь прекрасно знают о жестоких издевательствах, которым подвергается гражданское население в Словении, Хорватии и Греции. И это дело рук итальянцев, которые дотла сжигают городки, убив