Но в последний момент показалось, что все усилия могут пойти прахом. Накануне предполагаемого публичного объявления о перемирии Бадольо неожиданно попытался отложить его, заявив, что он больше не может гарантировать контроль над теми аэродромами близ Рима, на которые рассчитывали воздушно-десантные части союзников. Утром того дня, когда планировалось объявить о заключении перемирия, итальянский премьер направил Эйзенхауэру неприятное послание: «Из-за резкого изменения ситуации и присутствия немецких войск в районе Рима больше не представляется возможным принять предложение о немедленном перемирии, так как это приведет к оккупации столицы и захвату власти в стране немцами».
Теперь союзники не могли перебросить войска в Рим воздушным путем, но они уже начали операцию «Лавина», и им срочно требовалось публичное объявление перемирия, причем до того, как десант высадится в континентальной части Италии. Переправляя в Вашингтон послание итальянского премьера, Эйзенхауэр ясно изложил собственное видение того, как нужно действовать: «Мы хотели бы знать… ваше мнение о том, следует ли нам все-таки объявить о перемирии, так как это может иметь тактическое значение и ввести противника в заблуждение. Безусловно, само итальянское правительство не заслуживает того, чтобы при этом мы учитывали его интересы»[737].
Из Вашингтона ответили быстро: «Как полагают президент и премьер-министр, поскольку соглашение уже подписано, вам следует выбрать время для публичного оповещения о нем так, чтобы это способствовало проведению военных операций. Как это скажется на итальянском правительстве, значения не имеет». Эйзенхауэр направил премьеру Бадольо финальный ультиматум: «Я намерен оповестить общественность о принятии условий перемирия в тот же час, в какой это изначально планировалось сделать… Если с вашей стороны или со стороны каких-либо подразделений ваших вооруженных сил последует отказ от сотрудничества согласно выработанным договоренностям, я раскрою перед миром все протоколы. Сегодня день Х, и я ожидаю, что вы выполните взятые на себя обязательства»[738].
Бадольо продолжал тянуть время и объявил о заключении перемирия лишь поздно вечером, уже после того, как о капитуляции Италии сообщили по радио. Люди высыпали на улицы. Кое-кто из молодежи пел, плясал, размахивал итальянскими флагами, но многие итальянцы постарше испытывали смешанные чувства: их огорчало унизительное поражение родной страны и они страшились будущего. Несколько тысяч римлян заполнили площадь Святого Петра. Они кричали, что надеются на мир, и просили папу подойти к окну. Но он так и не исполнил их желание. Зная, как уязвим теперь Рим для немецкой оккупации, понтифик не хотел, чтобы все увидели, как он празднует предательство Италией своего партнера по гитлеровской коалиции. Несмотря на неоднократные призывы снизу, он так и не появился, и разочарованная толпа медленно рассеялась[739].
Часть четвертая. Когда почернело небо
Глава 33Фальшивые новости
В первые часы после объявления о заключении перемирия 74-летний король Италии встревоженно следил за известиями о приближении немецких частей. Опасаясь, что Квиринальский дворец может оказаться недостаточно безопасным местом, монарх провел ночь на диване в палаццо, где размещалось Военное министерство Италии. Поздно ночью пришли вести, что немецкие войска начали наступление на Рим и уже заняли Чивитавеккью, старый портовый город на северо-западных подступах к столице, и Гаэту, крепость на побережье южнее Рима. Лишь одна трасса, по которой можно было выехать из Рима, Тибуртинская дорога, оставалась свободной. В 5:00 9 сентября 1943 г. во внутреннем дворе перед палаццо собрался кортеж из пяти автомобилей. Король с королевой уселись в первую машину, серо-зеленый Fiat-2800, премьер-министр Бадольо и герцог д'Акуароне – во вторую, принц Умберто – в третью. Впереди двинулась фаланга карабинеров на мотоциклах. В последующие два часа многие из высших итальянских военачальников – генералов и адмиралов – последовали их примеру, как и несметное количество лакеев и слуг королевского семейства, захвативших с собой наскоро собранный багаж монаршей семьи. Все они отправились через Апеннины на восток, к адриатическому портовому городу Пескара.
В числе тех, кто отсутствовал в этой королевской автомобильной процессии, была королевская дочь Мафальда, которая находилась тогда в Болгарии, куда поехала к своей младшей сестре Джованне на похороны ее мужа, болгарского царя Бориса. Принцессе Мафальде так не довелось вновь увидеть отца: после возвращения в Рим в том же месяце ее схватило гестапо и переправило на самолете в Берлин. Затем ее отправили в концлагерь Бухенвальд, где она умерла ужасной смертью[740].
Принцесса Мафальда с сыновьями
Король и его спутники прибыли в аэропорт Пескары. Виктор Эммануил рассчитывал сесть на самолет и отправиться на юг в безопасные места, но этого так и не произошло. Причины остаются неясными: возможно, король опасался, как бы немцы не перехватили его самолет в воздухе, а может быть, итальянские авиаторы отказались участвовать в столь унизительной операции. Беглецы решили вместо этого вызвать военный корабль. Пока они ждали его прибытия, новость о том, что король пытается бежать, расползлась по Пескаре, и возникла опасность народных волнений. В последний момент военный корабль Bayonet перенаправили в Ортону – портовый городок, расположенный чуть южнее Пескары. Добравшись до Ортоны, король, королева, премьер-министр и их 56 спутников взошли на борт, и корабль тут же двинулся в Бриндизи – город на каблуке итальянского сапога. В спешке ни Бадольо, ни король, ни начальники штабов не удосужились оставить распоряжения министрам, которых они покинули. Министр иностранных дел Раффаэле Гуарилья перед этим всю ночь составлял депеши для итальянских дипломатов за рубежом, извещая их о перемирии. Никто не сообщил ему, что король и премьер-министр уезжают[741].
Тем же утром, узнав о бегстве короля и премьер-министра, двое помощников Гуарильи помчались в Ватикан, чтобы известить об этом папу. Сам Гуарилья укрылся в испанском посольстве при Святом престоле, где оставался на протяжении следующих девяти месяцев. Уже днем офицер, представлявший остатки командования вооруженных сил Италии, явился к монсеньору Монтини в поисках помощи Пия XII. Может быть, папа сумеет убедить союзников поспешить с высадкой в Риме? Но понтифик не ответил. Видимо, он рассуждал так: Рим вот-вот возьмут немцы, сейчас не время настраивать их против себя[742].
«С тех самых пор, как ушел Муссолини, – в тот же день писал Геббельс в дневнике, – мы предвидели такое развитие событий и ожидали его… Теперь мы можем сделать то, что фюрер хотел предпринять сразу же после свержения Муссолини». В течение нескольких часов после объявления о перемирии немецкие солдаты захватили крупные города Северной Италии, не встречая заметного сопротивления. Между тем союзники сосредоточились на операции «Лавина» и высадке своих частей у Салерно, к югу от Неаполя[743].
Среди первых, кто явился в Ватикан этим утром, был немецкий посол Эрнст фон Вайцзеккер. Он хотел сообщить папе о том, что немецкие войска, идущие на Рим, с уважением отнесутся к нейтральному статусу Ватикана, и для этого встретился с монсеньором Монтини. Дипломат, однако, приправил это сообщение замечанием, что делу не помогают упорные слухи о роли папы в низложении Муссолини. И в самом деле, одна из римских газет утверждала, что у понтифика состоялся продолжительный разговор по телефону с Рузвельтом незадолго до того, как дуче сместили с поста.
Эта история – чистейшей воды выдумка, возразил Монтини. Он тут же распорядился, чтобы на следующий день ватиканская газета L'Osservatore Romano выпустила на первой полосе опровержение слухов. Вайцзеккер же телеграфировал в Берлин, что «по заявлению уполномоченных органов Ватикана, якобы имевшие место телефонные переговоры между папой и Рузвельтом на самом деле чистая фантазия»[744].
Вечером следующего дня посол Вайцзеккер позвонил в Ватикан, чтобы от имени командующего немецкими силами в Риме передать заверения: немецкие части с должным уважением отнесутся к Ватикану и тем учреждениям, которые от него зависят. Дневниковая запись Геббельса, сделанная на другой день, подтверждает, что приказ исходил от самого Гитлера: «Ватиканские власти осведомились у нашего посла, будет ли гарантировано соблюдение прав Ватикана в том случае, если мы займем Рим. Фюрер ответил положительно»[745].
Британские части 3 сентября пересекли Мессинский пролив, отделяющий Сицилию от материковой части Италии, и заняли город Реджоди-Калабрия, находящийся на носке итальянского сапога. Через шесть дней силы союзников высадились в Таранто, уже у основания каблука. Развивая наступление, они вскоре достигли Бриндизи. Именно в этом укромном местечке на крайнем юге Апеннинского полуострова Виктор Эммануил и премьер-министр Бадольо учредили свое временное королевское правительство.
Когда король достиг безопасного убежища, которым стал для него Бриндизи, его уже ожидали послания Рузвельта, Черчилля и Эйзенхауэра, где говорилось, что гитлеровские войска захватывают полуостров и именно король должен призвать итальянский народ к сопротивлению. Бадольо послушно выпустил вялое обращение к итальянским военным, приказывая им сопротивляться[746]