Глава 35Безосновательные слухи
Безоблачным вечером 5 ноября 1943 г. на территорию Ватикана упали четыре бомбы. Одна разорвалась в садах близ ватиканской радиостанции, две другие – возле административных зданий, четвертая пробила крышу ватиканской мозаичной фабрики. Примечательно, что при этом никто серьезно не пострадал, хотя монсеньор Тардини, курирующий в Государственном секретариате международные отношения, лишь чудом избежал травм. Он направлялся в свой кабинет в губернаторском дворце, когда от взрыва одной из бомб вылетели стекла в окнах и обрушился потолок. Этот острый на язык прелат не преминул заметить: наконец-то нам удалось создать «открытый город».
Хотя ущерб мог быть гораздо больше, он все же оказался значительным. Следы взрывов виднелись на стенах многих строений вплоть до четвертого этажа. Мастерская мозаики была усеяна обломками, лопнула водопроводная труба, а здание, где жили иностранные дипломаты, лишь чудом избежало прямого попадания. Собор Святого Петра почти не пострадал, но в некоторых окнах разбились стекла[797].
Поиск виновных начался быстро, как, впрочем, и использование инцидента гитлеровской коалицией в пропагандистских целях. Ватикан направил довольно беспристрастные ноты американскому и британскому посланникам, а также немецкому послу. В них подробно описывался нанесенный ущерб и содержался призыв провести расследование, чтобы определить, кто в ответе за этот авианалет. Британский министр иностранных дел Энтони Иден направил телеграмму в алжирскую штаб-квартиру союзников: «Вражеская пропаганда ухватилась за бомбардировку Ватикана, которую якобы произвел самолет союзников 5 ноября в 21:00. Если, как мы предполагаем, в данной истории нет ни слова правды, то ШКСВ [штаб-квартире союзных войск] следует незамедлительно выступить с опровержением и заявить, что в этот день самолетов союзников не было в небе в районе Рима». Примерно в это же время американское военное министерство протелеграфировало в Алжир Эйзенхауэру, советуя ему тоже как можно скорее выпустить опровержение[798].
На следующий день после бомбардировки фашистские СМИ захлебывались от возмущения. «Вчера, около 21:00, на Ватикан был совершен преступный воздушный налет, – сообщало римское радио. – В Священный город… защищаемый войсками рейха, попали четыре большие бомбы и нанесли ему существенный ущерб. Весьма вероятно, что удар был нацелен на собор Святого Петра». Заголовок одной из главных римских газет буквально кричал: «Преступное нападение англосаксов на Ватикан!». Заголовок в газете Фариначчи Il Regime Fascista, ненадолго закрытой после свержения дуче, был не менее выразительным: «Еще одно злодеяние воздушных "гангстеров". Бомбежка Ватикана. Преднамеренная варварская акция»[799].
Эйзенхауэр поспешил выпустить опровержение: «Экипажи придерживались четких инструкций и не бомбили Ватикан»[800]. На другой день, 8 ноября, вышло заявление, подготовленное на заседании британского военного кабинета: «Наше расследование показало, что бомбардировка Ватикана, произошедшая на предыдущей неделе, не могла быть осуществлена самолетом союзников»[801].
На следующий день британский премьер-министр получил неприятное известие – в телеграмме от Гарольда Макмиллана, главы британской дипломатической миссии в Алжире. «Нам представляется, что это все-таки мы бомбили Ватикан, – писал дипломат. – В любом случае дело самое пустяковое, одна машина сбилась с курса». Британское правительство положило это сообщение Макмиллана под сукно. Еще день спустя Госдепартамент США выпустил собственный пресс-релиз, ставший откликом на требование Ватикана провести расследование: «Ответ, полученный от генерала Эйзенхауэра, позволяет со всей определенностью заявить, что самолет, нанесший удар, не принадлежал воздушным силам союзников»[802].
Кардинал Мальоне узнал о засекреченном сообщении союзников насчет произошедшего благодаря письму, отправленному через восемь дней после инцидента монсеньором Кэрроллом – единственным американцем, работавшим в Государственном секретариате Ватикана. Как раз в это время Кэрролл находился в Алжире. Он писал: «В разговоре на прошлой неделе с американским начальником штаба меня строго конфиденциально поставили в известность, что, по всей видимости, бомбардировка Ватикана объясняется действиями сбившегося с курса американского пилота». Помимо этого, добавлял прелат-американец, «один из американских летчиков сообщил, что видел, как самолет союзников сбросил свой груз бомб на Ватикан». Во время разговора американский генерал выразил сожаление и пообещал прелату принять строгие меры для предотвращения подобных случаев в будущем[803].
В конце октября Клара Петаччи снова увидела своего любовника. После того как немцы освободили ее из недолгого заключения, она принялась забрасывать Муссолини длинными письмами, в которых причудливым образом смешивались попытки подбодрить его, уверения в вечной любви, упреки в том, что ее не ценят, непрошеные политические советы и предостережения насчет коварства врагов. На протяжении ближайших полутора лет она написала больше трех сотен таких писем, и, хотя Муссолини неоднократно призывал ее уничтожить переписку, она хранила не только его письма, но и копии своих. В тот день визит Клары в резиденцию Муссолини в Гарньяно на берегу озера Гарда (примерно в 15 км от Сало) стал возможен из-за того, что Ракеле, жена дуче, еще не вернулась из Германии. Сидя в автомобиле, который вез ее на свидание, Клара сжимала в руках четки и возносила молитвы своей любимой святой Рите. Она вошла на виллу Муссолини через боковую дверь. Вот как она описывает первые впечатления от этой новой встречи: «Я вижу, как он приближается, медленно двигаясь в тени. У меня кружится голова… Я вижу его, я вижу его снова. Он берет меня за руку, он обнимает меня, мы смотрим друг на друга, нас охватывает сильнейшая дрожь». Они провели ночь вместе. Этой привилегии Клара удостаивалась нечасто: вскоре вернулась Ракеле. Законная жена Муссолини использовала все средства, имеющиеся в ее арсенале, чтобы держать Клару подальше от дуче[804].
Что касается самого Муссолини, то он чувствовал себя в равной мере и диктатором, и узником. Дуче находился под контролем немцев и не был уверен в том, что может диктовать свою волю собственным подручным-фашистам. Министерства его правительства были разбросаны по региону Венето, а вилла служила ему и домом, и канцелярией. Он долго купался в лучах народного обожания и наслаждался зрелищем людского моря, взволнованного его воинственными речами. Теперь же чувствовал себя одиноким, всеми покинутым. Муссолини редко выбирался за пределы своей виллы и не вполне доверял тем, кто его охранял. Он так и не был в Риме с тех пор, как король столь внезапно и стремительно отправил его в отставку. На балконе палаццо Венеция, с которого он произнес так много пафосных речей, надолго оставшихся в памяти многих, сохранилось лишь одно свидетельство его былого присутствия: на балюстраде висела фотография дуче (с вскинутой в римском салюте рукой). Вход в палаццо теперь охраняли не его собственные войска, а немецкий танк и четыре немецких же броневика. Но, пожалуй, унизительнее всего были ходившие по Риму слухи о том, что он мертв[805].
На протяжении первых недель немецкой оккупации отношения между Ватиканом и немецкими властями оставались довольно безоблачными, к немалому облегчению папы[806]. Вайцзеккер 8 октября попросил понтифика выпустить заявление с опровержением россказней союзников о том, что немцы дурно обращаются с Ватиканом. Но папа колебался. По его словам, если он выпустит такое заявление, то сможет лишь подтвердить, что пока немцы ведут себя должным образом. На его взгляд, лучше было выпустить заявление немецких оккупационных властей, так как оно могло не только констатировать прошлое, но и давать гарантии на будущее[807].
В конце концов папа согласился на совместное заявление, которое подписали немецкий посол и кардинал Мальоне. Это заявление опубликовала 30 октября ватиканская газета L'Osservatore Romano, а затем его перепечатал журнал La Civiltà Cattolica. Вот что прочли читатели:
В стремлении положить конец циркулирующим ныне, в особенности за рубежом, безосновательным слухам об отношении немецких частей к Ватикану Его превосходительство немецкий посол по поручению своего правительства проинформировал Святой престол о том, что Германия, до настоящего времени проявлявшая уважение к учреждениям и деятельности Римской курии, а также к суверенным правам и целостности города-государства Ватикан, и впредь твердо намерена относиться к ним с должным почтением. Святой престол, признавая, что немецкие войска с должным уважением относятся к Римской курии и Ватикану, с удовлетворением принял заверения, данные немецким послом относительно будущего[808].
В поддержании хороших отношений между Ватиканом и немецкими военными властями в Риме самую активную роль играл отец Панкрациус (Панкрацио) Пфайффер, генеральный настоятель религиозного ордена сальваторианцев, немец по национальности. Он сочувствовал гитлеровской коалиции и поэтому с готовностью стал посредником в контактах Ватикана с оккупационными властями. У папы состоялось не меньше полудюжины встреч с ним за девять месяцев пребывания немецких войск в Риме