Союзники наконец подошли к Риму. Много месяцев немцы сдерживали их продвижение в горах к югу от Рима, но в конце мая ценой больших потерь союзническим войскам все же удалось прорваться. Генерал Марк Кларк, командующий 5-й армией США, на открытом джипе, за которым следовали два десятка военных корреспондентов, подъехал 25 мая к тому месту на шоссе Анцио – Террачина, где его войска незадолго до этого соединились с союзническими частями, долгое время зажатыми на прибрежном плацдарме Анцио. Позируя перед камерами, солдаты без касок жевали жвачку, улыбались и хлопали друг друга по спинам. Близился финальный этап наступления на Рим[908].
С одобрения папы монсеньор Тардини вызвал немецкого посла и сообщил ему, что Ватикан направил новые распоряжения приходским священникам Рима. Им следовало призывать прихожан сохранять спокойствие в случае отступления немецких войск и появления союзнических частей. Ватиканские власти, заявил монсеньор, хотели бы избежать насилия в городе. В связи с этим важно, чтобы немцы не предпринимали ничего, что могло бы спровоцировать выступления населения. Особенно важно, чтобы немцы сдерживали итальянских фашистов, «которые наиболее отчаянны и жестоки».
Немцы и дальше будут защищать Рим, ответил посол Вайцзеккер, каждые две недели встречавшийся с генерал-фельдмаршалом Кессельрингом, командовавшим немецким контингентом в Италии. Тардини с облегчением признался, что сам он уверен в «благих намерениях» немецкого правительства и «не сомневается в том, что тактика Кессельринга позволит спасти Рим»[909].
«Благие намерения» немецких оккупантов были не столь очевидны тем римлянам, которые в первые два дня июня видели, как лихорадочно оккупанты сгоняют молодых мужчин и женщин для отправки на север – на принудительные работы. В Ватикан хлынули сообщения о немецких рейдах по католическим приютам для людей, чьи дома были разрушены. В послании, полученном 1 июня из школы, примыкающей к одному из таких приютов, говорилось, что в 1:00 здание окружили немецкие солдаты и итальянская полиция. К счастью, «мальчики смогли убежать благодаря помощи итальянской полиции. Девочки, собранные в большом помещении на первом этаже, выбрались оттуда через окно». Священник из еще одной школы сообщал, что в 2:00 (той же ночью) его учебное заведение оцепили солдаты, которые схватили пять молодых женщин и четырех мужчин и загнали их в грузовик. Священнослужитель писал: «Я опускаю описание душераздирающих сцен с родственниками увозимых, особенно с матерями, на глазах у которых забирали юных дочерей». В попытке сделать что-то Государственный секретариат Ватикана связался с отцом Панкрацио Пфайффером. Результаты этого обращения отражены в служебной записке, датированной 4 июня: «Отец Панкрацио передает, что мальчиков и девочек, захваченных немцами в последние дни, направляют в Германию на работы. С ними будут хорошо обращаться, и им будут хорошо платить»[910].
Ватикан долго волновали опасности, с которыми Рим мог столкнуться в период между уходом немцев и приходом союзников, но перерыва между уходом одних и приходом других так не случилось. Последние дни мая ознаменовались ожесточенными боями на южных подступах к столице, где густые оливковые рощи служили хорошим укрытием для снайперов вермахта, в окопах полного профиля стояли пулеметы, а ряды колючей проволоки преграждали путь войскам союзников. Но теперь союзники быстро преодолевали этот последний рубеж немецкой обороны. Отряды гранатометчиков уничтожали немецкие танки, а пехотинцы палили из автоматов по немецким солдатам на лесистых холмах. Инженерные войска расширяли дороги, которые вскоре заполнялись союзническими танками, артиллерийскими орудиями, грузовиками и джипами. Гитлер 3 июня, когда союзники уже подходили к Вечному городу, лично приказал генерал-фельдмаршалу Кессельрингу не допускать превращения Рима в зону боев. Немцам предписывалось не предпринимать при отступлении ничего, что могло бы нанести ущерб городу[911].
Вечером того же дня, в 23:00, немецкие оккупационные власти приказали Вайцзеккеру передать союзникам через Государственный секретариат Ватикана предложения Германии, касающиеся эвакуации из Рима. Немцы призывали союзников признать Рим открытым городом, где не должно быть каких-либо воинских частей. В обмен они обещали не участвовать ни в каких актах разрушения и не повреждать системы городского водо- и электроснабжения. На следующее утро кардинал Мальоне вызвал Осборна, чтобы передать ему предложение немецкой стороны. Британский посланник сразу же дал ответ от имени своего правительства: предложение объявить Рим открытым городом несерьезно[912].
В ночь на 3 июня бесконечная череда немецких танков, грузовиков и других транспортных средств потянулась на север по улицам города. Немцы реквизировали весь транспорт, который мог сгодиться для эвакуации, – от личных авто до телег, запряженных быками. Для многих римлян это зрелище было чрезвычайно отрадным. Они девять месяцев провели в страхе перед немецкими оккупантами и их соратниками – итальянскими фашистами. Теперь же они смотрели, как измотанные, павшие духом немецкие солдаты тащатся на север, уходя от наступающей армии союзников. Монсеньор Тардини отмечал: «Картина удручающая, ибо перед нами подавленные, деморализованные, изможденные солдаты… но она и утешительная, так как мы видим униженными тех, кто издевался над людьми, мы видим раздавленными тех, кто чинил насилие». Римляне глядели на все это молча, опасаясь, что признаки торжества с их стороны заставят немцев открыть огонь[913].
Не успели последние немецкие солдаты покинуть Рим 4 июня 1944 г., как в него начали входить союзнические части. Город ликовал, радуясь освобождению. Рим так и не стал местом сражения между оккупантами и союзническими войсками, и стреляли тут и там лишь в воздух – от радости. На следующий день, в 7:00, папа появился в окне своих покоев, расположенных на четвертом этаже Апостольского дворца, чтобы благословить собравшуюся толпу. Выглянув наружу, он с раздражением заметил американский танк, стоящий внизу на площади Святого Петра. На протяжении утра он три раза звонил Тардини, требуя, чтобы тот убедил военных убрать его[914].
Кардинал Мальоне вызвал к себе поверенного в делах итальянского посольства в Ватикане. Уже много месяцев кардинал чувствовал себя неважно, а в последние недели вообще частенько не мог встать с постели. Войдя в кабинет иерарха, Бабушио сразу заметил, что тот нездоров, но связал это с тем, что кардинал провел зиму в ватиканских дворцах, которые совершенно не отапливались. Кардинал считал, что теперь, когда немцы покинули Рим, даже плохое самочувствие не должно помешать ему поднять важный вопрос, решение которого нельзя откладывать. Папу беспокоило то, что после событий последних месяцев победители не проявят должного «милосердия» в отношении итальянских коллаборационистов. Мальоне попросил Бабушио передать королевскому правительству просьбу понтифика о снисхождении к ним[915].
К 18:00 6 июня большая толпа снова собралась на площади Святого Петра. Газета L'Osservatore Romano, превознося папу и называя его Defensor Civitatis[916], писала, что римляне пришли сюда в стремлении выразить понтифику благодарность за спасение их города. Для союзников это тоже был большой день – так называемый день «Д»: утром 6 июня произошла массированная высадка союзных войск на побережье Нормандии. В последующие дни этот десант с большими потерями расширил захваченный плацдарм и начал вытеснять немецких оккупантов из Франции.
В тот день понтифик под приветственные крики толпы вышел на балкон над массивным входом в собор и возблагодарил Господа за то, что он сподвигнул «обе воюющие стороны» пощадить Вечный город. «В народе уверены, что это папа спас Рим, – объяснял Осборн, описывая событие в отчете для Лондона, – хотя на самом деле он не имеет к этому ни малейшего отношения». Если бы Гитлер приказал своим солдатам не отступать, а сражаться, римляне сейчас не праздновали бы на улицах освобождение. Однако дипломат, противореча самому себе, тут же добавлял, что, возможно, Гитлер пощадил город в стремлении сохранить расположение Пия XII, «в надежде впоследствии сделать папу своим заступником и выторговать менее жесткие условия перемирия или мира». Более правдоподобно звучит иное объяснение роли папы: и немцы, и союзники очень хотели выставить себя защитниками христианства. В этом смысле можно утверждать, что Рим и в самом деле спас папа – точнее, институт папства[917].
Глава 38Недобросовестные отчеты
Ранним солнечным июньским утром накануне освобождения Рима генерал Марк Кларк выехал из Анцио. Его автоколонна состояла из двух броневиков и шести набитых журналистами джипов. Прошло почти 11 месяцев с тех пор, как первые союзнические части высадились на Сицилии и начали кровопролитный марш на север. В эти месяцы надежда на скорое освобождение Рима то вспыхивала, то гасла. И вот настало утро 3 июня. По пути через холмы автоколонна остановилась, чтобы генерал попозировал фотографам рядом с большим бело-голубым указателем с надписью «Roma». Но праздничная атмосфера испарилась, когда к щелканью затворов фотоаппаратов добавился свист пуль. Генерал и его свита бросились на землю и поползли вниз по склону холма. Вскоре они укрылись в первом попавшемся доме с толстыми стенами. Лишь на следующий день удалось очистить местность от последних гитлеровских снайперов и окончательно открыть дорогу на Рим