В последующие дни, когда улыбающиеся бойцы союзнических войск раздавали сладости приветствовавшим их римским детям и когда весь город праздновал освобождение, высокие чины союзников соперничали друг с другом за право удостоиться папской аудиенции. Первым в Апостольский дворец попал генерал Кларк. Он прикатил на площадь Святого Петра 8 июня 1944 г., все еще одетый в полевую форму. Готовясь к встрече с Кларком, понтифик поручил своему аппарату составить примерный план беседы. Скорее всего, первые три пункта набросал Тардини (выражение благодарности союзникам за то, что они уберегли Рим от причинения ущерба), а четвертый пункт вписал от руки сам папа: «Нам сообщают, что коммунисты проникают во многие органы власти. Это вызывает серьезное беспокойство и, на наш взгляд, не приведет ни к чему хорошему. Мы надеемся, что их удастся как-то приструнить»[919].
На другой день к понтифику явился премьер-министр Новой Зеландии, чьи войска принимали участие в наступлении на Рим. Осборн, сопровождавший его, отметил, что никогда не видел папу в столь приподнятом расположении духа. Тот факт, что переход Рима из-под контроля немцев под управление союзников прошел без нанесения ущерба городу и без нападений на церковь, явно принес понтифику огромное облегчение. Ватикан пережил немецкую оккупацию Рима без особых потерь. Хотя в предшествующие месяцы союзники подняли шум, обрушив на немцев обвинения в преследовании Ватикана, выяснилось, что по большей части это не более чем пропаганда. В середине июня Роберт Мерфи, главный дипломатический представитель США в союзнических частях в Италии, докладывал вашингтонскому руководству, что «пока в Риме не получено никаких доказательств притеснений и преследований Римско-католической церкви [со стороны немецких оккупантов]». Тот ущерб, который все-таки понесла церковь, стал следствием бомбардировок города союзниками[920].
Среди видных представителей союзников, стремившихся попасть на аудиенцию к Пию XII, был и Шарль де Голль, глава Свободных французских сил. Он встретился с папой в конце июня. «Святого Отца больше всего тревожат действия Советов», – отмечал лидер французского Сопротивления после этой беседы. Папа «считает, что христианству уготованы весьма суровые испытания и что опасность можно ослабить лишь путем сплочения европейских стран, вдохновляемых католицизмом: Германии, Франции, Испании, Бельгии, Португалии. На мой взгляд, в этом и состоит главная цель папы Пия XII». Несколько дней спустя, уже вернувшись в алжирскую штаб-квартиру союзников, де Голль поделился своими впечатлениями о понтифике с Даффом Купером, британским эмиссаром при Французском комитете национального освобождения. «Вчера вечером генерал де Голль рассказал мне, – сообщал Дафф Купер в Лондон, – что беседа с папой произвела на него не очень благоприятное впечатление. Похоже, в настоящий момент Его Святейшество больше всего озабочен страданиями, которые, как он опасается, могут постичь народ Германии»[921].
Хотя папа почувствовал облегчение, увидев, как спокойно Рим перешел под контроль союзников, он был недоволен отказом союзников провозгласить итальянскую столицу открытым городом. Поскольку союзники отклонили и предложение немцев о демилитаризации города, не означает ли это, что теперь пришла очередь Германии наносить воздушные удары по городу? Госсекретарь США указывает на эти опасения в письме, написанном в начале июля: «Папские власти, судя по всему, тревожит опасность, грозящая Риму. Эта тревога выглядит необоснованной на фоне общей военной ситуации, особенно сейчас, при достижении союзниками превосходства в воздушном пространстве Италии и в других военных сферах. В Объединенном комитете начальников штабов полагают, что сейчас и в обозримом будущем вероятность серьезных воздушных или иных атак немцев на город Рим незначительна»[922].
Вскоре после того, как союзники заняли Рим, президент Рузвельт попросил Майрона Тейлора, своего эмиссара при Святом престоле, вернуться туда. Первые отчеты Тейлора из итальянской столицы (на сей раз в виде писем) показывают, в каком восторге пребывал папа, который теперь принимал тысячи офицеров и рядовых союзнических войск во время ежедневных массовых аудиенций. Понтифик провел специальную аудиенцию в папском тронном зале даже для журналистов, пожал каждому руку и удостоил личного разговора.
Во время пространных бесед с Тейлором папа ясно дал понять, что считает разгром Германии в конечном счете неизбежным. Однако понтифик выражал озабоченность по поводу жертв, которые придется понести ради этого. Его беспокоило и то, что поражение немцев в войне может привести к появлению коммунистической Германии. Папа спрашивал Тейлора, не стоит ли ему вновь призвать к заключению мира? На это посланник Рузвельта отвечал твердым «нет». Как он заметил, последнее заявление папы по данному вопросу, которое Пий XII сделал за несколько дней до освобождения Рима союзниками, «в Америке истолковали… как прогерманское… Не следует предпринимать ничего такого, что может дать Германии ложные надежды, поскольку это лишь затянет конфликт». Кроме того, предупредил Тейлор, такие действия «будут неверно поняты и восприняты с неодобрением»[923].
В начале июля 1944 г. папа дал персональную аудиенцию Уильяму Доновану по прозвищу Дикий Билл, легендарному директору Управления стратегических служб, разведывательного ведомства США[924]. Интересно отметить, что папа, принимая американского шефа разведки и выражая обеспокоенность насчет коммунизма и будущего Европы, странным образом полагал, что в Рим вот-вот прибудет сам президент США[925]. Он даже велел монсеньору Уолтеру Кэрроллу, единственному прелату-американцу в Государственном секретариате Ватикана, подготовить на английском языке проект служебной записки с соображениями относительно будущей встречи с Рузвельтом. Хотя у президента не было таких планов, этот документ дает представление о том, что творилось в головах папы и чиновников Государственного секретариата в первые моменты после того, как союзники заняли Рим.
Понтифик считал важным, чтобы главную роль в Италии играли американцы, а не британцы. «Американцы, – писал Кэрролл, – похоже, склоняются к тому, чтобы вернуться в Америку и предоставить Европу англичанам. Такой возврат к американскому изоляционизму чрезвычайно опасен и вполне может обернуться катастрофой для Европы». На его взгляд, за представлениями американцев о том, что скоро они смогут умыть руки и снять с себя ответственность за ситуацию в Италии, кроется намерение оставить Италию самим итальянцам. В основе такого подхода «лежит фундаментальное заблуждение – мысль о том, что Италия готова к демократической форме правления и что американскую демократию можно пересадить на итальянскую почву». Подобные взгляды, полагал монсеньор, объясняются незнанием итальянской истории и итальянского характера. Крайне важно, чтобы американские власти «в течение некоторого времени осуществляли негласный, но эффективный контроль за судьбой страны».
Финальный пункт, который папе рекомендовалось обсудить с американским президентом, касался опасности доминирования русских в Европе после поражения Германии. Следует заранее принять меры, чтобы этого не произошло. Необходимо надавить на Рузвельта, который «несомненно, будет выдвигаться на четвертый срок» и который «чрезвычайно чувствителен к реакции и мнению католических кругов Америки… В силу этих причин он будет стремиться выяснить пожелания Святого престола и наверняка сделает все для их удовлетворения. Таким образом, именно сейчас логично нанести мощный удар»[926].
Многим солдатам союзнических войск перспектива принять участие в папской аудиенции в украшенных фресками залах Ватикана казалась очень заманчивой. Понтифик с удовольствием общался с ними. Теперь он проводил массовые публичные аудиенции каждый день по большей части в парадном зале Sala Regia, примыкавшем к Сикстинской капелле. Там воздвигли специальную платформу, с которой папа обращался к визитерам по-английски, а затем благословлял их. Прежде чем покинуть зал, он часто останавливался поговорить с ближайшими посетителями и протянуть им руку, чтобы они приложились к его кольцу. «На всех неизменно производят самое благоприятное впечатление его любезное и обходительное поведение, его улыбка, то пристальное внимание, которое он уделяет каждому, с кем говорит», – докладывал Осборн.
Однако, как ни странно, папу обеспокоило отношение американских солдат к нему. Понтифик даже признался генералу Кларку на одной из последующих аудиенций: «Знаете, мне кажется, американские солдаты меня недолюбливают». Кларку было известно, как много бойцов вооруженных сил США хотят попасть на папскую аудиенцию, поэтому вначале он подумал, что собеседник шутит. Но папа не шутил. Он объяснил: когда к нему на аудиенцию приходят итальянцы или немцы, они шумно приветствуют его, как только он входит в зал, «а когда я появляюсь перед американскими солдатами, они не издают ни звука». К облегчению папы, Кларк разъяснил, что в Соединенных Штатах в подобных случаях принято вести себя более почтительно. Рукоплескания и радостные крики воспринимаются как неуважение[927].
Наряду с восторгами в отношении наплыва людей на ежедневные аудиенции папу не оставляли опасения насчет возможности захвата власти в Италии коммунистами. Во время его еженедельных встреч с Тейлором чаще всего затрагивались две темы – эти опасения и связанное с ними желание подольше удержать армии союзников в Италии. Встретившись с папой в конце июля, Осборн тоже отметил эту озабоченность: «Во время сегодняшнего обсуждения ситуации в Италии папа выразил надежду на то, что мы еще на некоторое время сохраним ненавязчивый контроль над страной, если не полноценную ее оккупацию. Он опасается, что иначе здесь воцарится хаос». Осборн и сам не был большим поклонником левых сил, однако объявил Пию XII, что «бескомпромиссные, но неинформированные поборники демократии в Лондоне и Вашингтоне никогда не согласятся на что-либо в этом роде». Он подчеркнул, что, по мнению и американского, и британского лидера, итальянцы должны сами определить свое будущее, проведя свободные выборы. «По словам папы, – сообщал Осборн, – это достойно всяческого восхищения в теории, однако на практике и при нынешних условиях в Италии преимущества подобного подхода сомнительны»