Способ, каким история рассказана, определяет саму историю. Он подсказывает нам, за кого болеть, кому мы желаем выжить. «Редакторы, — говорил мне как-то Роджер Желязны, — верят, что они покупают истории, а на самом деле нет. Они покупают способ, которым история рассказана».
Иногда лучше, чтобы солнце не приходило. Это же все-таки предостерегающая сказка, она даже старше тех, которые про «как-все-так-получилось» («Туда не ходи. Там твоего дядю слопал пещерный лев. Не ешь это. Я тебе расскажу, что оно сделало с моими потрохами»), и какая же это предостерегающая сказка, если все началось хорошо, а закончилось еще лучше.
Но остается возможность счастливого конца, и нам нужно хвататься за такие концы, когда бы они нам ни попались. Солнце, приди же.
— Н. Г.
Франческа Лиа БлокТЕМНАЯ НОЧЬ ПСИХЕИГреция. «Купидон и Психея»
С Купидоном Психея познакомилась в сети. К этому времени оба уже пережили несколько неудачных романов и научились осторожности. У Психеи однажды случились отношения с мужчиной, по его словам, разведенным, но, как потом выяснилось, просто разъехавшимся с женой, которую он по-прежнему любил. Когда Психея призналась ему в любви, он ответил: «Я тебя тоже люблю. Я всех люблю. Мы все — одно». А последней пассией Купидона была самовлюбленная деспотичная актриса, неожиданно порвавшая с ним после того, как он уехал из города, чтобы повидаться со своей самовлюбленной деспотичной матерью. «Уж больно ты угодлив», — сказала она, ничего, впрочем, не имевшая против этого качества Купидона, пока он угождал только ей.
Но несмотря на эти невзгоды, им понравились сетевые страницы друг дружки, оба одолели свои страхи и несколько раз поговорили по телефону. Разговоры оказались приятными, Психея думала, что теперь Купидон пригласит ее выпить с ним чаю или кофе, как это принято делать, несколько раз поговорив с девушкой по телефону, однако он молчал. И как-то ночью, после вечеринки, на которой не было ни одного интересного мужчины, а если и были такие, то ее сторону они не смотрели, хмельная Психея позвонила Купидону, и они несколько часов проболтали, посмеиваясь и даже флиртуя. Кончилось тем, что Психея позвала его к себе. Времени было два часа ночи, но он пришел.
Психея велела Купидону войти в дом через заднюю дверь, которую она оставит незапертой. Жила она в коттедже неподалеку от пляжа. В спальне пахло морем, при коттедже был разбит маленький сад с жакарандой, которая роняла пурпурные цветы в прудик, окруженный замшелыми камнями. Ей нравилось воображать, что у нее в саду живут эльфы.
Услышав, как открывается задняя дверь, Психея затаила дыхание. Зачем ей это? — подивилась она, внезапно ощутив нежную тоску по своему милому, населенному эльфами дому, от которого было рукой подать до пляжа. Купидон может оказаться серийным убийцей — убьет ее, и она умрет и никогда уже не будет жить в снимаемом у городских властей и обожаемом коттедже. Правда, голос его звучал так тепло, так естественно; нет, не может он быть серийным убийцей. А если он некрасив? На фотографиях Купидон выглядел великолепно, однако они ведь могли быть и чужими.
А Купидон питал схожие сомнения насчет Психеи. Давно ли были сделаны ее фотографии? Может, она с тех пор жутко растолстела. Да и ее ли они, фотографии-то? А что если она алкоголичка (Купидон был трезвенником)? Или психопатка, которая решила ни с того ни с сего, что влюбилась в него, а когда он ее отвергнет, станет его преследовать. Все-таки не зря первые встречи принято назначать в людных местах.
Однако и Купидон, и Психея уже так долго изнывали без секса и так хорошо понимали друг дружку, беседуя по телефону, что одиночество и желание заставили обоих рискнуть. В спальне Психеи стояла темнота, но едва губы их соприкоснулись, едва они ощутили тела и запахи друг дружки и повалились на кровать — оба поняли, что взаимное влечение их не обмануло. (Он не серийный убийца! Она не психованная!) Купидон казался себе в объятиях Психеи огромным и сильным, она себе — гибкой и мягкой, а ее длинные, легкие каштановые локоны овивали Купидона и щекотали ему губы.
Их так тянуло друг к дружке, что весь следующий месяц Купидон приходил в постель Психеи каждую субботнюю ночь, и они с упоением предавались любви, а после разговаривали, не размыкая объятий. Психея работала воспитательницей в детском саду, за последние восемь лет она несколько раз заводила отношения с мужчинами, все неудачные. Родители ее умерли, ближайшая подруга недавно вышла замуж и ждала ребенка, поэтому виделись они редко. В свободное время Психея любила читать стихи и заниматься йогой. Купидон же хотел стать актером, но отказался от этой мечты и теперь работал в службе доставки. Отношения с матерью у него были неровные, отца он не видел с раннего детства. Каждую неделю Купидон посещал встречи Анонимных Алкоголиков и был теперь секретарем этих собраний. Как и Психея, он занимался йогой и любил читать о духовном. Что касается музыки и кино, то и тут их вкусы совпадали. Оба считали классикой музыки «Лед Зеппелин IV», а классикой кино «Небо над Берлином». Оба хотели бы иметь собаку, но жилища обоих не позволяли ее завести.
Таковы были факты — то, что они узнавали, читая сетевые страницы друг дружки и разговаривая по телефону. Но существовало и много другого, чего они знать не могли — например, того, как Купидон всхрапывает, негромко и обаятельно, когда смеется, а Психея хихикает, точно девчонка, отчего их общий смех обращался в безупречное пение; того, что температура тела у Купидона была немного повышена, а у Психеи немного понижена, и потому они уравновешивают друг дружку совершеннейшим образом; того, что оба умеют целоваться неистово, но нежно, и знают, как прилаживать свою силу или мягкость к тому, что делает другой; того, что химические вещества, которые вырабатывают их тела, образуют, соединяясь, — и особенно в смеси с запахами моря и сада — аромат, на создание которого и у опытного химика ушел бы не один год. Ни один из них не мог предвидеть, что другой будет точно знать, что нужно сказать и в самое подходящее время. Так, Психея нежно поведала Купидону, что, по ее мнению, актером он стал бы чудесным, — она поняла это по тому, как точно выбирает он время для шутки, по притягательной силе его личности, по красивому голосу; а Купидон однажды сказал ей, кончая, что у нее прекрасная, прекрасная душа.
С сексом все у них получалось замечательно. Замечательны были и их постельные разговоры. Однако все это происходило ночью.
Психея желала большего. Ей хотелось, чтобы Купидон, выйдя из ее тела, заснул с ней рядом, а утром повел куда-нибудь завтракать омлетом. Хотелось, чтобы под вечер они сидели у нее на кровати, смотрели кино и уплетали пиццу с грибами и жареным луком или читали друг дружке вслух. Хотелось стирать вместе с Купидоном его одежду. Хотелось пойти с ним на сельский рынок и купить там по корзинке клубники. Хотелось кормить его натуральными пищевыми добавками, помогающими от депрессии и усталости. И в конце концов захотелось родить от него ребенка, девочку, которую она назовет Джой. (Купидон однажды спросил у нее: «Если ты, познакомившись с человеком, сразу понимаешь, что хочешь от него ребенка, объясняется ли это тем, что тебе положено иметь детей, или просто гормонами и проецированием твоих желаний на кого-то другого?» Ответить она побоялась — просто пожала в темноте плечами и поцеловала его еще раз.) Кроме желания родить от него, у Психеи возникло еще одно: купить Купидону рубашку под цвет его глаз — или, по крайней мере, под воображаемый ею цвет его глаз, которых она ни разу не видела: он всегда приходил затемно, любил ее и уходил до рассвета.
Собственно говоря, рубашку она купила — в магазине «для бережливых»: большого размера французскую хлопковую кремового тона рубашку с рисунком из синих ирисов (в магазин Психея пришла не ради нее, а в надежде найти старомодное платье, расшитое розами, и рубашка просто попалась ей на глаза), — но знала: отдавать ее Купидону пока нельзя, поскольку рубашка лишь испугает его (хоть и меньше, чем новость о том, что Психея уже выбрала имя для их еще не родившейся дочери), — и потому упрятала ее в самую глубь стенного шкафа: пусть висит там до дня, когда он избавится от страха. Психея представляла себе, как протягивает Купидону рубашку и говорит с небрежной улыбкой: «Ах да, вот, только сегодня нашла. Надеюсь, придется впору». (Так ведь и пришлась бы — однажды в постели Психея, пока они любили друг дружку, измерила руками ширину его плеч.)
Психея была права, рубашка не понравилась бы Купидону, даже при том, что подходила под цвет его глаз и была ему впору. Он увидел бы в рубашке символ каких-то обязательств, а их Купидон боялся; у него имелись сложности даже с обязательствами перед собой. Каждодневная работа отнимала у Купидона много сил. Он был одаренным актером — играл в студенческом театре колледжа и привлек внимание немалого числа агентов, — однако страшился полностью посвятить себя искусству, потому что мог потерпеть неудачу. После колледжа он ходил на прослушивания, но безуспешно. Стал слишком много пить. В конце концов, агент Купидона указал ему на дверь. Теперь Купидон не пил, но в театр даже не заглядывал — совершенно нет времени, говорил он, да и устаю я на работе. Он был привязан к Психее, любил проводить с ней время, однако она немного пугала его. Присылала ему такие страстные стихотворения ее любимых поэтов — Пабло Неруды, Сапфо, — а ведь толком его не знала! Казалось, она стремится вытащить его под свет дня, разодеть, словно куколку, и пойти гулять с ним всем напоказ. У того, что он приходил к ней в темноте, имелась своя причина. И состояла она не в том, что Купидон, как подозревала Психея, стыдился показаться с ней на людях (после всех ее неудачных отношений с мужчинами, она несколько утратила уверенность в своей привлекательности), не в том, что ему не хотелось увидеть ее при солнечном свете, и не в том, что, как личность, она его не интересует — есть кому вставлять, и ладно. Нет, он считал, что в темноте сможет крепче держаться за себя. Затеряться в ком бы то ни было Купидон отнюдь не желал. Он знал, что это такое — пойти на свидание с женщиной, а потом встретиться с ней и на следующую ночь, и на следующую. После четвертой или пятой такой истории, Купидон понял, как хорошо ощущать себ