И сейчас, глядя на их ссору, когда каждый пытался высказаться больнее, ударить в самое солнечное сплетение, я понимала: дороги назад не будет. Тем более, надеюсь, с двумя детьми от другого мужчины, Женя больше не сможет этого вынести, и его слабая душонка станет еще хуже, и я точно не смогу больше жить в этом вранье.
— А ты, тварь, — повернулся ко мне Женя. — Хорошо тебе под ним лежится?
И тут Кирилла будто перемкнуло. Несмотря на то, что он видел: его оппонент пьян, не владеет собственным телом, он буквально бросил его на землю, и в несколько ударов ногой в живот заставил того плевать кровью.
— Прекратите! Прекрати! — повисла я на руках у Дикого. Он тяжело дышал, не в силах справиться со злостью.
— Я тебе сказал! — он указательным пальцем помахал в воздухе, глядя сверху вниз на поверженного противника. — Ты не понял. Пеняй на себя.
— Тваа-а-арь, — простонал Женя, поворачиваясь на спину. — Ты еще пожалеешь. Вы все еще пожалеете об этом.
— Ты сам во всем виноват, дебила кусок, — Кирилл повернулся к нему спиной. — Эта женщина и ее проблемы тебе не по зубам. Оставь их в покое. Между собой все будете решать после того, как я разберусь с ребенком.
Я нагнулась к Жене, посмотреть, нужна ли ему скорая помощь, и Кирилл вдруг нервно расхохотался.
— Не строй из себя мать Терезу, Тоня! — буквально взвыл он. — Ты не представляешь, что это за человек! Гниль! Падла! Трус!
— Пошла ты, — вдруг четко и ясно сказал Женя мне в лицо, не обращая внимания на то, что я пыталась подать ему руку, и помочь встать. — Не прощу тебя никогда, тварина. Ты заслуживаешь того, чтобы лишиться всего, что тебе дорого.
Я резко отпрянула от него. Стыд, ярость, неверие, — все смешалось в одно. И это говорит мне тот человек, которому я была верной женой почти пять лет? Вот так и открываются глаза…
Отвернувшись, я медленно пошла вперед. Женя вслед ругнулся еще несколько раз, но я уже не оборачивалась. Мне нужно было идти вперед, потому что впереди у меня много войн, много переживаний, и я надеюсь, — новая жизнь. По крайней мере, та, что, возможно, начинает зреть во мне уже сейчас.
Кирилл закрыл калитку. И хмуро посмотрел на меня.
— Охрана приедет завтра с утра. Никто вас не потревожит. Что делать с мужем — решишь потом. Но ты и сама все видела. Решать тебе, что делать дальше, но если ты вернешься к нему…
Он покачал головой, имея в виду, что перестанет меня уважать. Но и я не имела в мыслях уже такого решения! Подспудно я была к этому готова. Слова обиженного пьяного мужчины только поставили точку в тех отношениях, которые давно нужно было перечеркнуть.
Едва за мной закрылась дверь, я рухнула на кровать. Погладила кончиками пальцев спящего сына, утерла слезы, которые сами собой текли по щекам, впитываясь в волосы, в подушку.
Я не хотела, чтобы так глупо и глухо закончилась моя семейная жизнь, но человек предполагает, а бог — располагает. Нужно было развестись с ним еще давно, тогда, когда я поняла, что не смогу полюбить его со всей своей душой, несмотря ни на что. и эту страницу своей жизни я перелистнула сегодня ночью.
Мне нужно двигаться вперед ради своих детей, а не стоять на месте, принимая нелюбовь от нелюбимого…
Вдруг живот прострелила резкая боль, отдалась в пояснице. Черт. Такое иногда уже бывало, я знала, о чем говорит этот сигнал моего тела. Но мне не хотелось верить. Я не могла осознать и принять тот факт, что надежда, которую я взращивала в себе все это время, неосуществима. Нет, нет.
Я резко вскочила и рванула в туалетную комнату, чтобы уже через минуту убедиться в том, что первое ощущение оказалось верным: у меня начались женские дни. А это значить, что долгожданная беременность, которая могла спасти моего малыша, не случилась.
Прижав руки ко рту, чтобы заглушить крик, я медленно сползла по стенке вниз и буквально рухнула на холодный кафель ванной. Сегодня я оплакивала все: семью, свою первую любовь, надежду на то, что могу спасти свое единственное сокровище, в котором не чаяла души и без которого мне не нужна была и моя жизнь…
Глава 35
У меня есть сын… Как же сложно принять этот факт! Сын… Ребёнок… Маленький живой человечек, в котором течёт моя кровь. И почему? Ну почему он умирает? Я сбил костяшки пальцев в кровь, молотя боксёрскую грушу несколько дней, чтобы выпустить жар. Саднящая боль доводит до исступления, но ещё сложнее терпеть душевную боль, ту, которая бьёт в самое сердце, теребит его, рвёт на части. Я всё никак не могу понять — почему она промолчала? Почему не сказала о том, что я стал отцом? Почему пацана растил какой-то ган… Арррр…
Осознавал ли я, что просто не будет? Когда они окажутся под моей крышей? Женщина из прошлого, ненавидящая меня всем своим ангельским сердцем и пацан. Он боится меня, но тянется ко мне. Мне кажется, что между нами есть что-то особенное, что-то манящее друг к другу. Нет… Я ничего не осознавал, когда поехал и забрал их, но я ничуть не жалею о своём поступке.
Несколько дней пролетает незаметно. Седой постоянно названивает мне, но я делаю откат по документам, и мои люди возвращают ему бабки, которые он успел вложить в проект. Встречаться с ним я не хочу, потому что это закончится кровью… Его или моей? Ответ есть только у Всевышнего… В любом случае пока нам лучше держаться в стороне друг от друга.
Пока…
Нам всё равно придётся встретиться однажды и решить, как быть со всем этим бедламом дальше. Но на холодную голову, не на эмоциях, не в тот момент, когда жизнь ребёнка висит на волоске…
Я еду в медицинский центр, где уже должны быть готовы анализы сына. Я выбрал лучший центр по борьбе с этой гадостью. Тот, где врачи на самом деле заинтересованы помочь, а не просто высосать из тебя деньги. Брат моего одноклассника здесь главный врач, и он обещал сделать всё, что будет в его силах, чтобы помочь, потому что в своё время я здорово выручил его.
— Здоров, Иван! — произношу я, войдя в кабинет, где стоит насыщенный запах кварца. Он щекочет ноздри, раздражает лёгкие, проникая в них.
Ненавижу больницы за это медикаментозное зловоние. Входишь и будто бы нюхаешь саму смерть. Точнее, борьбу с ней. Впрочем, всё это не имеет особого значения. Я видел сидящих на скамейке обречённых детей… взрослых… Матери качали детей и видно было, что мысленно молили Бога спасти их чадо. И я разделяю тяжесть их груза. Я понимаю, как хреново им в эту секунду, потому что сам нахожусь в том же положении.
— Кирилл! — отвлекается Иван от бумаг, а мне немного странно слышать своё имя вместо прозвища.
Кириллом меня почти никто не называл. В основном Малая, ну пара партнёров по бизнесу, а вот так… В простых кругах…
Кирилл…
Я стискиваю зубы и киваю.
Присаживаюсь в кресло напротив и уже по одному его виду понимаю, что всё обстоит плохо.
— Шансы есть? — первым разрезаю тишину я, потому что понимаю, что он изо дня в день говорит таким же как я страждущим заученные слова, которые уже обожгли глотку изнутри, ведь ими ты вонзаешь нож в сердце.
— Есть, но сам понимаешь, что они небольшие.
Небольшие…
Сердце пробивает несколько глухих ударов, отдаётся стуком в висках.
Я делаю глубокий вдох и тянусь в карман за пачкой с сигаретами, но вспоминаю, что нахожусь в больнице, что тут по определению нельзя курить, и останавливаю себя.
— Что мы можем сделать?
— Есть несколько вариантов… Если сделать пересадку костного мозга, то Егор может пойти на поправку. Донором должен быть единокровный младенец. Костный мозг выделят из пуповинной крови, поэтому для новорожденного это полностью безопасно.
Я несколько секунд сижу в шоке, а потом начинаю истерически смеяться. Иван смотрит на меня, как на полоумного, а я в эту секунду осознаю, зачем Малая явилась ко мне той ночью. Она не могла прямо попросить о том, чтобы я сделал ей ребёнка, ведь тогда бы раскрылась её гаденькая тайна, но она пришла ко мне, сняла с себя одежду и соблазнила меня. Знала, что я чувствую рядом с ней, знала, что я снова куплюсь на её хрупкую фигурку, на сладкое манящее тело. Она пришла ко мне совсем не для того, чтобы вспомнить былое, не для того, чтобы развлечься… Она просто пыталась спасти сына. Она осознавала, что я буду считать её продажной девкой, изменщицей, что все эти ярлыки прилипнут к ней. Знала, но всё равно пришла. Она переступила через себя, наплевала на стыд и прочие чувства… И пришла.
Руки сжимаются в кулаки, когда я успокаиваюсь, а во рту появляется до одури омерзительная горечь. Я видел, что она ненавидит меня, не понимал за что, но видел. Ей были противны мои прикосновения, но она терпела ради пацана.
— Сам понимаешь, что это долго… Зачатие может не произойти сразу, — кивает Иван. — Пока Антонина выносит и родит второго ребёнка… Пройдёт ещё время. Мы не знаем, как быстро эта дрянь будет развиваться, не можем угадать, сколько времени есть у Егора. Я предложил бы воспользоваться вторым вариантом. — Иван поднял взгляд и внимательно посмотрел на меня. — Ты можешь стать донором костного мозга для своего сына, если анализы подтвердят совместимость.
В висках начинает стучать сильнее. Мне плевать, насколько эта процедура будет безопасной для меня, я даже не спрашиваю у него, есть ли какие-то риски для донора. Я вижу в этом спасение для маленького неокрепшего организма, для ребёнка, который не знал родного отца. Да даже если я и сдохну, то так тому и быть… Я готов пойти на это. Готов отдать хоть самого себя, чтобы помочь ему. Сам не понимаю, откуда такое рвение, ведь сына я не знал, возможно, всё дело в его преданных глазах, глядящих на меня с надеждой?.. Возможно, я хочу искупить свои ошибки? Грехи прошлого? Может, это за меня наказывают ни в чём неповинного ребёнка небеса?
— Что нужно сделать, чтобы узнать совместимость?
— Подождать полчасика, может, меньше… Это единственный анализ, который мне ещё не прислали.