Зажимаю рот руками — кажется, еще немного и стошнит, но я держусь. Все еще пытаюсь понять, куда меня везут, куда мы едем, но даже сообразить не могу. Перед глазами начинается какая-то круговерть.
Как назло, и прохожих-то не так много: Женя выбрал самую удаленную, самую неудачную дорогу.
— Хватит! Хватит! Куда мы едем?! — кричу ему я.
Но он только дергает плечом в ответ.
Наконец, спустя томительные века ожидания, автомобиль останавливается у какого-то забора.
— Приехали, — Женя грубо хватает меня за локоть, и выталкивает из машины. В нос ударяет запах прелых листьев и навоза.
— Ты что, в деревню меня привез?
Удивленно оглядываюсь и вижу, что мы остановились у какого-то заброшенного дома, с покосившимся черным от времени и дождей забором. Впереди — лес, темный и довольно мрачный, совершенно без проблесков зеленой листвы, а позади — разбитая дорога из замершей грязи.
— А что, принцессам тут не место? — ехидно цедит он, и тут же толкает меня в спину, вперед, чтобы пройти сквозь калитку. — Шевелись давай, — теперь его голос и его поведение совсем не похоже на то, кого я считала всегда своим мужем. Это какой-то совершенно другой человек, больше похожий на зэка, на отъявленного рецидивиста, на террориста.
Делаю несколько шагов вперед, и путаясь ногами в высокой траве вперемешку с каким-то сеном. Женя быстро оглядывается кругом, нервно, зло.
— Шевелись, я сказал! — он больно ударяет меня в спину, желая, видимо, придать ускорение, но я не выдерживаю такого напора, и, запинаясь о какую-то корягу, носом лечу вперед.
— Дрянь, — сквозь зубы цедит Женя, глядя на меня сверху вниз.
Я шмыгаю носом, утираю влагу со щеки.
— Поднимайся быстро! — командует он.
— Хватит на меня орать, придурок! — огрызаюсь я, и медленно встаю, уперевшись в грязь сначала ладонями, а после и коленями.
Дождавшись, когда я смогу поднять на ноги и выпрямиться во весь рост, Женя смотрит на меня пару секунд, а я отвечаю ему зеркальным злым и нервным взглядом.
Мне хочется плюнуть ему в лицо, и, кажется, это желание отражается на моем лице, потому что он вдруг меняется: выпрямляется, поднимает руку.
Я не успеваю среагировать, и мою щеку жалит болезненная, сильная пощечина.
— Ай! — хватаюсь я за место, которое тут же начинает гореть. Слезы буквально брызгают из глаз, как бы мне не хотелось казаться сильной, но против боли приема нет.
— Я сказал: шевелись, что тут непонятного?
Отшатываюсь от него, но Женя снова хватает меня за локоть, больно сжимая пальцы и волоком тащит в дом.
Ногой ударяет в дверь, и она распахивается под напором.
— Посидишь пока тут, — говорит он, вталкивает меня в темное, пропахшее водой, сыростью, нежилым духом жилище, и резко захлопывает за мной дверь.
— Пусти, гад! Пусти! — ударяю кулаками по двери, но он запирает ее на засов — слышу, что с отчаянным скрипом железо в мужских руках начинает слушаться и дверь буквально проседает.
Кажется, я стала пленницей у собственного мужа, хоть и бывшего…
Глава 48
Словно почувствовав моё присутствие, Егор начинает ворочаться в кровати и открывает глаза. Он приподнимается, смотрит на меня, а затем вертит головой.
— Кир, а почему мамы нету? — спрашивает пацан обеспокоенным голосом, а у меня сжимается сердце. Хотелось бы самому узнать ответ на этот вопрос.
— Мы её сейчас поищем, наверное, мама решила поиграть с нами в прятки. Мы обязательно найдём её. — Я набираю номер Малой, но безрезультатно — абонент не абонент. — Вот я сейчас пойду и помогу доктору Ивану найти её…
— Не уходи! — принимается хныкать пацан, и меня буквально разрывает.
Нянечка нервно поглядывает на меня, видимо, желая хоть немного отдохнуть и перекусить, и я решаю отпустить её.
— Сделаю один звонок и вернусь! — бросаю я, глядя на неё.
Выхожу в коридор, чтобы не испугать сына интонацией своего голоса, потому что в эту секунду я готов рвать и метать. Камеры не работали… Как найти Тоню, если эти грёбаные камеры не работали?
Дрожащими руками набираю номер Ивана и прижимаю мобильник к уху.
— Кирилл, что-то случилось?
— Тоня пропала. Она полчаса назад должна была прийти в палату к сыну, но её нет… И я полагаю, что сбои в работе камер как-то связаны с её исчезновением.
— Сбои случаются, время от времени! Ты ей самой звонила? Тоня беременна, может, ей стало дурно?
— Она не отвечает! Обойдите всю больницу, Ваня, потому что когда мы виделись последний раз, она вошла сюда! — почти рычу я и отключаю телефон, зная, что он сделает это.
Иван отправит санитарок, медсестёр, всех на поиски Малой… И если её не найдут, я знаю, куда поеду первым делом.
Как и обещал, возвращаюсь в палату сына. Его глазки на мокром месте. Нянечка пытается взять его на руки, но он не идёт к ней и смотрит на дверь, а когда видит меня, начинает тереть глаза кулачками.
— Вы можете пока пообедать. Я побуду с ним немного, — негромко произношу я, полный решимости успокоить сына.
Я присаживаюсь на стул и пытаюсь выдавить из себя улыбку, хоть сделать это чертовски сложно. Мне надо успокоить ребёнка, внушить ему, что всё хорошо, потому что нервы ещё никого не доводили до добра, а ему особенно опасно нервничать.
— Послушай, это была… — я задумываюсь — кем там может заинтересоваться мальчишка? Вряд ли его впечатлит рассказ о феях, потому что история принцессы ему, помнится, не понравилась. — Твоя нянечка — это королева с другой планеты. Она пришла сюда, чтобы оберегать тебя и забрать твою болезнь. Совсем скоро мы ввернёмся домой и больше никогда не попадём в это место… Но ты должен слушаться её. Она вытянет материю чужого мира, попавшую в тебя, и потом улетит обратно. Только ты не должен говорить, что знаешь её небольшой секрет. Ладно?
Егор приоткрыл рот, уставился на меня распахнутыми глазёнками и принялся кивать, а я искренне улыбнулся. Пусть я и не умел обращаться с детьми, понятия не имел, как найти подход к собственному сыну, но я смог успокоить его.
— Наша мамочка сейчас немного занята… Но она скоро вернётся. Ты не должен беспокоиться! С ней всё будет хорошо. А дома тебя ждёт Морда. Он уже поправился и хочет поскорее встретиться с тобой. Ты ведь скучаешь по этому забавному щенку?
Егор принимается кивать и улыбаться. С Мордой он быстро нашёл общий язык, и щенок стал для него своего рода отдушиной, пацан почти ничего не спрашивал о Седом, лишь изредка вспоминая, что у него есть ещё и отец.
— А папа к нам вернётся? — Выбивает весь воздух из лёгких своим вопросом Егор.
— А ты бы хотел этого? — задаю пацану встречный вопрос, и он проваливается в мысли.
— Я бы хотел, чтобы мой папа был таким же, как ты! — отвечает Егор, а у меня на глаза наворачиваются слёзы.
Нет! Мужики не плачут! Не ведутся на все эти сантименты, но у меня душа выворачивается наизнанку от таких важных слов. Мне хочется схватить пацана на руки и закружить его, но я боюсь повредить ему что-то, да и он без того слаб после химии, без лишней круговерти испытывает приступы тошноты, поэтому я глушу этот нелепый порыв и улыбаюсь ему.
Мне хочется сказать пацану, что я и есть его папа. Настоящий, но я не знаю, как он отреагирует. Я боюсь шокировать его ещё сильнее, ведь ему и без того непросто — он волнуется без своей мамочки. Сначала я должен вернуть Малую, а потом мы с ней решим, как быть. Наверное.
Я провожу с Егором время, пересказывая ему сериал про космических рейнджеров, который смотрел когда-то в детстве, про супер героев, а попутно снова и снова набираю номер телефона Тони, надеясь, что она ответит мне… Но ответа нет. И у меня душа рвётся в клочья от мысли, что какая-то тварь могла навредить ей. Вроде бы слежки за нами не было, мог ли её батя объехать другой дорогой? Если это, конечно же, был он? Все эти мысли пульсируют отголосками сознания, но я пытаюсь отвлекаться на общение с сыном, чтобы ему не передалась и моя тревога. Егор засыпает, когда в палату буквально врывается Иван и выглядит он неважно.
— Антонины нигде нет… Никто не видел её и не знает, куда она могла деться… Может быть, на неё накатила депрессия, и она решила передохнуть? Могла ли она уехать к друзьям?
— Ты в своём уме? — рычу я и замечаю, как вздрагивает ребёнок.
Поглаживаю Егорку, вглядываясь в его обеспокоенное личико, тяжело вздыхаю и выхожу из палаты вместе с Иваном.
— Она не оставила бы больного сына! Ты прекрасно знаешь, что Егор значит для неё. Её похитили, и я знаю, кто это сделал. Отправь к Егору няньку, а я поеду возвращать ему мать!
— Кирилл! Стой! Может, обратимся в полицию? Я боюсь за тебя… За Тоню… — принимается волноваться Иван.
— Нет. Полиция вряд ли поможет. Что они там всегда говорят про три дня, после которых человека можно считать пропавшим? Я разберусь во всём сам… И… Не бойся, убивать гниду не буду. Всё-таки… Это её отец!
Я снова тяжело вздыхаю и спешу к машине, готовый разорвать своего несостоявшегося тестя на кусочки.
Глава 49
— Ты не можешь меня тут оставить, Женя! — кричу я, даже не зная, слышит ли он меня или нет. — Егорка в больнице совсем один, он будет волноваться, плакать.
Я замираю, прислушиваюсь: есть ли шаги за дверью, но там тихо, и мне не понятно стоит ли там мужчина или нет. От этой неопределенности становится жутко, страшно, и безвыходное ощущение топит разум.
Что он творит? Для чего ему нужно это похищение? Чего он добивается?
Беру деревянный стул, который едва не теряет ножку, тащу его к двери, ставлю так, чтобы, когда она отворилась, первым, кого увидит Женя, была я. Отряхнув пыль, сажусь и смотрю вперед, будто бы так можно подействовать на преграду, чтобы она отворилась. Внутри все бурлит от волнения, подкашиваются ноги, и я думаю о том, что эти чувства ужасны, они просто топят меня, убивают, засоряют мозг, и мне никак не удается сфокусироваться на нужных словах, чтобы донести до человека, с которым жила столько лет, простую мысль: мне нужно к сыну.