Мне не следовало было говорить подобное. Ничего уже не изменить, ничего не исправить. Осуждения не помогут, этим я ничего никому не докажу, но я и думать не хочу что было бы с Мариной, если при жизни она узнала о том, что родная мать столько времени лгала ей. Для неё это было бы ударом прямо в сердце.
— Я не знала, правда. Я думала, что делаю правильно. А потом было уже слишком поздно. Однажды я написала ему, но моё письмо так и осталось без ответа. Может быть, его уже на свете нет, кто знает.
— Так спросите об этом Надю.
Женщина накрывает мои сцепленные в замок пальцы и смотрит на меня умоляюще.
— Не говори ей ничего. Не хочу, чтобы она проговорилась Толе о том, что Марины уже нет. Зная его, он станет винить меня в этом.
— Как же вы всё-таки похожи с ней, — издаю ядовитый смешок.
— С кем?
— С Мариной. Вы так же не считаетесь с мнением близких вам людей! Думаете только о себе! — разошёлся я не на шутку, что трудно усидеть на одном месте.
Плюнув на всё, я встаю из-за стола и порываюсь из кухни, но женщина настигает меня и перекрываете собой проход. Она выставляет руки по обе стороны от себя, упираясь ладонями в стены.
— Максим! Не смей! Не смей говорить ей! Что бы вас не связывало с Надей, не говори ей обо мне и Марине, — слёзно упрашивая, она складывает ладони в молитвенном жесте.
— А то что?
— Ну хочешь я на колени встану? — только она намеревается упасть мне в ноги, как я хватаю её за предплечье, не давая таким образом ставить себя в ещё более унизительное положение. Моё отношение к ней это не изменит. В моих глазах эта женщина бесспорно потеряла свой авторитет и вряд ли подобными манипуляциями сможет надавить на жалость. — Я знаю, это всего лишь увлечение… У тебя стресс перед свадьбой и не мне тебя судить как ты с ним справляешься.
— Вы не..
— Дай договорить! — негромко перебивает она меня, поглядывая на дверь в комнату, где находится Надя. — Я просто не вынесу, если она станет для тебя чем-то большим, чем просто увлечением. Смотреть в эти глаза… и видеть другого человека… — в отчаянии она прикрывает свои веки и хватается за голову, мотая ею из стороны в сторону. — Я же сойду с ума!
— Сожалею! Но она согласилась стать няней для Василисы. Так что постарайтесь смириться с этим!
И я наглым образом обхожу её.
— Нет! Ты не посмеешь! — останавливает меня в истерике, до боли сжимая мою руку.
— Тамара Александровна, уходите.
— Максим, прости…
— Уходите, я сказал! — распахиваю для женщины входную дверь и характерным жестом указываю на выход. — Сегодня о Василисе есть кому позаботиться.
Тамара Александровна оскорблена, но она сейчас не в том положении, чтобы возражать мне. Я непоколебим. Я скала.
Но как только Тамара Александровна уходит, на меня обрушивается реальность. Я будто всё это время находился в пузыре, а сейчас он лопнул, стоило услышать голос Нади за дверью:
— Максим, мне можно выйти?
Наша встреча — это элементарное стечение обстоятельств или рок судьбы?
Глава 18. Максим
Это невозможно. Мистика какая-то. Других слов и не находится, чтобы дать подходящее определение нашей встрече с Надей.
В тот день я был сам не свой из-за предостережений отца Миланы. Я находился в полном раздрае и по этой причине потерял свои вещи, а потом… Потом мне посчастливилось выкупить последний оставшийся билет на самолёт, и в силу роковой случайности это место оказалось именно рядом с Надей.
Бессмыслица. Уж кто-кто, но я не верю в случайности. У всего имеется своя закономерность.
— Я выхожу, — так и не дождавшись от меня ответа, Надя осторожно открывает дверь и высовывает в проём голову. Убедившись в том, что чужаков поблизости нет, она выходит из комнаты. — Я всё испортила, да?
Перед глазами всё расплывается. Из-за нервной встряски, я вижу перед собой только силуэт, но даже на силуэт мне неприятно смотреть. В одночасье Надя стала для меня чем-то запретным. Тяга узнать её поближе преобразовалась в строжайший запрет.
— Нет. Всё хорошо, — отвечаю, не желая смотреть в её сторону. Голос в голове наставляет, что мне нужно убраться подальше от неё. — Вась, собирайся! Нам надо ехать домой!
Второпях одеваюсь, наплевав на то, как Надя прожигает в моей спине дыру, как она всячески пытается привлечь к себе внимание: то тяжело вздохнёт, то неестественно кашлянет. Я игнорирую и её, и реальность, и тот беспричинный страх внутри, что сковал моё сердце в жёсткие тиски.
Меня одолевает множество вопросов, но я даю себе установку больше не заводить с Надей разговоров. Я как-нибудь переживу, если мы так и останемся незнакомцами.
Зловеще усмехаюсь своим бредовым мыслям. Выгляжу, как сумасшедший.
Ну какими ещё незнакомцами? Были бы мы незнакомцами, я не избегал бы её взгляда. А если бы и сталкивался, то не смотрел бы на неё так, будто она в чём-то виновата. Девчонка даже не догадывается о причинах моего неподобающего поведения, а я не могу сказать ей почему моё отношение к ней резко поменялось, но и прогнать её я тоже не могу.
— Ты уже уходишь? — спрашивает Надя.
— Да, ухожу, — равнодушно отвечаю.
— А я?
Я разворачиваюсь, не понимая к чему был задан этот вопрос. Мозги превратились в кипящую лаву, что я теряю всякий смысл.
— Что, ты?
— Ты ведь предложил мне работу или уже передумал?
— А, да. Робота, точно, — сторонюсь Надю как огня, когда приходится обходить её. — Вась, я готов! Можем ехать!
— Ты можешь мне объяснить что произошло? — вполголоса она спрашивает.
Я нехотя останавливаюсь в узком тёмном проходе.
— А что произошло? Нам с дочкой просто нужно идти.
— Ты ведёшь себя странно, — каждая клеточка моего тела напрягается, когда она становится напротив меня. Она словно чувствует за собой вину и всячески старается доказать мне свою невиновность. Но не это мне нужно сейчас. — Кто эта женщина? Она мать Миланы?
— Нет.
— Думаешь, она расскажет ей, что застукала нас здесь вдвоём? — с трудом выговаривает она.
— Да с чего ты взяла, что меня заботит это? — дерзким тоном отвечаю, чем заставляю её ещё больше нервничать. — Меня даже не волнует, каким образом ты очутилась в моей постели. Это всё равно уже не имеет никакого значения.
— Блин, прости, — отвечает, стукнув себя по лбу. — Я просто испугалась. Гроза не прекращалась, а только усиливалась, — в попытках оправдаться её голос начинает дрожать, а взгляд заволакивает слёзная пелена. Я демонстративно закатываю глаза на эти попытки, до того тошно. — Просто я не привыкла оставаться одна. Да, со стороны всё это выглядит глупо, но извини меня за мою детскую наивность. Я же хотела просто переждать грозу у тебя в комнате. Думала, уйду как только стихнет, но за день вымоталась так, что уснула.
— Научись уже справляться с трудностями в одиночку! — вырывается из меня вместо слов утешений.
— Что? — обиженно она надувает губы. — Я знаю, ты злишься на меня из-за этого, но..
— Совсем не по этой причине я злюсь!
— Тогда из-за чего?
— Ты ещё спрашиваешь? — не стыдясь, смеюсь я ей прямо в лицо. — Да ты только и делаешь, что вечно ноешь! Что ты делала при первой нашей встрече? Ныла! А в аэропорту что ты делала? Ты ныла! Да ты даже сейчас снова ноешь, чем только действуешь мне на нервы! Я только и вижу, как ты распускаешь свои сопли! Учись быть самостоятельной! Если хочешь жить вдали от мамкиной юбки, то тебе придётся справляться со всем в одиночку! И с грозой, и даже с документами!
Понимаю, что перегнул палку. Я вовсе не планировал срываться на ней, но Надя сама подставила себя под удар. Её проблема в том, что она слишком многого ждёт от меня, хотя в этом отчасти есть и моя вина.
Всего этого не случилось бы, если бы я сразу прислушался к своему внутреннему голосу и не проявлял ненужное благородство. А теперь же, когда я узнал, что Надю и Марину связывает нечто большее, чем разрез и цвет глаз, я не могу спокойно реагировать. Это подобно рецидиву. Совсем недавно я полностью залечил свои раны, но одно неверное движение, и раны снова открылись. Они опять начали кровоточить, а боли нет. Только дискомфорт и желание поскорей избавиться от него.
— Слушай, Надь, как и договаривались, я помогу тебе с паспортом, но насчёт няни я погорячился. Извини, вряд ли ты подойдёшь на эту роль, — чувствую себя треплом, да я и есть конченное трепло. Я накрываю Надины плечи ладонями и легонько отодвигаю её в сторону, чтобы освободить себе дорогу. — Принцесса, ты готова? — Василиса прикидывается, что не расслышала меня, поэтому я беру пульт и выключаю телевизор.
— Пап, но мультики же? Они ведь ещё не закончились! — такая перспектива дочь не устраивает. Она пытается выхватить из моих рук пульт, но безрезультатно. — Я тебя сегодня не буду любить! И завтра тоже!
— Давай без угроз! Дома досмотришь свои мультики. Никуда они не денутся.
— Но они ведь закончатся к тому времени, когда мы приедем! — сердится она на меня. Хочу взять её за руку, а она прячет их у себя за спиной.
— Закончатся эти, начнутся новые, — предчувствуя истерику, я всё равно против воли дочери беру её к себе на руки.
Я искренне надеялся на то, что после моих слов Надя скрылась в комнате, но нет. Направляясь к выходу, обнаруживаю её на том же самом месте, где её и оставил.
— А тётя поедет с нами домой? — любопытствует дочь. Я ставлю её на пол, чтобы обуться.
— Нет! — отрезаю я, метнув на Надю строгий взгляд, который остаётся без внимания, поскольку она увлечена разглядыванием Васи. — У тёти есть свои дела!
— Но я не хочу быть с Миланой! Давай останемся здесь, — дёргает она меня за штанину, переглядываясь с Надей, которая теперь улыбается ей открытой улыбкой.
Я слегка наклоняюсь и обхватываю голову дочери, чтобы та обратила на меня внимание.
— Милана уехала до вечера. Мы будем дома вдвоём, — а затем мне приходится буквально тянуть её за собой, чтобы она сдвинулась с места. Дочь всеми силами противится, упирается свободной рукой в дверной косяк и начинает кукситься.