Я проскакиваю между цветами, преграждая ей путь.
- Оплатите разбитый цветочный горшок и сломанный цветок, я вас не выпущу.
- Выпустишь-выпустишь. – Берет меня за руку, отталкивая.
- Я полицию вызову.
- Вызывай. И соцопеку вызывай. Расскажем, где ты проводишь вечера, что тебя дома нет так поздно. Что такого ребенок увидел, что перестал говорить? - И я понимаю, что эта наговорит столько, что меня затаскают, проверяя все это. - У тебя телефон звонит, -кивает на мой мобильный, что разрывается под столом.
- За что вы так со мной? Что я вам сделала?
- Слишком много хочешь. Скромнее надо быть.
Телефон перестает звонить и снова оживает. Что-то срочное и надо ответить, но и ее отпустить не могу.
Пока смотрю в сторону мобильного женщина меня отталкивает и выскальзывает из магазина. Я как и была раздета выбегаю на улицу, но она уже быстрым шагом скрывается в арке.
Давление у нее скачет… Размахиваюсь и сбиваю ногой ледяную глыбу, что валяется на тротуаре.
Черт с ней. Придумаю что-нибудь. Куплю в конце концов на Авито похожий цветок и подменю. Разворачиваюсь и иду в магазин. Надо убраться срочно, а тут как после бомбежки. Только Эллы Геннадьевны не хватает.
И снова телефон начинает звонить.
Иду к нему и вижу на экране фотографию воспитательницы. Звонит обрадовать, что ли, что Катю надо переводить в другой сад.
- Да.
- Онежа Алексеевна, у Кати сильно болит живот и вырвало. Вы можете ее забрать или нам вызывать скорую?
Беда не приходит одна. Моментально окидываю взглядом цветочный и то, что тут творится. Плевать.
- Я заберу ее. Минут через пять-десять буду.
Не дожидаясь ее ответа, сбрасываю вызов и быстро накидываю куртку и сумочку. Оставляю в магазине все как есть, потому терять время на уборку не хочу. Позвоню потом Ане, может прикроет меня. Если ничего серьезного, потом с Катей приду и уберусь. Закрываю магазин на ключ и выбегаю, не застегиваясь.
Что случилось? Вроде не ели ничего испорченного. Начинаю отматывать время назад, пока не натыкаюсь на субботу и время, когда отдала Егору и что он там делал с ней и чем угощал не знаю.
Пока спешу в сад, решаю по дороге узнать, что произошло в субботу. Может я чего0то не знаю. Ну ведь здорового же ребенка отдавала.
- Привет, - расслабленно отвечает. Конечно, у него же всё хорошо, ничего не болит, спортсмен чёртов.
- Что ты с Катей делал в субботу? Я отдала тебя здорового ребёнка. Вчера у неё болели ноги и руки. А сегодня мне звонят с сада и говорят, что теперь у неё болит живот.
- Уффф, - выдает что-то нечленораздельное и замирает, - подожди. Мы не делали ничего такого, чтобы ей заболел живот. Походили по дорожке, подтягивались немного.
- Немного, да? Почему у нее тогда болит все?
- Потому что ребенок должен хоть немного спортом заниматься.
- Знаешь что, с таким спортом мне сейчас скорую надо вызывать. Лучше уж без него.
- Серьезно, не делали мы ничего такого, чтобы ей заболел живот. Она не поднимала тяжести, нагрузки вообще не было на живот никакой. Где она?
- В саду.
- Наш сад? - Я не переспрашиваю, но догадываюсь, что он говорит про сад в нашем дворе.
- Наш.
- Какая группа? Я сейчас приду.
- Не надо приходить, только хуже сделаешь.
- Группа какая?
- Ты врач что ли?
- Не врач. Но отличить болят мышцы или живот смогу. Группа?
- Десятая.
- Я буду через две минуты.
Сбрасывает. Зачем я вообще звонила? Нужен он там что ли? Я все надеюсь, что ничего серьезного, и я заберу Катю домой. Может ротавирус или небольшое отравление.
Открываю дверь в раздевалку и вижу Катю, сидящую в коридоре на стуле. Ножки прижимает к себе, а лицо спрятано в ладошках, а любимая кукла зажата в руках.
Скидываю сумку и опускаюсь перед дочкой на колени.
- Детка моя, - беру в руки голову и целую в лобик. Горячий. А Катя поднимает на меня бледное лицо и начинает плакать. Сердце давит, когда вижу, как ей плохо, а боль ее забрать не могу. - Сильно болит, малыш? - Кивает, поджимая губки. - Дай, я посмотрю, - хочу убрать ножки, но она сильнее прижимает к себе, а по щеке стекает слезинка. - Катюш, тогда скажи или покажи, где болит? Надо, зайка, иначе как тебе помочь?
- Мы же просим больных детей не водить в сад. А если это инфекционное что-то. Других хотите заразить? - Оборачиваюсь и вижу нашу нянечку.
- Утром было все нормально, может это у вас с продуктами что-то?
- Тогда всем бы детям плохо было, а не только вашей.
- Медсестра ее осмотрела?
- Как осмотреть-то, когда она не дается.
- А она у вас для чего тут сидит? Чтобы бумажки перекладывать.
- У каждого своя работа, - из группы к нам выходит воспитатель. - Мы сразу вам позвонили.
- Понятно. - Огрызаюсь в ответ. Сил нет с них. Ребенок плохо себя чувствует, а они его одного посадили и ждут маму. Как будто медработника у нас тут нет.
Беру из шкафчика Катины вещи и натягиваю теплые леггинсы.
- Добрый день, - слышу за спиной голос Егора. Я не хотела, чтобы он приходил и эти разводили слухи, кто он такой и что у нас с ним. Потом еще и Катю будут дергать с расспросами.
- Здравствуйте, - тон воспитательницы сразу меняется на приветливый. - Вы за кем?
- За Катей.
Услышав свое имя, дочка поднимает голову и губки совсем чуть-чуть сквозь боль, но пытаются улыбнуться.
- Что с девочкой? – Егор игнорирует флирт воспитательныцы и только сухо спрашивает.
- Живот болит и рвота.
- Понятно.
Вот как ему удается всегда выглядеть так, что все женщины теряют сознание. Что в дорогой рубашке и брюках, хоть в спортивных брюках и зимней безрукавке поверх толстовки, хоть вообще без одежды.
- Кать, привет. – Опускается рядом и в носу начинает приятно щекотать от аромата его туалетной воды. - Девочка смотрит на него широко распахнутыми глазами и не верит, что Егор пришел за ней. – Смотрела? – Кивает мне.
- Еще не успела.
- Кать, дай посмотреть твой животик? Болит? - Пропускает руку между прижатыми ногами и животом, а девочка сжимает и отрицательно машет головой. - А ты хочешь ещё со мной в зал сходить? – Смотрю на него в надежде, чтобы он даже не заикался про это. Но Катя кивает ему, соглашается. – Тогда, давай, я посмотрю аккуратно живот и тогда узнаем, как его лечить, чтобы скорее можно было снова сходить.
Егор бросает на меня быстрый взгляд и подмигивает. А я больше не собираюсь отпускать их вдвоем куда-то. Пусть даже не надеется.
Но Катя сжимается и дает ее аккуратно опустить ей ноги. Доверяет ему. Я даже ревную ее к нему немного. Мне она не разрешает касаться живота, хотя я ее мама, а практически незнакомому мужчине доверяет.
Он аккуратно прощупывает живот и второй рукой кладет ее ручку на свою. Катя хмурится, рассматривая лицо Егора.
- Катюш, я буду надавливать аккуратно, а ты, когда будет больно, сжимай мою руку. Хорошо? Я пойму.
Она кривится от боли, но кивает.
Егор начинает медленно перемещаться по животу. И самое странное, о чем я могу подумать, подтверждается с каждым его надавливаем в правой стороне. Маленькая ладошка напрягается, впиваясь в его руку. Но в какой-то момент, она отпускает Егора и закрывает живот руками, чтобы больше не трогали ее.
- Я, конечно, не врач, но это не мышцы болят. – Поглаживает аккуратно по коленям успокаивая. - Очень похоже на аппендицит. Онежа, одевай ее. Поедем в больницу. Пускай они смотрят.
- Может просто отравление?
- Если отравление, значит, поедете домой.
Он прав. Лучше перестраховаться. Я быстро иду к нашему шкафчику и забираю Катину одежду. Обуваю сапожки, помогаю застегнуть курточку. Вся ее утренняя самостоятельность растворяется, превращая ее в хрупкую и ранимую девочку.
Поднимаю с пола куклу, а Егор берет девочку на руки и прижимает к себе. Даже сквозь поджатые от боли губы, я успеваю заметить ее довольные глаза. Она не могла спровоцировать это, потому что не могла знать, что я позвоню Егору и что он придет.
Выхожу первой из группы, открывая и придерживая им дверь.
- Болит? – Ловлю взгляд дочери, а Катя кивает, сильнее обнимая Егора за шею, и кладет голову на плечо.
Вот черт. Чего боялась, то и произошло. Кажется, даже быстрее, чем я успела что-то сообразить. Как потом ей объяснять, что он вряд ли будет с ней… с нами… Лучше бы его образ оставался таким, каким был эти шесть лет. А не заставлял сейчас сравнивать и лишний раз думать о нем.
Просто сейчас так совпало…
Удерживая девочку одной рукой, второй - Егор вынимает из кармана телефон и набирает кого-то.
- Вал, привет, на дежурстве? … Да… Нет, - усмехается, - Катю помнишь? … Ага. Она. Живот болит. Очень похоже на аппендицит, посмотришь? … Я отъезжаю от дома, минут через пятнадцать – двадцать буду. Будь готов, сам понимаешь.
Прощается и убирает телефон в карман.
- К чему будь готов? – переспрашиваю парня.
- К операции, - поворачивается и говорит одними губами, - даже сейчас он думает о том, чтобы не волновать ее лишний раз.
Через минуты оказываемся около его машины. Определенно простые тренера не катаются на таких машинах. - Садись с ней сзади, - командует Егор и усаживает Катю на сидение.
Я занимаю место рядом. В салоне уже тепло. Как будто… как будто заранее нагрел.
Сам молча занимает водительское сидение, пристегивается. Поправляет зеркало заднего вида, в котором встречается со мной взглядом.
Заводит машину и трогается. Все делает быстро, уверенно, без суеты. Как будто точно знает, что мы успеем, как будто все просчитал и у него все под контролем.
А я прижимаю к себе Катю в надежде забрать у нее хоть чуть-чуть ее боли. Она пусть и тихо, но стонет. И меня сейчас радует то, что она издает звуки, значит действительно может говорить. Просто что-то где-то заклинило. И как убрать этот клин никто не знает.
- Егор, а в какую больницу мы едим? – До меня только сейчас начинает доходить, с кем он говорил.