Фёдоров твёрдо решил поступать в университет, что и осуществил на следующий год, поработав техником в магазине радиотоваров в г. Горьком. Геофизическое отделение не пользовалось популярностью на физическом факультете. Но для Фёдорова оно казалось воплощением мечты: соединение точной науки с природными явлениями. Первые навыки практической работы Евгений Константинович получил после третьего курса, когда студентов физфака привлекли к составлению первой магнитной карты СССР. Во все уголки страны были направлены тогда полевые партии и топографические отряды. Фёдорову поручили самостоятельную геофизическую партию, работавшую на Среднем Урале.
В последний год учёбы молодого физика увлекли полярные экспедиции. Повлияли образы норвежских исследователей Ф. Нансена и Р. Амундсена, российского профессора В.Г.Богораза-Тана, этнографа, профессора университета, знатока Чукотки.
1932–1933 годы были объявлены Международным полярным годом. Нашей стране, составившей обширную программу, потребовался большой отряд квалифицированных наблюдателей на старые и строящиеся полярные станции. С этой целью «мобилизовали» студентов старших курсов Московского и Ленинградского университетов, Московского гидрометеорологического института, а также других вузов, например, как ни удивительно, Московской лесотехнической академии. Им давались двухгодичные отпуска для участия в работе по программе Международного полярного года.
Студенты Гидрометеорологического института И. Гутерман и А. Касаткин, Лесотехнической академии – В. Сторожко, Университета – Е. Фёдоров получили назначение в обсерваторию Бухта Тихая на Земле Франции-Иосифа. В кабинете директора Арктического института Р.Л. Самойловича они познакомились с начальником предстоящей зимовки И.Д. Папаниным. Не предполагал тогда Фёдоров, что отныне их судьбы будут тесно связаны.
Несколько своеобразно описывает этот эпизод И.Д. Папанин:
«Однажды в коридоре Арктического института я увидел молодого худощавого паренька, печально сидевшего у дверей кабинета одного из начальников. Я поинтересовался, кто он и что привело его сюда.
– Евгений Фёдоров, физик, – отрекомендовался он. – Только что окончил Ленинградский университет. Не хотят на Землю Франца-Иосифа посылать. А я всё-таки добьюсь своего, буду там, – упрямо, сверкнув глазами, добавил он.
Такое настойчивое стремление попасть в Арктику молодого специалиста пришлось мне по душе. Я сразу почувствовал, что за его скромной внешностью скрыты сильная воля и упорство, а именно такие люди и нужны в Арктике.
– Поедешь со мной на Землю Франца-Иосифа? Мне как раз геофизик нужен, – предложил я ему.
Не откладывая дело на долгий срок, я тут же повёл Женю Фёдорова в отдел кадров, и на другой день он уже числился научным сотрудником обсерватории в бухте Тихой на Земле Франца-Иосифа». (Папанин, 1977).
Полярная станция в бухте Тихой была построена в 1929 году. Не только научные, но и политические соображения принимались тогда в расчет. Принадлежавшие нашей стране крайние северо-западные острова в Ледовитом океане (Земля Франца-Иосифа) давно уже были объектом интереса многих государств. Теперь на базе небольшой полярной станции, проводившей простейшие метеорологические и гидрологические наблюдения, предстояло построить крупную геофизическую обсерваторию – один из опорных пунктов Международного полярного года.
Груз экспедиции был обширен: дома, ангар для двух самолётов, продовольствие, аппаратура, горючее. Его доставили на Землю Франца-Иосифа в два рейса ледокольным пароходом «Малыгин». В разгрузочных работах участвовали все сотрудники станции, разбитые на три бригады. Восемь часов работы, восемь – отдыха. И так несколько суток.
Потом началась сборка домов, строительство павильонов, ангара, склада, ветряка. «Малыгин» за это время сходил в Мурманск и вернулся вторым рейсом с остальным грузом. На борту находилась группа учёных, в том числе лаборантка А.В. Гнедич. Фёдоров был знаком в ней ещё по Ленинграду, а теперь эта дружба переросла в любовь. Позднее девушка стала его женой.
Осенью, после ухода «Малыгина», в районе бухты Тихой промышляла моржей небольшая шхуна «Смольный». Папанин уговорил капитана перебросить партию груза для небольшой полярной станции на острове Рудольфа, самой северной точке архипелага. Узнав об этом, туда отпросился и Фёдоров, чтобы провести магнитные наблюдения и сравнить их с данными предыдущих иностранных экспедиций. Поездка заняла несколько дней.
После обустройства лаборатории в бухте Тихой начались планомерные научные наблюдения. Два метеоролога, Е. Фёдоров и В. Сторожко, дежуря по очереди, фиксировали погоду каждые четыре часа и передавали кодированные сообщения на Большую Землю.
Студентов Лесотехнической академии Я. Либина и В. Сторожко, ставших впоследствии известными полярниками, привлекло обещание Папанина не ограничиваться стационарными исследованиями, а организовать походы для исправления топографических карт, изучения магнитного поля, природы этого далекого архипелага. Молодые специалисты оказались в компании опытных полярных исследователей: зоолог Л.И. Леонов, геофизик Б.Ф. Архангельский, механик А. Шоломоун, охотник-каюр Ф.Н. Зуев, которые внесли свой вклад в становление молодежи. В ходе зимовки они учились особенностям работы в Арктике, находя оригинальные решения по улучшению конструкции нарт, походной одежды, нужной аппаратуры.
Слово И. Д. Папанину:
«В один из походов Фёдоров и Кунашёв за 22 дня одолели более 300 км по маршруту: остров Гукера – остров Альджер – остров Хейса – острова Комсомольские – Земля Вильчека – остров Гофмана – остров Райнера – остров Рудольфа. Целью их работы было исправление карты островов и проведение исследований, с тем, чтобы определить характер магнитного поля на островах архипелага и найти его вековой ход…
Чтобы уточнить карту, Фёдоров сделал несколько астрономических пунктов, то есть определений широты и долготы с помощью астрономических наблюдений. Затем к этим пунктам были привязаны очертания берегов островов, проливы. Выяснилось, что некоторые острова, например Земля Вильчека, остров Гофмана и другие, нанесены на карту с большими ошибками…
При подходе к острову Рудольфа Фёдорову посчастливилось открыть несколько маленьких островков, расположенных в проливе между островом Рудольфа и землями, находящимися к югу от него. Острова были названы Октябрятами.
Лето Фёдорову и Кунашёву поневоле пришлось провести на острове Рудольфа, так как лёд во многих проливах вскрылся, и обратный путь на нартах был невозможен. Они пополнили маленький – всего четыре человека – коллектив созданной там в 1932 году станции, помогали в текущей работе, обрабатывали свои наблюдения и в конце кондов дождались шхуны, которая в августе переправила их к нам». (Папанин, 1977).
После бухты Тихой Е.К. Фёдоров провёл год на мысе Челюскина (северная конечность Таймыра). Начальником зимовки и здесь был И.Д. Папанин. В эту экспедицию Фёдоров взял сою жену Анну Викторовну Гнедич. Она только что окончила Ленинградский университет, получив специальность геофизика. Молодые супруги смонтировали павильон и по очереди несли в нём вахту. Анне, конечно, доставалось больше: вместе с женой Папанина они создавали уют в общем жилом доме полярников, обеспечивали тёплую домашнюю обстановку.
Из дневника Е. К. Фёдорова:
«Со свойственным ему размахом и стремлением как можно лучше обеспечить научную работу Иван Дмитриевич добился того, что нашей обсерватории выделили достаточное количество материалов. Старый дощатый домик, построенный предыдущей сменой, мы превратили в столовую с большим залом. Там же размещалась большая и удобная кухня, а в маленьких отдельных комнатах жили повар, рабочий и завхоз.
Новые дома получились просторные, удобные, тёплые. Широкий коридор по оси дома, по сторонам жилые комнаты и лаборатории. Пол застлан линолеумом. Топки печек выходят в коридор. По обоим торцам дома тамбуры, выходы и уборные.
Было достаточно места и для лабораторий, и для жилья. Люди жили по двое в просторных комнатах. У нас с Аней была жилая комната и рядом лаборатория, где размещалась аппаратура для измерения радиоактивности воздуха вместе с аккумуляторной батареей, походные магнитные приборы, справочники, приспособления для обработки лент магнитографов. Кроме того, у нас был магнитный павильон». (Фёдоров, 1979).
Не ограничиваясь стационарными наблюдениями, Е.К. Фёдоров по собственной инициативе осуществил сложный маршрут по побережью Таймырского полуострова и низовьям реки Таймыры. Затратив много сил и энергии, он выполнил полуинструментальную маршрутную съёмку и составил топографическую карту района. Но плохая информированность сыграла с ним злую шутку. За несколько лет до этого данным маршрутом прошёл известный геолог Н.Н. Урванцев, а затем осуществила аэрофотосъёмку советско-германская экспедиции на дирижабле «Граф Цеппелин». Поэтому, когда в Ленинграде Фёдоров представил свою карту, её приняли равнодушно. Она устарела, едва появившись на свет. Но этот случай многому научил и закалил молодого учёного…
О работе Фёдорова на первой дрейфующей станции подробно рассказано в его «Полярных дневниках», выдержки из которых приведены в первой главе данной книги.
А вот что писали о Фёдорове его коллеги.
Из дневника И.Д. Папанина:
«10 августа 1937 года. Лежим на мехах, а весь наш «дворец» дрожит от ветра. Женя всё же провёл очередные метеорологические наблюдения. Но чтобы не повредить приборов, он на сегодня закрыл свои научные обсерватории. Отпустив оттяжки палаток, Женя придавил свои «кабинеты» нартами, зато теперь можно не бояться ветра…
1 сентября. Уже вторые сутки Женя, не отрываясь, сидит за приборами. Каждый час у него есть 15 свободных минут. Но и эти минуты он не отдыхает. Ему нужно проверить по радиосигналам хронометры. Сегодня Фёдоров так увлёкся работой, что составил метеорологическую сводку для передачи на остров Рудольфа с опозданием на пять минут…