Вторым делом был сбор всех близких семье Дэнов людей, для которых отец устроил небольшой праздник. Праздник этот проводили вечером, и это выглядело несколько таинственно. Отец привёл меня, чтобы я возглавил этот семейный совет. В этом состояла основная часть тайного отцовского замысла, с которым он привёз меня на землю своих предков. Отца крайне печалило, что его род пребывает в упадке и постепенно дряхлеет. Все его помыслы были направлены на то, чтобы вдохнуть в угасающий род былое величие. Он упрямо считал, что всё идёт наперекосяк лишь потому, что семейству Дэнов не хватает смелого, сведущего, образованного человека, наделённого талантом организатора. Этот человек был самым важным, ключевым персонажем. Самым подходящим кандидатом на эту роль был я, второй сын своего отца. И вот замысел отца, чья безграничная самоуверенность только-только начала возрождаться из пепла, стал мало-помалу осуществляться. Если бы я случайно не узнал, что отец собирается подыскать мне в селе крепкую, здоровую жену, чтобы я окончательно и бесповоротно обосновался в этих землях и обзавёлся семьёй, то его тайный план давно бы осуществился. Отец чуть не погубил меня. Он велел мне по приезде собрать вместе и мобилизовать ничего не подозревающих безропотных крестьян из рода Дэнов. Он категорически заявил мне: «Крестьяне — вовсе не такие, какими ты их себе представляешь. Крестьянин — это никто, он просто крестьянин!» Согласно стратегическому замыслу отца, моего культурного багажа в сочетании с беспечным складом характера было достаточно для формирования некоей новой силы, с помощью которой можно было сплотить вокруг себя невежественных, недалёких, пекущихся лишь о собственной выгоде крестьян рода Дэнов. Это очень походило на масштабную революцию, развернувшуюся здесь несколько десятилетий тому назад, для реализации которой также нужны были мыслящие люди, которые могли выступить в качестве зачинщиков. Отец не сомневался в том, что если не допустить промаха, его второй сын ещё при жизни своего отца сможет стать секретарём батальонной ячейки или командиром батальона. В этом случае, если говорить словами отца, «род Дэнов будет спасён». Отец вернулся на родину, обуреваемый навязчивой идеей второй революции, он даже привёз с собой для нового поколения бунтовщиков их будущего вождя. Отец, пребывая в столь сложном расположении духа, громко поносил своих двоюродных братьев и двоюродных племянников, поочерёдно тыча им в нос палец, он ругал их на чём свет стоит. В результате у него подскочило давление, участилось сердцебиение, и в какой-то момент он чуть не упал. Родственники же кивали головой в лёгком полупоклоне и только знай себе курили одну за другой сигареты «Красный пион», которые привёз с собой отец. Так они и выкурили всю пачку. Моя интуиция подсказывала мне, что никто из них не вслушивался в ругань отца, их вовсе не заботило, почему бранится отец, но раз уж так вышло, ради «Красного пиона» они готовы были подобострастно слушать речи отца.
Третье дело в духе новеллы, которое выполнил отец, было дать мне увидеть его в лучах былой славы, поблекшей за эти долгие годы. Я невольно проникся к нем\ глубоким уважением. Я с испугом обнаружил, что все те душевные качества, которые делали отца солдатом, вовсе не были им утрачены, они лишь притаились в глубине его сердца в ожидании того момента, когда снова смогут громко заявить о себе.
Грузовики с сотней тонн японской мочевины, следующие в особый район, были остановлены толпой жителей села Дунчун, которые тыкали в него коромыслами. Водитель высунулся из кабины и заорал: «Что вы делаете? С ума посходили?» Его никто не слушал, жители деревни Дунчун, от мала до велика, мужчины и женщины, держа в руках коромысла и корзины, двинулись вперёд. Они стягивали с грузовиков мешки с удобрением и уносили с собой. Организатором всего этого мероприятия был один человек — мой отец.
Эти края издревле пребывали в нищете, удача была здесь редкой гостьей, иначе здесь не вспыхнуло бы первым пламя революции. Жители этих мест, став хозяевами земель, упрямо поддерживали за ними их дурную славу. Им без конца высылали материальную помощь, которую они принимали с чувством выполненного долга. Жизни двух поколений, нескольких сотен тысяч людей потерпели сокрушительный крах, стали пеплом, который удобрил собой эти нищие земли и мог бы превратить их в плодородный край. Однако вовсе не этот факт стал теоретическим обоснованием захвата машин с удобрением, который был организован отцом. У отца не было никакой теории, в его распоряжении был только накопленный за несколько десятилетий опыт и революционное чутьё, которое велело ему опираться исключительно на себя. Отец от всей души ненавидел односельчан, чей мирный настрой и безграничное терпение шли вразрез с духом прежних поколений. В жестоких боях полегло несколько сотен тысяч людей, неужели бунтарский дух погиб вместе с ними? Если хозяева особого района не хотят добровольно раздать удобрения жителям села Дунчун, их нужно взять самим!
Несколько сотен крестьян с перемазанными сажей лицами внезапно встали по обеим сторонам дороги. При виде такого зрелища водители и несколько сопровождавших груз техников побледнели от испуга. Они никак не могли поверить, хоть убей — не могли поверить, что на подвластных Компартии землях народ может взбунтоваться и преградить дорогу грузовику. Отец руководил «делом о хищении удобрений» так, словно раздавал команды членам батальона, участвующего в битве. Посреди дороги поставили перевёрнутую вверх дном телегу, лёжа на ней, крепко спал возничий. Водителям грузовиков с удобрениями ничего не оставалось, как встать посреди дороги. Они с вытаращенными глазами остолбенело пялились на выступавших вперёд, словно сошедших с ума крестьян, которые ловко остановили грузовики и стаскивали с них мешки с удобрением. Односельчане действовали молча и слаженно. Вооружённые корзинами и коромыслами, они, следуя извилистой межой, быстро уносили с дороги свои военные трофеи и исчезали из виду. Воздух наполнился резким, едким запахом мочевины и давно позабытым в этих краях духом всеобщей ненависти к единому врагу. Если бы водитель хоть сколько-нибудь интересовался историей, он бы обнаружил, что вся эта сцена имеет много общего с событиями пятидесятилетней давности, произошедшими в этих краях. Он также мог бы осознать тот факт, что организованные крестьяне способны проявить бурную активность и творческую инициативу. К сожалению, водитель этого не осознал. Преуспев в экономии горючего, во всех остальных областях он проявлял весьма посредственные способности. Он мог лишь кричать что есть мочи: «Что вы делаете? С ума посходили?» Никто не обращал на него внимания, участниками этих событий двигало небывалое воодушевление и появившееся внезапно из ниоткуда чувство ответственности. Они боялись только одного — отстать от других, оторваться от масс. Водитель не знал, что в этот момент с холма в нескольких сотнях метров от дороги за происходящим внимательно и хладнокровно наблюдал профессиональный военный в накинутом на плечи пальто английского сукна, военный, который провёл не одну сотню боёв. Когда крестьяне опустошили две машины, каждая из которых везла восьмитонный груз, он сказал сам себе, что эту битву можно считать законченной.
За свою жизнь отец убил бессчётное множество людей.
После того как изменились правила ведения боя и дальнобойные орудия заменили собой мечи, копья, луки и стрелы, отец не мог точно сказать, сколько человек он убил. Отец никогда не рассказывал нам военных историй, хотя в детстве мы испытывали к его прошлому жгучий интерес. Но он всё равно ничего нам не рассказывал. В том саду, который разбил в Чунцине некто по фамилии Пэн, один мой приятель как-то похвалялся своим отцом. Он самодовольно заявлял: «Мой отец убил человека!» Когда он говорил это, его лицо так и сияло в лучах солнца. Пока я учился в школе, чужая слава, воспоминания о которой глубоко врезались мне в душу, будоражила моё воображение. Много раз мне виделось во сне, как я разгуливаю по полю брани, где кровь течёт рекой и навалены горы трупов, и душа моя не могла найти себе покоя. Только когда я стал взрослым, я на стороне узнал, по какой причине отец не раскрывал своих секретов. И тогда я понял, что испытываю страх перед отцом.
Когда отец избрал путь профессионального военного, он прекрасно знал, что ему придётся убивать — в этом не было никаких сомнений. Однако отец никогда не мог себе представить, что первым человеком, которого он захочет убить, будет его товарищ.
Первым человеком, которого замыслил убить отец, был заместитель начальника отряда, где он служил. Этот человек был родом из провинции Юньнань, звали его Сян Гао. Сян Гао командовал ротой. У него был взбалмошный, вспыльчивый характер. Бойцов, находившихся у него в подчинении, за малые провинности он ругал, за большие — колотил. Он прибрал к рукам почти всех солдат отряда. Отцу, который находился под началом Сян Гао, действительно пришлось несладко. По пути из Хэнани в Наньба Сян Гао трижды поколотил его. Однажды, когда мул отца свалился в канаву, Сян Гао подвесил отца на дереве и выпорол его шомполом, выпорол так, что у отца треснула кожа и обнажилось мясо. Долгое время отец не решался сесть в седло. В тот день отец тайком поклялся во что бы то ни стало убить Сян Гао.
Лучшим способом убить Сян Гао было выстрелить исподтишка.
Во время сражения на поле боя царил сущий хаос. Больше всего бойцы опасались встречи с конницей посреди бескрайних степей. Рысаки с округлыми задами и длинными ногами стремительно несли своих удалых всадников навстречу пехотинцам, рассыпавшимся по равнине подобно гороху. Пехотинцы представляли собой жалкое зрелище. Они прошли долгий путь и попали в облаву. С жёлтыми исхудавшими лицами, одетые в лохмотья, едва перебирая заплетающимися ногами, они пребывали в смертельном страхе. Пока они не подверглись атаке, их строй напоминал прерывистую сминаемую ветром нить, которая двигалась по бескрайней степи. Они шли, не говоря ни слова, отправляясь в путь с восходом солнца и продолжая шагать до появления луны. Кроме завываний пустынного ветра, который ворошил стебли травы, редких криков диких гусей, пролетавших над головой, и беспорядочного топота тысячи ног, месивших грязь, движения этих войск не выдавали никакие иные звуки. Когда налетела конница, строй был тут же разорван. После безуспешной попытки оказать сопротивление солдаты бросили обоз и разбежались кто куда, спасая свои жизни. Однако в степи, где негд