Кем я стал?
Псом с двумя членами.
Котом, наевшимся сливок.
Послушайте, я стал настоящим зверем. Особенно в тот момент, когда мы с Анджелой катили тележку в отделе фруктов и овощей.
— Возьмем бананы? Ты какие любишь, большие или маленькие?
— Мне больше нравятся маленькие. А сам не догадался?
— Умеешь ты подкалывать.
— А ты пока прямо само обаяние…
Да, я был настоящим Прекрасным Принцем. Я наслаждался в садах изобилия, среди мягких круглых персиков, каскадов сладкого винограда, сочных плодов манго и ароматных фиг.
— Ты просто насмотрелся «Обчистим супермаркет»[12], — заметила Анджела. Так и есть. На меня сильно влиял Дэйл Уинтон. Мы продефилировали в соседний отдел.
— Возьмем «Кэдбери», кремовое яйцо? — предложил я.
— Я такого не признаю.
— Прекрати пошлить хуже меня! — жалобно попросил я, притягивая ее к себе за ремень. — И прекрати смотреть на меня с высоты моего же роста!
— Экий ты деспотичный.
— Деспотичный. Хотя могу быть мягким и податливым.
Но позже, когда я выложил дома свои покупки и вез Анджелу с ее покупками к ней домой, мы посерьезнели. На втором этаже я, трепеща, следил, как она ищет в кармане своей джинсовой куртки ключи и открывает замок.
— Кстати, у тебя есть работа, — сообщила мне Анджела, скидывая пачку рекламной почты на коврик.
— Работа?
— Ну да, по отделке квартиры. Только не говори, что ты забыл!
— Не волнуйся, — ответил я. — С четверга только об этом и думал.
Анджела ввела меня в самую большую комнату, кухню-столовую. То, что я увидел, меня воодушевило. У нее стояли бумажные торшеры, на полу курчавился ковер, у стены стоял книжный шкаф, рядом — захламленный столик с компакт-дисками и стереосистемой, возле которой громоздились журналы и какие-то служебные бумажки. На стене висела доска, утыканная открытками и напоминаниями. Я научился подозрительно относиться к бездетным домам. Мне случалось в них бывать, среди шикарной мебели у степенных представителей общества потребителей — супружеских пар или высокомерных одиночек. У Анджелы мне было так же уютно, как у себя дома вместе с ней. И все же я настороженно ждал, не приближаясь к ней, пока она разгружала покупки. Я превратился в бедняка, наблюдающего за чужим домашним бытом. Как будто почувствовав, Анджела предложила:
— Ты не хочешь тут осмотреться?
В квартире было еще две комнаты, обе такие невозможно девчачьи, что по мне прошла дрожь нежности. В ее ванной стояла коробка тампонов, с трубы свисали постиранные лифчики и блузки, роняя капли на чайный поднос на полу. В спальне я позволил себе провести рукой по вешалкам в открытом шкафу и едва удержался, чтобы не открыть нижний ящик. Я украдкой, точно вор, косился на столик у кровати, в поисках каких-нибудь предметов из ее иного, женского мира. Кровать у нее была широкая, двуспальная. Над ней висела репродукция «Поцелуя» Густава Климта. Одним словом, эта спальня принадлежала человеку, лучше меня умеющему жить в одиночестве. А у меня одиночество составляло только половину времени.
— Ну и что ты думаешь? — Ее голос был ближе, чем я ожидал, — она вышла в коридор, чтобы не орать.
— Сделаю, — сказал я, быстро выходя к ней.
— Садись сюда, — предложила Анджела, указывая на стареющий футон. Я подчинился и взял из ее рук чашку чая. Свою она поставила на столик, сев на край, и смотрела мне прямо в лицо.
— Это будет несложно, — сказал я. — Протечек нигде не видно, штукатурка не отходит, как у меня дома, — у тебя все новее. Только цвета выбери.
Она сняла туфли и носки. Мне тут же захотелось наброситься и овладеть ею.
— Здорово, — сказала Анджела, голыми лодыжками обхватив мою ногу. — А сначала ты бы вот мне рассказал про Дайлис.
Глава 12
Помните, каким я был? Помните, как я заполнял свободные часы? Я мысленным взором созерцал искалеченные тела Глории, Джеда и Билли, которых изувечил сумасшедший маньяк. Я не знал, как обезвредить крокодила, напавшего на моих детей, которые не смогли сами взобраться на дерево. Я с минуты на минуту ожидал звонка с Пиллок-ранчо в США.
Алло, Джо? Это Дайлис. Мы тут с Крисом уехали с твоими самыми любимыми. Погода здесь великолепная! Ну все, пока!
— Расскажи про Дайлис, — потребовала Анджела. Она ждала.
Я почесал в голове. Облегчи душу, выплесни наболевшее…
— А что ты хочешь знать? — увильнул я.
— Все, что ты сочтешь нужным мне сообщить.
— А потом?
— Все, что мне нужно знать, но ты бы предпочел не рассказывать.
Основное Анджела уже знала: про разъезд, про совместное воспитание детей, про загадочного невидимку Криса. Это все я ей уже в добровольном порядке поведал. Теперь же ей потребовалось заглянуть мне глубоко в душу. Я оценил свои позиции, затем спросил:
— А мне тоже можно будет задавать тебе вопросы?
— Про меня, да?
— Угадала!
— Все, что угодно.
— И какие я получу ответы?
— Правдивые.
— Ты небось всем мужчинам так говоришь.
— В общем да. И никто никогда даже не догадывается, что я вру.
Она сильнее сжала мою ногу лодыжками. Я сдался.
— Думаю, Дайлис просто поняла, что на самом деле ей нужен совсем другой мужчина.
— И какой же? — спросила Анджела.
Секунду я взвешивал ответ.
— Пожалуй, могу предоставить ответы на выбор.
— Да ну? Давай.
— Если говорить злобно и с горечью, то ответов может быть много. Или мадам предпочитает более спокойный и обдуманный подход?
— Более спокойный и обдуманный, это как-то приятнее.
— Ну тогда, — сказал я, — трудно говорить про человека, которого ты ни разу в глаза не видел, но, насколько я сумел понять, этот Крис ужасно серьезный и ужасно аккуратный.
Анджела недоверчиво нахмурилась.
— Ты хочешь сказать, что Дайлис оставила тебя, оставила трех маленьких детей, оставила дом, который вы основали вдвоем, потому что предпочла тебе более серьезного и аккуратного мужчину?
— Это только одна точка зрения. С другой стороны, она запала на бородатого карлика, на ботаника с огроменной кучей денег и мажорским домом в Далвиче. Но это злобно и с горечью, это нам неинтересно.
— Неинтересно, — подтвердила Анджела. Меня задевала ее выдержка. Даже восхищала. Я сделал еще одну попытку.
— Все это не так трагично, как кажется. Просто ее уже тошнило от меня. Понимаешь, приходила с работы и злилась, что в доме бардак, и каждый раз хваталась за пылесос и чистила гостиную. Даже не садилась, пока не пропылесосит. Ей моя неорганизованность очень мешала.
— Как это по-мужски! — сказала Анджела.
— А что я такого сказал?
— Да не ты, а она!
— А что?
— Моя подруга Дениза рассказывала, что у нее муж такой же. Приходит из офиса и первым делом взбивает все подушки. Дениза говорит, это он нарочно, чтобы ее задеть, показать, что она не наводит в доме порядок. В общем, так часто бывает.
— Да что там, — я пожал плечами, — а то я не ходил с утра до вечера по дому в пижаме и шлепанцах, и чтоб сигарета изо рта свисала.
Анджела расхохоталась.
— Ты ей изменял когда-нибудь?
— Нет. Наверное, изменил бы, при малейшей возможности. Но я тогда почти никуда не выходил из дома, даже меньше, чем сейчас.
— Ты уверен, что она не хочет к тебе вернуться?
— Абсолютно.
— А ты хочешь, чтоб она вернулась.
— Ни капельки.
— Ты на нее поднимал руку когда-нибудь?
— Нет, хотя помню всякие тычки и толчки. Она несколько раз ударила меня, это да. В припадке злобы и отчаяния. Мне не было больно, а она от этого только сильнее ярилась. Я на нее зла не держу. Я это заслужил. Потому что никак не хотел быть серьезным.
Я надеялся опять ее рассмешить, но Анджела, наоборот, задумалась.
— Может, она думала, что ты не принимаешь ее всерьез.
— Может быть.
Мне не хотелось углубляться дальше по этой дорожке, уж больно много на ней колючек, — так что, когда Анджела перевела разговор на другую тему, у меня будто гора с плеч свалилась.
— А какая она внешне?
Я поразмыслил.
— Как Глория через двадцать пять лет.
— Повезло Дайлис…
— Глория очень красивая, правда? — ввернул я.
— Да, очень. Она будет настоящей куколкой, как в мужских журналах пишут.
— Глупое слово. Глупо так называть женщин и девушек.
— А я куколка? — надув губки, спросила Анджела. Она нелепо втянула щеки и кокетливо положила руку на бедро.
— Определенно да!
— Вот уж нет! — с вызовом воскликнула она. — Во-первых, я слишком высокая, а во-вторых, лет на пятнадцать старше, чем надо!
— А у нас, художников, на все свой взгляд.
— Ты небось всем девушкам так говоришь!
Я дернул плечами.
— Ты изумительная женщина. Ты прекрасна. Поверь мне. — Правда. Поверь.
— Тебе сейчас очень больно? — спросила Анджела, чуть-чуть насмешливо, чтобы оставить мне возможность отмахнуться от вопроса.
— Из-за того, что Дайлис ушла?
— Да, я это хотела спросить.
— Сначала было совершенно все равно, даже приятно, в каком-то смысле, потому что притворство закончилось. Обидно стало потом… даже не обидно, просто я побился как следует, и здорово вымотался… — Меня передернуло. — Ладно, скучно это. Хватит уже обо мне.
Но Анджела упорствовала.
— Ты ее ненавидишь?
— Нет. Это не ненависть. Иногда она меня раздражает. — Это был честный ответ, но неполный, я мог добавить еще кое-что, рассказать о чувствах сильнее и мрачнее, я знал, что промолчать — трусость. — Я сам тоже не всегда такой паинька, знаешь ли.
— С Дайлис?
— Скорее насчет Дайлис. И насчет Криса.
— Расскажи еще.
— Еще я злюсь на детей. Я не имею в виду, что я их бью или еще что-нибудь такое…
— Ну что ты, конечно, нет.
— Но я могу вспылить. Могу разозлиться и наорать на них, и вряд ли они все это забывают.
Анджела мягко спросила: