— Быстрее, быстрее! — кричала Венис, подпрыгивая на месте. Уэтхорн покраснел от волнения как помидор, а Барри стоял, словно оцепенев, не проронив ни звука.
— Давай же, давай, черт побери! — ревел Освальд, не отнимая от глаз бинокль; выражение его лица менялось каждую секунду — он то хмурился, то усмехался. Впереди всех неслись Ураган, Уорхос и Истен Промиз. С замершим сердцем Освальд следил за Уорхосом, который на полметра опережал Урагана. В толпе зрителей то и дело слышались клички двух лучших лошадей заезда. Внезапно Финбар дважды поднялся в седле, подгоняя свою лошадь, и Освальд тревожно глянул на Барри:
— Не зря он так поторопился сейчас?
Расстановка сил делалась все очевиднее. Те, кто уже понял, что сделали неудачные ставки, отходили от ограды и уныло возвращались на свои места. Финбар снова поднялся и сделал последнее усилие, пытаясь заставить лошадь вырваться вперед, но у него ничего не получилось. Уорхос был уже в трех метрах от него, Истен Промиз — в двух, и внезапно в образовавшийся разрыв выскочили еще две лошади, оттесняя Урагана и приближаясь к финишу. Через минуту все закончилось.
Освальд уронил руку с биноклем на колени.
— Господи! Пятый! — простонал он. — Даже не вошел в первую тройку!
— Но это был великолепный заезд! — ответил Барри, покачав головой. — И Уорхос прошел блестяще.
— К черту Уорхоса! — воскликнул Освальд. — Почему не пришел Ураган?! Я тебя спрашиваю! Почему он не первый? Ты мне ответишь за это, проклятый болтун!
Филипп тут же успокаивающе тронул своего друга за плечо.
— Ну ничего, Освальд, пятое место — это не так уж плохо. Мы и мечтать о нем не могли год назад. — Уэтхорн ободряюще улыбнулся Барри. — Он ведь еще молодой, да? У него еще будет шанс, правильно я говорю?
— Пожалуй, да, и даже наверняка, — подтвердил Бродбент.
— Он сейчас должен был быть! — закричал Освальд, накинувшись на Барри. — Я что, не платил тебе за это? Ты обязан был подготовить мою лошадь как следует!
Барри ничего не ответил. Повернувшись к нему спиной, он направился вниз, на поле, но Освальд не отставал.
— Ты мне обещал достойный результат, Бродбент, но ты лгал! — Он зло рассмеялся. — Я напрасно доверился тем, кто рекомендовал тебя, как хорошего тренера.
Барри остановился и развернулся к Освальду.
— Вы сами отлично знаете, что лошадь сделала большие успехи. Год назад она не могла попасть даже в заезд третьего уровня, а сейчас — пятое место! К концу лета, я могу вам обещать, она будет участвовать в заезде первого уровня!
— Я знаю, чего стоит моя лошадь, — ядовито отозвался Освальд, — но сомневаюсь, что тебе можно доверить ее дальнейшую подготовку. Ты что, думаешь, я идиот? Этот твой жокей кретин! Если он так будет обращаться с Ураганом, он его угробит!
— Если вы хотите работать со мной, вам придется работать и с моими жокеями, — сказал Барри, покраснев от негодования. — Ураган не всякого будет слушаться, это лошадь с характером.
— Не указывай мне, что делать! — прохрипел Освальд. — Я хозяин Урагана. А ты только тренер, и не забывай это.
Он помахал пальцем перед носом у Барри.
Бродбент покачал головой и повернулся в сторону, где стояли Финбар с Ураганом.
— Простите, босс, — виновато сказал жокей, — нам сегодня просто не повезло.
— Потому что ты стал рано гнать его! — ответил Освальд. — Все видели, что ты поступил неправильно! Если бы не твоя дурь, он бы вырвался и пришел первым.
— Я не могу не возразить, сэр, — вежливо произнес Финбар. — У лошади сложный характер — то она хорошо слушается, то, бывает, упрямится. Сегодня день был неудачный.
— Что же получается, никто не виноват? — Освальд бесился, не зная, на ком еще сорвать зло. В это время подошел грум Мартин и, взяв поводья, собрался вести Урагана в конюшню.
Мартин был пожилым, спокойным, с чувством собственного достоинства. Он отлично слышал, как Освальд упрекал Барри и Финбара, и счел необходимым вмешаться.
— Вы платите нам, сэр, но это отнюдь не означает, что вы можете вести себя как капризный ребенок.
Освальд оторопел, встретив внезапный отпор со стороны слуги. Поддавшись гневному импульсу, он выхватил у грума хлыст и замахнулся на старика. Тот попятился и, споткнувшись, упал. И тут случилось невероятное: Ураган стал на дыбы, грозно заржав, и взмахнул копытами в нескольких дюймах от головы Освальда.
— Финбар! Ты что, не можешь с ним справиться? — заорал он, отпрянув.
Как раз в этот момент к ним подошли Дженифер и Филипп, а за ними и Венис.
— Ладно, ладно, перестаньте, — вмешался Уэтхорн, посмотрев на жокея с грумом.
Венис приблизилась к Урагану и нежно погладила лошадь, что-то ласково пошептав ей.
— Ты хороший, послушный мальчик, правда ведь? — успокаивала она. — Ты такой смелый и быстрый, я знаю, ты настоящий победитель. — Она взглянула на Финбара и улыбнулась. Тот благодарно кивнул ей в ответ.
— Мы не выиграли сегодня первое место, но это не беда, — добавил Филипп, тоже подойдя к Урагану и похлопав по шее. — Но скоро мы станем лучшими, да, Барри? — Он помог подняться на ноги старику Мартину и подал ему хлыст. — А теперь давайте отпустим нашего молодца отдохнуть. И пусть принесут шампанского, все мы слегка переволновались.
— До сих пор не могу поверить! — кипятился Освальд, усевшись рядом с Уэтхорном в вертолет. — Надо отстранить этого дурака жокея, негодный парень!
— Хочешь избавиться от него? — спросил Филипп, включая двигатель; раздался шум вращающихся лопастей, и поднялся сильный ветер. — Я думаю, что Ураган — перспективная лошадь; по сравнению с остальными он молод, и у него есть все шансы на первое место.
— Вот именно, — согласился Освальд, — нам надо беречь его. У нас же одна лошадь, а не три сотни.
Вертолет поднялся в воздух и стал стремительно набирать высоту.
Освальд уже немного успокоился, глядя в окно на зеленые равнины Кембриджшира. На ночь он решил остаться в своем доме в Кадоган-гарден, чтобы не тратить время на возвращение в Хантсфорд.
Дома он бросил на кресло пиджак и сразу прошел на кухню. Предупрежденная о его приезде домработница-украинка уже закупила все необходимые съестные припасы и заложила их в холодильник. Сандвичи и салат тоже были приготовлены. Взяв тарелки, Освальд отправился в гостиную, где, достав бутылку кларета, уселся обедать.
Дом, который он навещал три-четыре раза в месяц, выглядел неуютным и нежилым. Разведя огонь в камине, Освальд развалился на диване с номером «Райзинг пост». И все-таки его лошадь могла принести ему хорошие деньги, думал он с досадой. Может, Уэтхорн и не особо в это верит, но это еще ничего не значит. Да, он не какой-нибудь шейх, у которого в конюшне шестьсот жеребцов, но и с одной лошадью у него был шанс выиграть.
Плата за содержание и подготовку лошади к скачкам мирового класса была слишком для него высока, если не сказать — неподъемна, и надеяться, что выигрыш когда-нибудь окупит эти затраты, рискованно и опрометчиво. Барри Бродбент не очень сговорчивый тип, может взбрыкнуть в один прекрасный день, сочтя, что требования Освальда для него неприемлемы. И зачем только он послушался его и не включил Урагана в остальные скачки начавшегося сезона. Будь он поумнее, может, и выиграл бы в других заездах. Барри сказал, что это может повредить здоровью лошади и даже погубить ее. Ну и что же? Зато они смогли бы заработать полмиллиона фунтов в самые кратчайшие сроки.
Освальд распалялся все сильнее, заливая вином свое недовольство. И когда раздался звонок мобильного телефона, он, услышав голос с ирландским акцентом, рявкнул:
— Да! Да! Кто это?
Незнакомец, назвавший его по имени, молчал, словно намеренно дразнил.
— Какого черта?! — проревел Освальд, решив отключить телефон.
— Освальд Бэлкон, тебе лучше научиться вести себя прилично, — предупредил его все тот же голос. — Или…
— Или что? — гневно крикнул Освальд.
В трубке послышался треск и шум.
— Или, — спокойно ответил голос, — мы убьем тебя.
23
Камилла проклинала себя за то, что решила вернуться в Лондон не по шоссе, а по тихой сельской дороге. Красоты Линкольншира радовали ее недолго. Ей уже хотелось как можно скорее оказаться дома, расслабиться, выпить вина и лечь в постель, накрывшись теплым пледом. А дорога тянулась и тянулась, то петляя и сворачивая, то снова исчезая за горизонтом.
Начинало темнеть, сумерки постепенно окутывали поля, да еще и туман сгущался. Холодный ветер дул ей в лицо сквозь приоткрытое окно. «Погода просто отвратительная! — с досадой подумала она, посмотрев на часы. — Полдевятого, а кажется, что скоро ночь».
Весь день она провела в суде — процесс был сложный и отнял у нее много сил, — а потом — собрание консерваторов в загородной резиденции. Их бесконечные дебаты утомили ее окончательно. Ей пришлось давать интервью, проходить психометрический тест, обязательный для всех кандидатов. Нужно было показать себя амбициозной, но воспитанной, верной своим убеждениям, но не агрессивной. Ее спрашивали, какой она видит демократическую Европу, как оценивает проблемы иностранной политики, образования и социальной сферы. Она со всем справилась успешно, но говорить об удачном выдвижении было рано. Впереди ее ожидали испытания посерьезнее. Скандальный процесс выборов, различного рода подвохи и неприятные сюрпризы — сможет ли она преодолеть все это?
Камилла страшно устала. Ей хотелось отдохнуть, забыться хотя бы на время. Она повернулась, протянув руку, чтобы взять с заднего сиденья бутылку минеральной воды, и вдруг услышала отчетливый, глухой звук удара. У нее все похолодело в груди. Невольно она зажмурилась и сжалась в комок, а когда открыла глаза вновь, то увидела, что следом за ней несется фургон. Она выронила бутылку на колени и притормозила.
Водитель фургона проскочил мимо в дюйме от дверцы ее «ауди». Она крутанула руль в сторону, и машина резко свернула на обочину, врезавшись в живую изгородь. Бутылка упала на пол, обдав Камиллу холодными брызгами. Оказывается, даже дорогая минеральная вода разливается в ненадежные бутылки. Проводив глазами огни фургона, она хотела уже дать задний ход, но машина не поддавалась и снова с шумом врезалась в кустарник.