В Иерусалиме начались повальные грабежи, перед которыми бледнеет разгром Антиохии. Зверства и жадность крестоносцев не знали предела. Рыцари бросились в мечеть халифа Омара, ища ценности, о которых они наслышались раньше. Была учинена резня мусульман («было зарезано почти десять тысяч человек», — пишет очевидец), а заодно сожгли в синагоге и укрывшихся там евреев. По словам летописца, несколько сгущавшего краски, чтобы произвести большее впечатление на читателей, в мечети Омара «кровь доходила до колен рыцаря, сидящего на коне, и до челюстей самого коня». Первыми проникли туда Танкред и Готфрид Бульонский, овладевшие ценными сокровищами и поспешившие их припрятать. Рыцарский грабеж перемежался с молитвами перед мифическим гробом господним, от молитвы рыцари снова переходили к резне и грабежу. Они убивали всех — и мужчин, и женщин: «Не было места, где сарацины могли избежать убийц». Не щадили даже детей, головы которых разбивали о камни. «После великого кровопролития, — рассказывает хронист Фульшер Шартрский, — крестоносцы разбрелись по домам горожан, захватывая все, что в них находили. При этом устанавливалось обыкновение, что всякий, кто входил в дом первым, был ли он богат или беден, присваивал, получал и владел домом или дворцом и всем, что в нем находилось, как собственным».
Алчность обуяла воинов креста настолько, что они «вспарывали животы умершим, чтобы извлечь из них золотые монеты, которые те проглотили при жизни... Ради этого они (рыцари) через несколько дней сложили трупы в большую кучу и сожгли в пепел, чтобы легче было находить золото», — пишет тот же автор.
Истинный облик крестоносных феодалов — разбойников, поджигателей и убийц, как заклеймил их еще в XVIII в. английский историк Э. Гиббон, проявился как нельзя более ярко при захвате Иерусалима.
Взятие «святого града» крестоносцами отмечено во всех хрониках того времени — латинских, византийских, восточных. Западные летописцы крестового похода описывают это событие пространно, с большими подробностями повествуя о «доблестных» деяниях войска божьего. Восточные хронисты — Ибн аль-Каланизи, Ибн аль-Асир и другие — упоминают о падении Иерусалима кратко и сдержанно, подчеркивая лишь разгул и зверства завоевателей.
Мусульманский мир не забыл ужасов, которые творили в Иерусалиме жестокие западноевропейские захватчики-феодалы.
Поведение крестоносцев в Иерусалиме, как писал К. Маркс, «привело в ярость все магометанское население востока»[34].
После захвата Иерусалима. Результаты первого крестового похода. Захват Иерусалима означал, что выполнена лишь официальная часть программы крестового похода, составленной папством. Но тотчас после этого всплыли на поверхность реальные интересы участников похода, а в связи с этим возникли серьезные трения между светскими и церковными предводителями крестоносцев.
Высшее духовенство настаивало на том, чтобы Иерусалим стал церковным государством во главе с патриархом. Папа римский направил в Иерусалим своего легата — властолюбивого пизанского архиепископа Даимберта, четыре года назад сопровождавшего Урбана II во время его пребывания в Южной Франции. Ревностный приверженец Урбана II (последний умер, так и не дождавшись вести о падении Иерусалима), он стал рьяно добиваться того, чтобы не светский князь, а патриарх взял в свои руки бразды правления в «святом городе». Новый папа Пасхалий II напомнил крестоносным сеньорам, что собственно католическая церковь явилась инициатором похода, — ее, следовательно, нужно и вознаградить соответствующим образом.
Однако князья, со своей стороны, настаивали на том, чтобы власть над Иерусалимом была вручена одному из них. Страсти разгорелись, и распря достигла такой остроты, что крестоносцы едва не оказались на пороге настоящей междоусобной войны. В конце концов их главари пришли к компромиссному решению. Формально город Иерусалим был передан в управление представителю римского папы — патриарху, а из числа князей был избран фактический государь Иерусалима — Готфрид Бульонский, который присвоил себе пышный титул «защитника гроба господня». Готфрид согласился уступить патриарху четвертую часть Иерусалима и Яффы и даже признать себя вассалом патриарха: не стоило из-за этой формальности ссориться с церковью. Ведь реальная сила все равно была не на стороне духовенства, хотя оно и претендовало на всю полноту власти в Иерусалиме. Претензии апостольского престола на светскую власть здесь, за тысячи километров от Рима, звучали неубедительно для рыцарей и их вождей, тем более, что пришлось снова срочно браться за оружие: с юга прибыли египетские войска, которыми командовал визир аль-Афдаль. Только разбив египтян — сражение с ними произошло 12 августа на равнине к северу от Аскалона, — крестоносцы упрочили свое положение в Палестине. Тем меньше было у них оснований делиться с папой приобретенными землями.
Балдуин Эдесский, унаследовавший Иерусалим после смерти «защитника гроба господня» уже на правах иерусалимского короля Балдуина I (1100—1118), действовал в этом отношении весьма решительно: он ничего и знать не хотел о претензиях католического духовенства на Иерусалим и в своих официальных документах титуловался: «Я, Балдуин, получивший Иерусалимское королевство по воле божьей».
Силы крестоносцев к этому времени значительно убавились. Иерусалима достигло не более 40 тыс. человек. Половина из них сочла свою миссию законченной и вернулась в Европу. Оставшиеся крестоносцы, обосновавшись в Иерусалиме и рассчитывая прочно осесть в «святой земле» (их было около 20 тыс., из них лишь несколько сотен «благородных» сеньоров), продолжили свои завоевания в Палестине и Сирии.
Взоры крестоносцев привлекали богатые прибрежные города-гавани. Здесь было чем поживиться. Ведь эти города являлись средоточием товарообмена Запада и Востока. Тут развертывали свои торговые и ростовщические операции денежные люди из разных стран, близких и далеких. Но овладеть приморскими городами оказалось не так просто: им помогали и Египет, и их собственные богатства. Деньги, которые правители городов предлагали вождям крестоносцев в качестве отступного, охотно принимались последними.
Правда, алчные рыцари довольствовались золотом, полученным таким образом, недолго. Они предпочитали все же захват.
При поддержке венецианского и генуэзского флотов, лишивших прибрежные города помощи египетских кораблей, крестоносцы в ближайшие за взятием Иерусалима годы овладели всем восточносредиземноморским побережьем.
Один за другим они захватывали важные портовые города — Хайфу, Арсуф, Кесарию (1101), Акру (1104), Триполи (1109), осаждавшийся почти семь лет, Сайду, Бейрут (1110), наконец, только в 1124 — Тир.
На захваченной территории были основаны еще два государства крестоносцев: на юге — королевство Иерусалимское, к северу от него — графство Триполийское. Таким образом, к началу XII в. на Востоке образовались четыре государства завоевателей: ведь, кроме только что названных, с 1098 г. существовали графство Эдесское и княжество Антиохийское. Территория этих государств (часто все они объединяются в литературе под одним названием — Латино-Иерусалимское королевство) включала в себя области по верхнему течению реки Евфрата, затем узкую полосу земель западной Сирии и далее — всю Палестину, а также часть Заиорданья и Синайского полуострова. В каждом из государств крестоносцев утвердились государями крупнейшие из их предводителей: в Эдессе — Балдуин, а после того, как он стал иерусалимским королем, — его наследники; Антиохию прибрал к рукам Боэмунд, всячески старавшийся затем расширить свои владения в войнах с соседями; Триполи досталось потомкам его завистливого соперника Раймунда Тулузского (сам он умер при осаде этого города в 1105 г.); корона иерусалимских королей была закреплена за потомками Готфрида Бульонского — Арденнско-Анжуйской династией[35].
Так, в начале XII в. западные феодалы сделали попытку утвердить свое господство в богатых землях Сирии и Палестины.
Своими победами на Востоке крестоносцы были обязаны на столько самим себе, сколько разрозненности мусульманского мира, вследствие чего завоеватели не получили достаточного отпора.
Важнейший практический результат первого крестового похода — овладение западными завоевателями Восточным Средиземноморьем — удовлетворил, в первую очередь, корыстные интересы кучки алчных феодалов, светских и церковных. Результат этот был достигнут дорогой для народов Запада ценой. Огромные жертвы по вине папства были, прежде всего, принесены народными массами Франции, Германии, Италии и других стран Западной Европы. Немалые потери понесло и рыцарство.
Десятки тысяч человек погибли еще во время бедняцкого крестового похода. Новые десятки тысяч людей пали в сраженьях «за веру», а по сути — за интересы феодальных верхов Запада во время большого крестового похода 1096—1099 гг. В этом походе участвовало до 100 тыс. человек, из которых значительная часть — половина или даже больше — не принадлежала к классу феодальных сеньоров. Это были бедняки, главным образом, из крестьян, отправившиеся в неведомые края в поисках лучшей доли; ничтожная часть их добралась до Иерусалима, большинство же пало в боях, умерло от голода и эпидемий.
Но и этим не ограничились человеческие потери первого крестового похода. Непосредственным отзвуком его и продолжением явилась новая волна крестоносного движения, поднявшаяся в 1100 г.
Весть о взятии Иерусалима произвела сильное впечатление на Западе. Рассказы крестоносцев, вернувшихся из Сирии и Палестины, о сказочно богатой добыче, захваченной на Востоке, распалили алчность и возбудили надежды у многих, кто до этого оставался в стороне от движения. К тому же и духовенство, по указанию нового папы — Пасхалия II, развернуло бурную проповедническую деятельность: особенно большое значение имел церковный собор в Пуатье, созванный в пятую годовщину Клермонского собора. Вое это привело к тому, что на Восток отправились новые, огромные массы людей из Ломбардии, Бургундии, Аквитании, Шампани, Германии, т. е. тех областей, которые были сравнительно слабо затронуты крестоносной лихорадкой в 1096 г. Фульшер Шартрский называет даже этот новый поток крестоносцев «вторым крестовым походом». В нем участвовало около 200 тыс. человек. Поход этот был еще менее организованным, чем поход 1096 г., и почти все его участники погибли в Малой Азии летом 1101 г. Лишь несколько сот человек достигло Иерусалима