Вскоре после завершения дипломатической подготовки были закончены и военные приготовления к решительной схватке с греками, приведены в готовность осадные машины и штурмовые лестницы.
Падение Византии. Почему крестоносцы без труда захватили Константинополь? Первая попытка штурмовать Константинополь была предпринята 9 апреля 1204 т. Она была отбита византийцами. Град стрел и камней обрушился на крестоносцев со стен города. Виллардуэн хвастливо заявляет, что крестоносные рыцари за все время осады потеряли будто бы лишь одного воина. На самом деле они несли более серьезные потери. Только 9 апреля, при попытке захватить одну из башен, было убито, как свидетельствует русский очевидец, около 100 мужей. Второй приступ, произведенный через три дня, принес победу рыцарям. 12 апреля с помощью перекидного моста один отряд взобрался на укрепление, другие воины взломали городские ворота. Крестоносцы ворвались в город, заставив отступить войска Мурзуфла (сам он бежал). «Восстановители справедливости» снова подожгли город. На следующий день, 13 апреля 1204 г., Константинополь пал жертвой западных захватчиков. Любопытно, что внутри города крестоносцы не встретили никакого сопротивления. Робер де Клари рассказывает, что, ворвавшись в Константинополь и думая, что теперь борьба разгорится с большей силой, рыцари окопались лагерем возле стен. Каково же было удивление крестоносцев, когда назавтра они увидели, что городская беднота и не собиралась подниматься на защиту города! Примерно, в тех же самых чертах описывает ситуацию, возникшую на другой день после взятия крестоносцами Константинополя, и Виллардуэн. Все в войске, говорит он, готовили оружие — и рыцари, и оруженосцы; каждый думал о предстоящей битве, полагая, что развернется такое сражение, равного которому у них еще никогда не происходило. И что же? — Воины креста не встретили в городе никого, кто бы дал им отпор.
Крестоносцам действительно не с кем было сражаться в византийской столице. Константинопольские ремесленники и плебс не желали отстаивать государство, являвшееся для них воплощением социальной несправедливости. Когда знатный феодал Константин Ласкарь, которого духовенство спешно провозгласило императором, пытался все-таки призвать население города к обороне, — эти призывы натолкнулись на стену равнодушия.
Таким-то образом трем десяткам тысяч крестоносцев в какие-нибудь четыре дня удалось захватить один из величайших городов тогдашнего мира. Даже сами завоеватели, хотя они и знали, с каким слабым противником имеют дело, были поражены своим столь быстрым и сравнительно легким успехом. «И знайте, что не было такого храбреца, чье сердце не дрогнуло бы, и казалось чудом, что столь великое дело совершено таким числом людей, меньше которого трудно и вообразить», — пишет Виллардуэн. Соотношение сил осаждавших византийскую столицу и осажденных в ней он расценивает в пропорции 1 : 200, замечая, что еще «никогда такая горсточка воинов не осаждала стольких людей в каком-либо городе». Робер де Клари также считает столь легкий захват Константинополя необыкновенным делом: дважды он называет его «чудом». Секрет этого «чуда», изумлявшего и многих позднейших историков, был, однако, прост. Обострение классовой борьбы в Византийской империи, достигшее в это время своей наивысшей точки, справедливо отмечает румынский историк Э. Франчес, может служить решающим объяснением неожиданного падения Константинополя и разгрома Империи в целом[80]. Конечно, были и другие причины, обеспечившие победу крестоносцам: им помогали и некоторые греческие аристократы и кое-кто из константинопольских торговцев. Часть греческих феодалов продавала продукты своих поместий латинским купцам, а иные византийские торговцы играли роль посредников в этих сделках. Для этих людей важнее всего было сохранить на будущее торговые операции с латинянами. Есть основания думать, что именно на поддержку тех византийцев, экономические интересы которых были тесно связаны с латинским миром, рассчитывали крестоносцы и особенно, конечно, венецианцы, когда с такой уверенностью заранее делили между собой богатства Константинополя в марте 1204 г. И эти расчеты оправдались[81].
Вторжение крестоносцев в пылающий огнем Константинополь (С гравюры по рис. Доре)
Захват Константинополя и католическая церковь. Захват византийской столицы получил санкцию католической церкви. Накануне решительного штурма Константинополя крестоносные епископы и священники усердно отпускали грехи участникам предстоящего сражения, укрепляя веру в то, что овладение православной столицей — это правое и богоугодное дело. Об этом говорят и Робер де Клари, и Виллардуэн. Последний подробно рассказывает, какие речи держали представители духовенства на совете вождей, созванном незадолго до решительного приступа. «Епископы и все духовенство, — пишет французский историк, обычно очень сдержанный во всем, что касается позиции римской курии, — все, кто подчинялся распоряжениям папы, были согласны в том, — и сказали это баронам и пилигримам, — что совершившие подобное убийство (Алексея IV. — М. З.) не имеют права владеть землей». «Поэтому мы говорим вам, — заявило духовенство, — что битва является справедливой и оправданной. И если у вас есть доброе намерение овладеть землей и подчинить ее Риму, вы получите прощение, обещанное папой...» «И знайте, — добавляет Виллардуэн, обращаясь к читателям, — что эти увещания явились большой поддержкой как баронам, так и рыцарям».
«Константинопольское опустошение». Так называется одна из латинских хроник, описывающая разбойничьи подвиги западных рыцарей в византийской столице. Название это вполне соответствует тому, о чем говорится в хронике. Озлобленные долгим ожиданием добычи и ободренные своими духовными пастырями, рыцари, захватив Константинополь, набросились на дворцы, храмы, купеческие склады. Они грабили дома, разоряли гробницы, разрушали бесценные памятники искусства, предавали огню все, что только попадалось на пути. Между прочим, захватчики поджигали дома, чтобы выгнать из них жителей и тем самым предотвратить уличные бои.
Буйное неистовство воинов христовых, грабежи, убийства, насилия над женщинами, пьяные вакханалии победителей продолжались три дня. Было убито несколько тысяч константинопольских жителей. Во время пожара сгорело две трети города: крестоносцы, по словам одного французского летописца, спалили в византийской столице больше зданий, чем было в трех самых крупных городах Франции. «Не знаю, с чего начать и чем кончить описание всего того, что совершили эти нечестивые люди», — как бы в оцепенении вспоминая дикие сцены, разыгравшиеся тогда в Константинополе, писал впоследствии Никита Хониат, рассказавший о грабительских подвигах рыцарей креста. Алчность их поистине не знала границ. Знатные бароны и венецианские купцы, рыцари и оруженосцы словно состязались друг с другом в разгроме византийской столицы и грабеже ее богатств. Они не давали пощады никому, говорит Никита Хониат, и ничего не оставляли тем, у кого что-нибудь было. Потревожены были даже могилы византийских василевсов, в том числе саркофаг императора Константина I, откуда были унесены различные драгоценности. Жадных рук «освободителей гроба господня» не избежали ни церкви, ни предметы религиозного почитания. Крестоносцы, по словам одного западного хрониста, разбивали раки, где покоились мощи святых, хватали оттуда золото, серебро, драгоценные камни, «а сами мощи ставили ни во что»: их попросту забрасывали, как писал Никита Хониат, «в места всякой мерзости». Не было сделано, разумеется, исключения и для самого собора Софии: рыцари растащили его бесценные сокровищницы. Отсюда были вывезены «священные сосуды, предметы необыкновенного искусства и чрезвычайной редкости, серебро и золото, которыми были обложены кафедры, притворы и врата». Войдя в азарт, пьяные крестоносные взломщики заставили танцевать на главном престоле обнаженных уличных женщин; они не постеснялись ввести в церкви мулов и лошадей, чтобы увезти награбленное добро. Ревнители веры, таким образом, «не пощадили не только частного имущества, но, обнажив мечи, ограбили святыни господни».
От погромщиков, закованных в рыцарские латы, не отставали грабители в сутанах. Католические попы, подоткнув рясы, рыскали по городу — они были заняты поисками константинопольских реликвий. Сохранились имена некоторых из этих наиболее усердных слуг господних, без зазрения совести и словно в лихорадке предававшихся благочестивому воровству: назовем хотя бы аббата Мартина Линцского, который, присоединившись к банде рыцарей, совместно с ними разграбил знаменитый константинопольский монастырь Пандократора. По словам эльзасского хрониста Гунтера Перисского, который подробно повествует о достославных деяниях этого аббата в своей «Константинопольской истории», последний действовал с величайшей жадностью — он хватал «обеими руками». Аббат Мартин был далеко не единственной духовной особой из тех, которые целиком отдавали себя приобретательству. Хронисты передают, что когда немецкий епископ Конрад Гальберштадтский вернулся в 1205 г. в свою Тюрингию, перед ним везли телегу, доверху нагруженную константинопольскими реликвиями. Позже католические прелаты сами подробнейшим образом описали, что именно из «священных предметов» они взяли в Константинополе. Описания эти в 70-х годах прошлого столетия были собраны французским ученым П. Рианом и составили целую книгу, названную им «Священная константинопольская добыча». В Западной Европе, указывают современники, не осталось, вероятно, ни одного монастыря или церкви, которые бы не обогатились реликвиями, украденными в Константинополе.
Страшные грабежи, учиненные в охваченном огнем Константинополе, засвидетельствованы не только Никитой Хониатом, который сам пострадал от латинского разгрома. Если даже согласиться с мнением тех историков, которые полагают, что византийский писатель неизбежно сгущал краски, рассказывая о буйстве и «непотребстве» западных рыцарей, то сохранилось множество известий других, негреческих авторов, рисующих в самом неприглядном виде дела, которые творили воины христовы в восточной столице.