Я намеренно в своем рассуждении опускаю тему голода, хотя абсолютно очевидно, что такое страшное обстоятельство, как отсутствие еды, может толкать человека на самые разные зверства. Я все же разбираю здесь родительский образ. В том же «Морозко» вовсе не голод заставил мачеху избавиться от падчерицы. Более того, голод не выключает в родителях полностью чувство любви к ребенку, и даже если они принимают страшное решение, их мучает совесть. У матери же в сказке «Гензель и Гретель» дети вызывают только раздражение своей живучестью.
Итак, повели родители детей в лес во второй раз, и Гензель оставлял за собой крошки хлеба, который дала ему мать. Повторить удачную затею с камешками у мальчика не вышло, так как мать прошлой ночью заперла дверь и не позволила ему выйти, заподозрив, что дети в прошлый раз спаслись хитростью.
Как тебе наверняка известно, на этот раз Гензель и Гретель не смогли вернуться, потому что крошки склевали птицы.
Так они начали плутать по лесу и вышли к сахарному домику злой ведьмы-людоедки. Перехитрив ведьму, когда та хотела съесть Гензеля, Гретель толкнула ведьму в печь и сжарила ее дотла. Затем дети забрали драгоценности, которых у ведьмы было полным-полно, и вернулись домой.
Дома их встретил радостный отец, который сообщил им, что их мать умерла.
Как и в предыдущих сказках, отец оказывается прощен за свои жестокие действия, потому что страдает и раскаивается.
Уход из сюжета женщины знаменует воссоединение отца с детьми. Причем смерть матери – это явно единственный вариант, при котором возможен счастливый финал. Представь, что Гензель и Гретель вернулись бы в дом, где их мать все еще жива. Их не спасло бы ни наличие денег, ни то, что они уже дважды возвратились оттуда, откуда не возвращаются.
Вспоминай отцовскую логику: согласился раз, значит, надо соглашаться и второй. А мать, желающая избавиться от детей, нашла бы другую причину, даже если бы они перестали голодать.
Впрочем, некоторые исследователи предполагают, что отец сам убил жену, не в силах вынести стыда за совершенное ими злодеяние. Такой вариант видится мне вполне реальным.
Любил ребенком, а потом перестал
Сейчас мы с тобой разберем три основные причины такого поведения, однако причина всех причин здесь одна. Страх. В мужчине, который любит своих детей, но меняет отношение к ним на 180 градусов, когда те вырастают, говорит страх перед взрослыми людьми. В случаях, которые мы с тобой будем разбирать, – страх перед женщинами.
О первых двух причинах мы так или иначе уже говорили.
Самая частая причина – это половое созревание девочки. Тело дочери меняется, она превращается в женщину, и любовные переживания отца в ее адрес становятся для него невыносимы. Чтобы дистанцироваться от них, он отталкивает от себя дочь как физически (бьет), так и психологически (оскорбляет). Таким образом он старается сделать ее менее привлекательной для себя.
Подобное поведение свойственно не только отцу, но и другим мужчинам в семье – дедушке, дяде, отчиму, брату. То есть любому мужчине, у которого происходит внутренний конфликт между сексуальным желанием (сознательным или вытесненным) и запретом на него.
Моя подписчица рассказывала мне, что в подростковом возрасте ее перестали «обнимать и близко садиться», смотрели «неодобрительно», а сама она носила «все черное и мешковатое», чтобы скрыть изменившуюся фигуру. Другая девушка написала, что странных взглядов в свой адрес не замечала, но чувство неловкости за растущую грудь отлично помнит.
Вторая причина заключается в том, что ребенок, в отличие от взрослого, не угрожает эго мужчины. Это наиболее свойственно тираничному отцу, сражающемуся с невидимым противником. Маленькая девочка проявляет к отцу только любовь, и он способен отвечать ей тем же, для него ребенок – единственная возможность проявить нежность. Однако по мере взросления дочери он все больше ощущает противостояние.
Один из самых показательных примеров человека с ущемленным эго – это мужчины, годами занимающие подчиненные должности, однако уверенные, что заслуживают большего, и абсолютно ничего для этого не делающие. Они не стремятся улучшить свою жизнь, потому как считают, что мир поступил с ними несправедливо. Значит, мир (читай: мама и папа) должен осознать свою ошибку, прийти к этому человеку и принести ему все то хорошее, что он заслужил.
Это мужчины, желающие власти, послушания и безропотного уважения, однако по собственному же выбору находящиеся в подчиненном положении. Для них очень важно распределение полов, а дети – это бесполые и безопасные существа, в отличие, допустим, от жены такого мужчины, которая позволяет себе какой бы то ни было протест в его адрес. Протест гасится при помощи физического насилия тогда, когда других преимуществ перед человеком, несущим опасность его эго, мужчина не имеет.
Моя клиентка говорила, что не любит людей, в отличие от детей. На мой вопрос: «А дети не люди?» – она на полном серьезе отвечала: «Нет. Дети и животные хорошие. Они не люди».
Так и мужчина, страшащийся конкуренции, будет разделять взаимодействие с детьми и взрослыми на безопасное и опасное.
Рон Уизли: когда родители не принимают пол родившегося ребенка
Третья причина отдаления отца заключается в том, что он изначально хотел сына.
В этом случае на протяжении взросления ребенка родитель испытывает настоящие эмоциональные качели.
Вначале отцу приходится выбирать: отказаться от своих фантазий и принять реальность или же продолжать испытывать фрустрацию от нереализованного желания.
Самый патологический сценарий – это, конечно, полное отсутствие принятия. Родители одевают мальчика в платья и говорят ему, что он – девочка, а девочке запрещают отращивать волосы, плакать и играть в куклы, называют исключительно мужским именем (не Саша или Женя, а, например, Антон). Результатом неминуемо станут психические расстройства самого разного калибра и самой разной выраженности.
Но все же это достаточно редкий сценарий. Обычно со временем родитель если и не принимает ребенка, то хотя бы смиряется с положением вещей. Мне разом вспоминается с десяток подобных историй, причем как в отношении девочки, так и в отношении мальчика.
Моя клиентка рассказывала, что отец первый месяц после ее рождения не подходил к ней и обвинял жену в том, что она «нарочно родила девочку».
А одна моя давняя знакомая очень переживала за реакцию мужа, родив сына. У мужа, воспитанного жестокой холодной женщиной, были очень четкие представления о том, что мальчикам в жизни намного тяжелее, чем девочкам. Сына он не хотел категорически.
Спустя несколько месяцев после родов моя знакомая с облегчением рассказала, что муж «неплохо относится к сыну» и что между ними наметились улучшения во взаимодействии. Спрашивается, когда их взаимодействие с младенцем могло успеть испортиться, чтобы теперь налаживаться?..
Обычно проблема решается рождением второго ребенка. Такую идею поддерживают и сами матери, говоря, что девочку родили для себя, а теперь нужно мальчика для мужа. Появление в семье сына снимает с дочери необоснованные отцовские требования по наличию пениса, и ситуация может естественным образом выправиться. Отец позволяет дочери быть девочкой.
На патологическую неспособность смириться с данностью указывает рождение того количества детей, которое превосходит финансовые и психологические возможности родителей. Так, мать рожает пятерых девочек-погодок и останавливается лишь на шестом ребенке – мальчике. После него детей нет.
Столь ригидное восприятие действительности (нужно, чтобы было именно так и никак иначе) непременно будет сказываться на воспитании детей. Причем старшие дети вполне могут быть отброшены на задний план в угоду тому ребенку, который соответствует родительским желаниям. Другое дело, что к нему тоже будут предъявляться жесткие требования, и разочарование от их неисполнения будет еще сильнее, чем было бы, смирись родители сразу с появлением детей иного пола.
Так, например, в «Гарри Поттере» чета Уизли (родители лучшего школьного друга Гарри Рона) завела семерых детей, шестеро старших из которых были мальчиками, и лишь последняя – девочкой. Их не остановило даже рождение близнецов, после которых было рождено еще двое детей.
При этом жила семья в крайней бедности, что нередко прослеживалось и в отношениях между Гарри и Роном, когда Гарри мог позволить себе купить в дорогу сладости, а Рон довольствовался бутербродом с копченой говядиной, которую не любил. Его мама постоянно об этом забывала, что неудивительно при таком количестве детей.
По причине нищеты Рон становился объектом насмешек других детей: он донашивал за братьями одежду, пользовался их учебниками, и даже праздничная мантия ему досталась женская, от давно почившей тетушки, хранящая характерный запах старого тела.
Назвать при этом его родителей незаботливыми язык не повернется, однако не гуманнее ли было бы по отношению к собственным детям отказаться от гипертрофированного желания родить дочь и дать лучшую жизнь двум-трем детям?
Если старший ребенок еще воспринимается любимым и желанным (потому что рождение девочки еще возможно), то появление на свет четвертого, пятого, шестого ребенка уже ощущается как «опять не то». Недаром в семье Уизли трое старших детей особо не подвергались критике, а трое младших мальчиков постоянно становились причиной для гнева матери. В дочери она, понятное дело, души не чаяла.
Давай теперь посмотрим, что же происходит, когда родители все же останавливаются на одном ребенке – том самом, кто уже с момента своего появления на свет разочаровал отца.
Если мужчина все же смиряется с полом дочери, наступают относительно тихие годы. Девочка, желая заслужить любовь отца, будет пытаться разделять его увлечения и, бессознательно чувствуя его желание, будет расти пацанкой, еще больше сглаживая разницу между отцовской фантазией и реальностью.
Когда же девочка достигает возраста полового созревания, у отца вновь появляется триггер. Волосы можно отрезать и даже надеть мешковатую одежду, однако полностью уничтожить признаки, что в семье растет девочка, а не мальчик, уже не получится.