— Именно. И потом наши хозяева — Алый дом и лорд Лаари — останутся ни с чем. И тогда, в тот момент, наконец-то начнётся наша игра.
* * *
Гун молчала.
Она смотрела на мужчину напротив — очень взрослого, очень статного... очень опасного.
Такие знают правила жестоких игр. И умеют в них играть. Такие никогда не поставят женщину во главу угла — как минимум, в реальности, а не в какой-нибудь романтической новелле времён начала новейшей эпохи.
Такие всегда будут будоражить женские сердца — даже если сами того не желают.
Гун осматривала высокую, мощную фигуру, точёное лицо и жёсткие глаза. Похож на Ижэ, но вместе с тем — насколько же другой... Жакрам по-своему волновал её, определённо.
И ей нравилось то, что он предлагает. Месть, поддержка, власть, мир для Предгорья — идеальный коктейль, исполнение всех её желаний... кроме жажды свободы, пожалуй. Но свобода — понятие эфемерное, каждый вкладывает в него свой смысл.
Гун перевела взгляд на выжженную землю за окном.
Они с Ижэ были парой. Истинная пара... отлично звучит. Но ей ли не знать: парность не гарантирует любви. Она даёт существам в руки все козырные карты, указывает на возможное счастья, дарует возможность продолжить себя и продолжиться в другом.
Одного парность не делает — она не лишает выбора. Двое должны подтвердить словами обретения, что принимают друг в друге хорошее и плохое, боли и страхи, радости и горечи. И задумано так не зря. Стихии-творцы понимали: как бы существа ни подходили друг другу, какой бы замечательной совместимостью ни обладали, жизнь не настолько проста. И не вертится вокруг одних только личных отношений. Считается, что любовь может преодолеть всё, но это, разумеется, ложь. Точнее как... может. Не считать ли ритуал "Возьми моё сердце" — подлинным доказательством? И чудом.
Но она, Гун, не смогла быть для Ижэ той, кого он искал. Как и — пора признавать это — он для неё. Их окончательный выбор, их представления о свободе и счастье — всё это не совпало.
Гун была сделана из другого теста. Она не собиралась просто так доверять малознакомому мужчине и отворачиваться ради него от всего, что было ей важно. Она была не из тех, кто станет просто ждать его, глядя часами в окно.
Она, будучи сторонницей равноценных сделок, не могла дать Ижэ любви авансом, ничего не ожидая взамен.
Если быть совсем честной с самой собой, то она ничего не дала ему за всё это время... ничего из того, чего он, судя по всему, желал: любви, тепла, честности, надрыва. Но и он не дал ей того, чего желала она: надёжности, уважения, помощи, понимания.
Конечно, если бы их закрыли вдвоём в одном доме на полгода, оттуда вышли они бы уже полноценной парой. Со Старейшин сталось бы такое провернуть, между прочим... но Гун этого не хотела. Ни для одного из них двоих. Даже если бы вдруг выяснилось, что Ижэ планирует в итоге обрести её и привести свою любимую наложницей в их дом...
У Гун в целом не было возражений против полиамории. У неё был опыт весёленьких тройничков. Ей не было особенно важно, с женщиной или мужчиной делить постель. Она, видя характер Ижэ, не сомневалась — у них время от времени будут наложницы.
Это не смущало.
Но в данном случае речь шла не о толерантности, терпимости или сексуальных пристрастиях. Каждый раз, глядя на Жрицу, Гун ощущала бы себя униженной, второсортной, навязанной — и ничего хорошего из такой перспективы не вышло бы. И теперь, когда есть другой выход...
Она снова заглянула в глаза лорду Жакраму.
— Я согласна.
Он медленно кивнул.
— Вы так внимательно смотрели, — в глазах его мелькнул на миг огонёк. — Понравилось увиденное?
Гун закинула ногу на ногу.
— И увиденное, и услышанное, — очаровательно улыбнулась она. — Я не отказалась бы ещё потренировать осязание, но с этим придётся повременить — многовато текущих дел, причём у нас обоих.
— Точно, — лорд Жакрам напоминал довольного кота. — Будем считать, что мы должны друг другу медовый месяц. Или медовый год. При текущем уровне занятости мы его сможем выкроить не раньше, чем через пару лет, но тут уж ничего не поделаешь.
Гун показательно потянулась в кресле.
— Я соблазню вас раньше.
— Почему-то не сомневаюсь.
— Но сначала мы обсудим условия, — сказала Гун. — И... прежде всего я должна переговорить с Ижэ. И вы должны знать: я не собираюсь ничего от него скрывать.
— Меня это полностью устроит. Правда, я не уверен, что он расположен сейчас к разговорам.
— Ему придётся отвлечься. Ненадолго. Этот узел давно пора разрубить.
- 24 -
Ижеени не знал, сколько времени они с Лимори просидели вот так, в уютной тишине, глядя друг на друга. Он с удовольствием наблюдал, как узоры вновь проступают на её коже, как нездоровый зеленоватый отлив пропадает, сменяясь оттенком пепла.
Все признаки затяжной болезни не исчезли сразу, конечно. Ей понадобится и восстановление, и усиленное питание, и множество тому подобных вещей. Она всё ещё выглядела ужасно хрупкой, почти пугающе. Но... теперь это всё было просто вопросом времени и регенерации. Главные повреждения, равно как и проклятие отката, остались в прошлом.
— Это было глупо, — сказала Лимори хрипло.
— Уж кто бы говорил, — он демонстративно закатил глаза. — Решила на пару со мной мучиться ночными кошмарами?
— Вдвоём веселее, — она слабо улыбнулась.
Ижеени на это только покачал головой и осторожно протянул руку, чтобы прикоснуться её щеке и мягко обвести один из появившихся узоров.
Из-под его пальцев на пол полетели яркие искры.
— Что это?
— Наша совместимость, видимо, — он завороженно пронаблюдал за кружащими искрами. — Правда, я не совсем понимаю, почему они не проявились раньше...
— Красиво...
— Да.
Он проследил узор на её щеке, шее, ключице, наслаждаясь тем, как дыхание Лимори становится глубже, прерывистее. С ней хотелось быть нежным и очень, очень бережным — странное, совсем новое для него чувство.
— Почему у нас так мало времени? — шепнул он. — Я хотел бы изучить твоё тело.
— Я...
— Эй, тебе положен постельный режим, — он мягко толкнул её на кровать. — Вот и лежи в постели. А то вечно во что-то влипнешь, я тебя знаю...
Она молчала. Её волосы разметались по подушке, а губы, покрытые сеточками трещин, приоткрылись.
Ижеени осторожно очертил контур её губ.
— В тебе всё — слишком, — шепнул он, наклонившись к самому её уху. — Слишком странно, слишком необычно, слишком волнует. Твоя шея, длинная, изящная — такую так и хочется целовать. Запястья... совсем тонкие, потрясающе хрупкие... ножки феи или танцовщицы... хотя, думаю, ты — и то и другое. Станцуешь мне однажды, верно?..
Он говорил и говорил, иллюстрируя свой рассказ прикосновениями, ласками, поцелуями. В мире вокруг были война, интриги, боль. Но они будут всегда, таков уж он, этот мир.
И правда в том, что в его безумной круговерти стоит порой урывать минуты только для себя.
* * *
Ижеени не понял сам, что его разбудило. Казалось, вот только он прилёг, чтобы подремать рядом с Лимори хоть пару часов — и тут инстинкт вырвал из сновидения.
Охранки молчали, но он осознавал ясно: в комнате кто-то посторонний. Стараясь не менять ритм дыхания, он потянулся к Призрачному пламени...
— Не нужно так нервничать, — детский голосок, прозвучавший совсем рядом, заставил его дёрнуться. — И притворяться спящим тоже. Ты ведь знал, что я приду, верно?
Он медленно открыл глаза и сел. Человеческая девочка со смешными косичками улыбнулась ему и помахала рукой.
Ижеени скосил глаза на спящую Лимори.
— Не переживай, она не проснётся, — сказала девчонка безмятежно. — Я вообще-то люблю приходить за людьми во сне — тихо и мирно. И научилась ткать для таких моментов хорошие, безмятежные сны. Можешь считать это милосердием гильотины.
Он медленно кивнул и ещё раз оценивающе осмотрел гостью.
— Я как-то иначе вас представлял.
Она рассмеялась.
— Да, как же, все Мрачные Жнецы обязаны быть мрачными, так? Но на самом деле мы разные, конечно. В нашей работе индивидуальность важна, как нигде.
— Понимаю. Наверное, — он взял себя в руки и осторожно сдвинулся так, чтобы оказаться между Жнецом и Лимори — просто на всякий случай. — Вы пришли назвать мне цену, верно?
— Да ты, я думаю, и сам догадываешься, — девчушка весело поболтала в воздухе ножками.
— Тень Предвечной.
— Разумеется. Тени не место в мире живых. Её существование — это катастрофа, повисшая на волоске. Рано или поздно всё равно грянет.
— Не могу спорить. Вы заберёте её сейчас?
— Нет, — сказала она. — Я не смогу. Это должен сделать кто-то из вас: либо ты, либо — твоя Жрица.
— Боюсь, я не знаю...
— Отнести Тень за Последнюю Реку.
Ижеени прищурился.
— Умереть?
— Совсем не обязательно. Не самое безопасное путешествие, но вернуться можно. В теории. Двое из десяти возвращаются, а вы оба тесно связаны с Предвечной. Это повышает шансы. Кто из вас туда отправится?
— Я, — он ответил, не задумываясь.
— Хорошо, значит, встретимся с тобой по ту сторону. И да... скажи своей Жрице, пусть зажжёт для тебя мёртвый фонарь. Так ты не заблудишься по пути назад.
— Хорошо. Спасибо за совет.
— Обращайся! Помогу, чем смогу. Всё же, мой потомок, как ни крути.
— Э... — ничего умнее по этому поводу Ижеени сказать не смог.
— Ладно, пойду я, — девочка демонстративно шмыгнула носом. — Засиделась тут с тобой...
— Подождите, — отмер он. — Скажите, могу ли я немного отсрочить это путешествие? Я готов заплатить по долгам, но прямо сейчас очень нужен здесь. Могу я отправиться после того, как клятвы будут сняты?
— Последняя Река в любом случае избавила бы тебя ото всех клятв, — сказала она. — Но твоя просьба понятна. Да, ты можешь закончить свои дела здесь перед путешествием. Там время идёт иначе, и никто не знает, как долго тебе предстоит блуждать среди мёртвых трав. Удачи, дракон.