Но у вампирки иссякли силы оставаться в рядах зрителей. Она удивлялась глупости взрослых, которым, похоже, плевать на жизнь и здоровье одного из учеников, и злилась на себя из-за того, что не поговорила с партнером раньше и не запретила участие в этой игре. Эмма резко поднялась со скамьи, пошатнувшись при этом, что не укрылось от внимания Родани. Вампирке даже показалось, что, когда Конни скользнула по ней взглядом, цвет её глаз поменялся на фиалковый…
Нет, это невозможно! Глаз такого оттенка, холодных, точно хрусталики льда, Морис прежде видеть не приходилось.
— С тобой все в порядке? — вырвалось у Морис прежде, чем она поняла, о чем, и у кого спрашивает.
Эмма кивнула, тихо ответив:
— Я к себе в комнату. Матч неинтересный…
Морис в раздражении теребила кисточки шарфа. Симон сейчас мог погибнуть! Какого черта все кругом так спокойны? Почему не остановят матч? Какая разница, кто победит, когда на поле встречаются психически нестабильные игроки? Или, того хуже, люди, находящиеся под заклятием принуждения…
Родани знала о «золотом» правиле магических игр — любой матч должен быть закончен. К тому же, нападение на игрока, пусть и совершенное при помощи магии, не считалось чем-то, из ряда вон выходящим.
Но кто его совершил! Энтони, тот самый Энтони, с которым они так весело проводили время. Последние две недели Гирс, правда, начал намекать на то, что хочет более доверительных и близких отношений, но Морис только отмахивалась. Энтони для неё ничего не значил, тогда как Симон…
Морис, от злости, даже прикусила до боли костяшки пальцев. Если бы не Мик Робертс, возможно, этот матч стал бы для Симона последним. Но Энтони никогда не додумался бы до подобной глупости — напасть на соперника при сотне свидетелей — самостоятельно. Он — всего лишь пешка. Виновник — тот же человек (или не человек?), из-за которого пострадал горе-журналист Сурен.
Морис почуяла, как по спине пробежал озноб. Родани стало по-настоящему страшно. Кто так расчетливо играет с ними? Кто так жестоко забавляется с ее, Морис, близкими людьми, и по какому праву? А, главное, чего он хочет этим добиться?!
Вампирка вгляделась в серое небо: где-то там, под самой сеткой, кружил Симон, в ожидании своего шанса. Пока мяч не изменит свой цвет, или пока не истечет положенное время, матч не закончится.
В голове Морис хаотично мелькали мысли. Для чего неизвестному врагу устраивать подобное зрелище? Да, Симон мог погибнуть, но мог и выжить. Планировал ли неизвестный враг убить Спенсера руками Энтони? Или, все это — не более, чем мишура, которая должна прикрыть основное действо? Момент исключительно удачный — на трибунах не столько наблюдают за матчем, сколько обсуждают последние события, преподаватели отвлеклись на Гирса. Если бы Морис была тем, кто желал смерти Симону, каким стал бы её следующий шаг? Что должно произойти дальше?
Вампирка резко побледнела. Результат озарения или напряженной работой мысли, но чужой замысел вдруг открылся перед ней во всей своей неприглядности, точно книга на заданной странице. Да, Симона хотели убить наверняка… Приманкой, и, одновременно, орудием должен изначально послужить Энтони. Однако, раз идея с Гирсом себя не оправдала, существовал запасной план.
Внезапно Морис сорвалась с места и закричала, размахивая руками:
— Симон, остановись! Ты не должен выиграть! Тебе нельзя касаться мяча!
Но её голос потонул в реве трибун, а те немногие вампиры, кто обернулся на её крик, лишь презрительно скривились.
«Мяч меняет цвет под действием заклятия. Как же просто — наложить, кроме цветового, еще одно! До этого момента мяч безвреден. Забить последний гол имеет право лишь ведущий игрок. Симон — один из лучших, он почти всегда обходит соперников и никогда не промахивается. Но, видимо, погрешность, для убийцы не имеет значения… Если Симон коснется изменившегося мяча… Что мне делать? Бежать к преподавателям? Но уже сейчас слишком поздно! А если я все же ошиблась…»
И тут громкий голос Лаванды объявил:
— Внимание, мяч изменил цвет! У команды Уильямс есть все шансы на победу!
Сознание Морис словно раскололось на две части. Одна шептала: «Не встревай, это не твое дело. Ты даже не знаешь, какое заклинание наложено на мяч. Если ты используешь силу, тебя размажет магией отдачи. Рисковать всем ради человека, который тебя не любит?»
Другая упорно твердила: «Симон — тот, кто спас тебя. Да, Конни столкнула тебя в пропасть, но именно Симон протянул руку помощи. Сейчас ты, в здравом рассудке, и находишься здесь только благодаря его доброте. Ради чего ты живешь, Морис? Что ты хочешь защитить? С кем ты связываешь будущее?»
— Я спасаю не Симона, а себя! — прошептала Морис, сосредотачиваясь и собирая магическую силу для заклятья.
…Симон заметил вспыхнувший красным цветом мяч, и, прорываясь сквозь холодный ветер, понесся за ним. Его рука в перчатке коснулась кожаной поверхности, когда прозвучал взрыв. Но, спустя мгновение, парня окружил прозрачный купол, ставший защитой. Тем не менее, его пальцы обожглись так сильно, что от болевого шока перед глазами Симона все померкло. Падая в темноту, он услышал тихий голос:
«Жизнь устроена куда сложнее, чем я могла представить, Симон. Но, кажется, я не смогу разлюбить тебя!»
…Вампиры окружили Морис, которая ощутила на себе всю тяжесть чужой темной магии. Девушка лежала, не двигаясь.
Глава 11. Свет и мрак
Симон пришел в себя в больничной палате, под громкие причитания госпожи Пем. Через кровать от него лежала Морис, и медсестра тщетно пыталась привести её в чувство.
Парень ощутил острую боль в ладони, видимо, магический ожог госпожа Пем до конца излечить не смогла.
Симон посмотрел на руку — она забинтована. Затем его взгляд метнулся к бледной испуганной медсестре. Кажется, у Морис дела обстояли гораздо хуже. Спенсер на секунду закрыл глаза. Зачем Морис вообще во все это полезла? Несколько недель назад, в этой же палате, лежала Эмма, пострадавшая при попытке защитить партнера. Но, если мотивы Конни понятны — без партнера вампирка не выживет — то зачем Родани рисковала собой? Почему все так стараются сохранить ему жизнь? По существу, у него даже особых магических сил нет, если не считать той странной способности наводить туман и вызывать тени умерших, которая напугала Тамару Камерон.
Симону не хотелось открывать глаза. Он не сразу заметил, как отворилась дверь, и в палату вошла Локсли. Зато Спенсер услышал ее голос, обращенный к мадам Пем:
— Как она? Сможет продержаться до приезда целителей из столицы?
— Не знаю, Илона. Заклинание, что она использовала для защиты Симона, не является базовым. Я с ним, во всяком случае, не сталкивалась. Так же сложно определить, какие темные чары наложили на игровой мяч. Сейчас Морис страдает от боли, вызванной смесью нескольких заклятий. Она не приходила в себя. А что её мать, госпожа Родани? Почему ее до сих пор нет?
— Изабелла Родани прислала сообщение о том, что находится за границей. Приехать не сможет. Она так же сказала, что только идиотка станет рисковать жизнью, чтобы спасти смертного, — вздохнула замдиректора. — Этого следовало ожидать. Слухи о том, что Изабелла — плохая мать, к сожалению, подтвердились.
Спенсер распахнул глаза, вспомнив слова Морис: «Я — нежеланный ребенок, Симон…»
— Пем, посмотри, что с Морис? — воскликнула Локсли. — Кажется, ей минуту назад стало хуже! Возможно ли… что она могла нас слышать?
Медсестра всплеснула руками и бросилась к постели Морис.
Прежде чем он понял, что делает, Симон резко поднялся, сдержав стон от боли в раненой руке. В два шага преодолев расстояние до нужной кровати, не обращая внимания на чужие крики, юноша опустил ладонь на лоб Морис, смахнув с него черные пряди волос.
— Я могу ей помочь. Вы просто должны мне поверить, — умоляюще прошептал Спенсер, глядя на застывших в метре от него преподавателей. Затем Симон снова прикрыл глаза, собирая оставшиеся проблески силы: «Пришло время платить долги. Пусть я читал твою родовую книгу только раз, Морис, но то заклинание, что вернуло мое зрение, я запомнил. И, пожалуй, сейчас только я могу помочь тебе, потому что в этой палате лишь для меня ты — не просто больной ученик. Но, если я хоть чего-то стою, то сделаю все, чтобы вытащить тебя. Неважно, какой ценой».
Губы быстро шептали нужные слова. Его ладонь, касавшаяся лба Морис, вспотела. Самым сложным стало собрать в пальцах всю магическую силу, чтобы затем мгновенно выпустить ее. Страшила и цена за применение подобной магии. Однако, мысль о том, что это поможет спасти друга, не оставляла Симона…
Симон падал в темноту. Он помнил, что говорила Морис о цене: увидеть, словно наяву, свои худшие кошмары. Судя по примечанию в книге, все, что явится ему, будет настолько реальным, что помешает вернуться назад. И, чем опаснее травма или болезнь, которую пытаешься излечить, тем меньше шансов спастись самому целителю.
Юный волшебник ударился о холодный паркет, что остановило падение в бездну. Поморщившись от удара, он постарался сесть. Руки саднило, и кровоподтеки на них казались очень даже настоящими. Вокруг царила кромешная тьма, и только далеко впереди маячил огонек. Симон решительно встал и пошел на его свет. Чем ближе он подходил, тем отчетливей ему слышался детский плач.
«Что за…?»
Спустя минуту Симон оказался в небольшой комнате с горящим камином. Перед камином на коленях сидел мальчик. Симон узнал шестилетнего себя и побледнел. Этот день он помнил хорошо. Сквозь рыдания мальчика еле различимы слышались слова:
— Папа и мама погибли по моей вине. Я не должен жить на свете. Все умирают из-за меня. Я приношу людям несчастье! И это правда!
Спенсер присел перед мальчиком на корточки. Было непривычно видеть самого себя, но гораздо младше, заплаканного. Он помнил этот момент. Малыши во дворе отказались с ним играть, кто-то из мам пустил слух, что лучше держаться подальше от мрачного нелюдимого ребенка.