На картине изображалось иссиня-черное штормовое море. Тусклая вспышка молнии освещала крохотную рыбачью лодку, которую вот-вот поглотит волна. Симон, словно наяву, услышал отчаянные крики, молившие о спасении, почувствовал на лице соленые брызги… И только взволнованный голос Алестера вырвал его из морока:
— Похоже, тот, кто нарисовал эту картину, одинок. Даже не видя его, я могу сказать, что мы с ним очень похожи. Я чувствую такую же опустошенность с тех пор, как мама умерла… Но, знаешь что, Хулия…Я хочу познакомиться с ним…
— На следующей неделе состоится ежегодная магическая ярмарка. Волшебники и вампиры съедутся на нее со всей страны. Там будет и Селен… — в голосе девушки не ощущалась радость. Только констатация факта. Симону показалось, что она обеспокоена.
Но Алестер не заметил этого. Его взгляд, до этого с безразличием скользивший вокруг, вспыхнул веселым пламенем. И Симон узнал его. Так умели сиять только влюбленные глаза.
Симон следовал за Алестером по пятам, когда тот переходил от картины к картине. Спенсер старался на картины не смотреть — ему хватило гнетущих впечатлений и от первой, изображавшей бушующее море. Молодой лорд Алестер приехал на магическую ярмарку к полудню, когда основная часть посетителей уже разошлась. В поисках художника он обошел небольшой зал, пока не столкнулся со стражником:
— Вы кого-то ищете?
— Я могу увидеть Селена? Думаю, заказать у него портрет.
— Это невозможно. Господин Селен, по известной ему одному причине, отказывается рисовать людей или вампиров. Если вы заметили, на выставке нет ни одного портрета. Он не изобразил даже сестру и любимого отца, поэтому вряд ли удовлетворит вашу просьбу.
— А где он сейчас?
— Кажется, делает эскиз в саду.
Алестер поклонился и вышел в сад.
…Симону показалось, что он остро испытывает то, что прежде уже видел. Да, все это уже было. И это его глаза, а не Алестера, сейчас с восхищением рассматривали стройного юношу, очень похожего на Эмму, только еще более красивого. Тот лежал на ковре из клевера и, очевидно, крепко спал. Рядом с ним прямо на траве валялся пустой холст.
«Как будто я впервые встречаю Эмму. Если бы повернуть время вспять, и тот, кто сейчас передо мной — не был Селеном, а был бы Эммой, лишившейся памяти, то я постарался бы создать для неё только счастливые воспоминания…»
Алестер опустился рядом со спящим на одно колено, и Симон почувствовал волну светлой радости и мгновенной магической связи, вспыхнувшей между этими двумя. Точно бы два конца одной разорванной нити судьбы, наконец, соединились.
Лорд, хотел его разбудить, но потом раздумал. Лишь осторожно снял с прекрасных серебристых волос четырехлистный клевер. Он ничего не сказал вслух, но отчего-то Симон знал, что Алестер сохранит листочек растения… Не на удачу, на память.
И тут чудо первой встречи растаяло бесследно. За спиной Алестера послышались быстрые шаги. Он предостерегающе обернулся, приложив палец к губам.
— Вы должны немедленно отправляться со своими людьми на восток, сэр Алестер. Прибыл гонец, ваши союзники нуждаются в помощи.
— Как жаль… Надеюсь, я все же выживу, и смогу увидеть тебя снова, Селен, — прошептал Алестер, не замечая удивленного взгляда, брошенного на него слугой.
И снова — водоворот событий, то ярких, то почти незаметных, смазанных, словно кусочки мозаики, складывающихся в общую картину жизни лорда Алестера. Но, как показалось Симону, сам герой не придавал им большого значения. Время остановилось, только когда они вернулись в замок его отца.
Было заметно, что Чарльз злится, расхаживая по богато убранной комнате взад-вперед:
— После первых побед в войне с троллями, герцог решил лично наградить тебя, а тебе — наплевать? Запомни, второго такого шанса нам не предоставят! Если не ради себя, так хоть ради нашего рода, ты должен поехать ко двору!
— Я должен спасти Ариадну и Селена. Сегодня пришло известие, что их замок окружен. Отец, они могут погибнуть в любую минуту!
— Дались тебе эти наследники Слэй! Не они ли отказались присоединиться к Союзу волшебников, когда ты лично предложил им это? Пусть пожинают то, что посеяли! — Чарльз в сердцах хлопнул кулаком по столу.
— Отец… Вы прожили долгую жизнь, но почти ничего не знаете о любви. Впрочем, мне некогда вас осуждать.
— Любовь? К кому из них?!
— Если я скажу, что полюбил мужчину, то вы лишите меня наследства? Но вспомните, отец, что магия выбирает тех, кого хочет связать, раз и навсегда. Увы, сердцу и ей не прикажешь. — Алестер не стал ждать ответа на свой вопрос, похоже, его волновало сейчас только спасение Селена.
И Симон впервые увидел всю силу меча света. Яркая вспышка пронзила мрак, заставив троллей в панике бежать. А затем перед его глазами промелькнул турнир в честь брата и сестры, наследников земель Слэй. Особенно ребяческим, в глазах Спенсера, показался поступок Алестера, который оставил себе шрам от пореза на память о Селене…
Если кто и смущал Симона в воспоминаниях молодого лорда, так это Ариадна Слэй. Она напомнила ему женщину в маске, которую он увидел в забытьи, после того, как принял боль от ранения Морис на себя. Некстати вспомнился и случай из недалекого прошлого, не связанный с магами и вампирами.
Два года назад соседи тети Симона решили украсить свой коттедж и привезли из Египта статую темноволосой девушки. Вкус у них отсутствовал напрочь, и даже дорогостоящая реставрация статуи не помогла. Симон вскоре привык, выходя из дома, не смотреть в сторону соседского коттеджа. Несмотря на то, что статуя не содержала в себе магии — это Спенсер мог утверждать уверенно, — в ней угадывалось нечто жестокое, злое и… живое. Вместе с тем, на взгляд обычных людей, статуя была невероятно красива. Но, чем больше Симон смотрел на нее, тем сильнее ему казалось, что приближаться к ней опасно.
Красота Ариадны имела сходство с той статуей — холодной и зловещей. Но, Алестер совсем этого не замечал, или не придавал значения. Даже следующее видение не заставило его изменить свое отношение к «сестре» Селена.
…Алестер прошел по длинному коридору, освещенному факелами, и остановился перед дверью, у которой ему низко поклонились две девушки-служанки:
— Ваша милость, она ждет вас.
Распахнув дверь, Алестер застыл на пороге. Симон последовал его примеру. Уж очень деликатная открылась перед ними картина.
Ариадна Слэй с распущенными длинными темными волосами, стояла к ним спиной. Ее плечи секунду назад покрывал лиловый атласный халат. Но, стоило Алестеру открыть дверь, как накидка упала к ногам Ровены, открыв для любопытных глаз абсолютно нагое тело изумительно красивой женщины.
Симон покраснел и порадовался, что в чужих воспоминаниях он — не более чем призрак. А вот Алестеру, на которого Спенсер перевел взгляд, чтобы успокоиться, приходилось несладко. На мгновение Симон подумал, что тот сейчас сбежит, потому что Перворожденный бросил быстрый взгляд в сторону двери и сделал шаг назад:
— Произошло недоразумение. Умоляю меня простить, леди Ариадна! Считайте, я ничего не видел! Мне просто сказали, что вы хотите со мной поговорить.
Вскинув тонкую изящную руку, унизанную браслетами, Ариадна очень медленно повернулась, чуть поведя плечом, и, наконец, бархатным голосом ответила:
— Здесь нет ошибки, сэр Алестер. Я действительно звала вас. После турнира и того подарка, что вы сделали драгоценному брату, я хотела еще раз спросить — не приготовили ли вы сюрприз и для меня? Из ваших рук я приняла бы любой подарок, лорд.
Обнаженная грудь, золотистая, в свете огоньков камина, волнующе качнулась. Вместо ответа, лорд только чуть усмехнулся, подошел к Ариадне, старательно отводя глаза, и наклонился, подхватив с пола тонкую ткань:
— Тот подарок, что я сделаю вам, очень прост. Я дарю вам, леди Ариадна, свое безграничное уважение и почтение, как сестре мое лучшего друга.
С этими словами он выпрямился и накинул халат на плечи девушки.
Темные глаза девушки вспыхнули яростным пламенем. Когда она обернулась, то еще сильнее напомнила Симону ту статую.
Алестер отступил на два шага назад, и Ариадна притворно вздохнула:
— Моему брату повезло, я даже завидую. Впрочем, вы же не думаете, что сможете уйти просто так? Что, если, оскорбленная вашей холодностью, я закричу? Мой брат поверит мне, а не вам, если я скажу, что вы хотели меня обесчестить и прокрались в мои покои.
— Вы сильно и безгранично любите брата, и не захотите причинить ему боль. Я вижу это по вашим глазам. Вы не станете делать подобных глупостей. — Алестер сказал это, глядя ей в лицо, и девушка только уныло вздохнула в ответ.
— Конечно, я люблю своего брата.
Услышав ее ответ, Алестер улыбнулся, отвесил поклон и поспешил ретироваться.
…Не успев вволю позлиться на коварных женщин, Симон окунулся в новое видение.
На этот раз он оказался на ровной площадке, окруженной деревьями, ветви которых не скрывали виднеющихся вдалеке зеленых холмов. Симон стоял рядом с Селеном, сидевшим на бортике бассейна с фонтаном. На его кружевной белой рубашке остались слезы брызг. Перед ним лежал холст, на который юноша наносил первые штрихи будущей картины с помощью кусочка угля.
Вдруг послышался голос Алестера:
— Опять рисуешь в одиночестве?
— Это помогает мне сосредоточиться и отвлечься от дурных мыслей, — Селен ответил холодно, но, при виде Алестера, его лицо просияло. Казалось, он совсем не против компании.
— Тогда нарисуй мой портрет!
— Нет, я уже говорил тебе, что не рисую других людей.
— Почему?
— Тебя действительно это интересно? Ну ладно, мы здесь одни, и я расскажу тебе. Когда-то я нарисовал своих настоящих родителей, а спустя пару месяцев они погибли от эпидемии чумы. С тех пор я не рисую людей.
Алестер заслонил могучей фигурой половину красивых холмов и развел руки в стороны: