— Дорогая, — обратился Кабан к скромно сложившему ручки стоящему в сторонке Сейсилю, — езжай пока домой, собери вещи. Я за тобой пришлю.
— А мне что делать? — решила подать я голос.
— Ты завтра же отбудешь в Керемен.
Хлюпнув носом, кивнула. Для печали тут нет причин, будь всё взаправду, мне бы сказочно повезло — за полгода работы получить целое поместье и право носить берет в придачу!
Но у меня ещё есть целый сегодняшний вечер. Посмотрим, кто посетил особняк и нельзя ли поучаствовать в приёме гостей. Есть у меня одна мысль, кто это может быть…
Я угадала.
На опальные Длани наехал Храм. И к моменту нашего возвращения в особняк храмовые дознаватели опросили уже и прислугу, и сабельников. Ибо по порядочным домам призраки не шастают!
Полученные ответы храмовников не удовлетворили.
— Как Владычица померла — так по ночам выть стало, — сообщили хором горничные. — Просто ужас, стенает, словно заблудшая душа. А днём тихо, только ночью воет, да.
И тут же добавили, что хоть их за это и бранят, все теперь спят с зажжёнными свечами, потому что страшно — вдруг синий череп прилетит?
Кстати, то, что прислуга фитилит по ночам свет, я выяснила давно, ещё когда расследовала историю с перерасходом свечей, но ябедничать не стала. В конце концов, сама внесла немалую лепту в здешнюю мифологию и собрание кошмариков.
Естественно, храмовники пожелали узнать во всех подробностях, что это за синий череп? И к возвращению их светлости им рассказали, подробно и красочно. Причём кивали даже сабельники, которые после многократных обсуждений за бутылкой таинственных происшествий в доме герцога были уже уверены, что лично встречали чудище в виде гигантского пса из преисподней и обратили его в бегство!
— Мы хотели бы обыскать дом с целью обнаружения предметов чернокнижия и запрещённых культов! — сообщил Кабану, поджав губы, старший из храмовников.
И попробуй откажись! Хотя Кабан же уверен, что ничего такого у него и близко нет… так что согласится. Угу, четырьмя копытами в вырытую доброжелателями яму!
— Пожалуйста, осматривайте. Готов оказать всемерное содействие…
Надо ли говорить, что первым делом процессию храмовников, в хвост которой пристроилась прислуга, понесло прямо к герцогскому кабинету? Мерзьен семенил рядом с хозяином, я, само собой, увязалась следом.
Когда храмовник указал пальцем на дверь кабинета, Кабан забеспокоился.
Когда, войдя, пара храмовых дознавателей уверенно направилась к столу и один ткнул пальцем в пасть мопса, а другой сунулся под столешницу за ключом, — занервничал не на шутку.
А когда старший храмовник выдвинул центральный ящик, сотворил отвращающий зло жест и извлёк знакомую крамольную книженцию, — просто опешил.
Храмовник, держа двумя пальцами, как дохлую крысу за шкирку, корешок потёртого переплёта, объявил присутствующим:
— Запрещённая в Сорренте ересь!
Слуги ахнули, а одна из горничных тоненько взвизгнула.
Но последней каплей стало то, что глава дознавателей обернулся к Мерзьену, уставился тому в глаза, одобрительно кивнул и произнёс:
— Ты правильно поступил, сын мой!
Герцог сорвался.
— Ах ты ж подлый предатель!
— Я?! Клянусь, я ничего не делал! — взвыл Мерзьен.
— Ты за это заплатишь! Живым после такого не уйдёшь! — Кабан, вцепившись в тощую Мерзьенову шею, прижал секретаря в стенке…
— Разнимите! — скомандовал храмовник сабельникам. И объявил: — Мы остаёмся здесь на ночь, дабы лично проверить слухи о привидениях. Но при нравах хозяина не удивительно, что в доме нечисто!
Ну вот, вожделенная Кабанья брачная ночь с обворожительной леди накрылась медным тазом.
Впрочем, и моя тоже.
Всё у меня через этот таз.
К Сейсилю, предупредить, чтобы леди не вздумала припорхнуть в особняк, где бдят храмовые дознаватели, их светлость отправил не меня и не утратившего доверие Мерзьена, а дядьку Ырнеса. Кстати, это он зря… Фернап человек простой, при первом же вопросе выложит всё как на духу — и про храмовников, и про привидения, и про найденную в доме крамолу. А уж как этим воспользоваться, фей сообразит.
А вот мне придётся куковать здесь до утра.
И храмовники тоже застряли в особняке на всю ночь.
Интересное совпадение…
Гм, а не согласится ли моя прапрапра напоследок явить синий лик или, лучше, даже не лик, а что-нибудь пострашнее или почудесатее? Синий череп, к примеру? Или после стольких веков что лик, что череп… Ну, пусть что хочет, то и являет! Только чтоб храмовники увидели! Тогда Кабану долго-долго будет и не до леди, и не до лордов. Потому как своих проблем по самые свиные уши!
Остаток дня выдался суматошным, потому что свеженанятая кухарка и три горничные резво засобирались в дальние края. Полупридушенный Мерзьен забился куда-то в тёмный угол, резонно считая, что с разгневанной светлостью сейчас лучше не сталкиваться. Из чего делаем однозначный вывод: внимание Храма не заменяет женскую ласку.
Между прочим, мне тоже есть от чего расстраиваться. Вышла замуж, и что? Поздравлений нет, праздника — нет, подарков — нет, даже мужа — нет! Ждёт меня одинокая грустная ночь, а поутру — дорога в места отдалённые.
Вот как тут не обидеться?
А, бабушка Фейли, ты как думаешь?
Судя по всему, прапрапра была со мной солидарна, потому что примерно через час после ужина в ухо словно шепнули: «Ляг на кровать!»
— Подожди секунду, рот вином прополоскаю и на себя побрызгаю! — прошептала я в ответ неведомо кому.
Эх, жаль, сама ничего не увижу… зато есть железное алиби! Помощник секретаря Тьери дрых без задних ног, напившись после свадьбы. Початую бутылку я, кстати, притащила к себе заранее.
Ожидаемо. Когда я открыла глаза, по всему особняку хлопали двери, а топота было столько, словно за стеной резвился табун меровенцев. Но к вскрикам и ахам добавилось кое-что новое — мужской хор. Который, судя по решимости, звучавшей в мрачных голосах, предавал кого-то анафеме… Не меня? Вроде нет. Ну, тогда пусть поют, красиво выходит. Но надо тоже высунуть нос, узнать, что случилось в этот раз.
Погладила тёплый мешочек на груди, накинула куртку и, зевая, выглянула в коридор. Угу, это опять где-то у центральной лестницы… О, горничная навстречу! И что там стряслось?
Оказалось, на прощание Фейли решила устроить целое представление. А мишенью послужил Кабан.
Обстояло дело так. Как стемнело, обвешанные оберегами и амулетами храмовники разбрелись по особняку в поисках смущающих народ призраков. Побродили немного и начали стягиваться в гостиную, где стояли самые удобные кресла. И вот тут-то хозяина, сиречь Кабана, понесло их проведать — мол, убедились сами, что ничего в доме нет?
Именно этот момент выбрала Фейли, чтобы увенчать чело выходящего из полутёмного коридора герцога призрачной короной из костей. Интереснее всего было то, что сам Кабан ничего и не заметил. Зато храмовники заметили сразу…
Реакция была бурной.
Герцог, поражённый внезапным недружественным приёмом — а как иначе расценить, если в тебя тычут амулетами, брызгают водой и вопят: «Изыди, нечистый!»? — замер в дверях.
И тут на фоне тёмного коридора над головой Дланей заклубился синий туман и возникла картина, как двое душегубов, воткнув в грудь какого-то лорда кинжал, бросают бездыханное тело в Меру.
То, что именно в этот момент сильный порыв ночного ветра заставил завыть и загудеть бутылки, было чистым совпадением.
Ну а что случилось дальше, я слышала уже сама.
Теперь герцогу грозит как минимум храмовое расследование и весомая епитимья, поскольку истинность обвинений засвидетельствована двенадцатью дознавателями. Особую пикантность ситуации придавало то, что сам герцог так и не понял, что творилось над его головой.
Итак, завтра их светлость должен явиться к архиепископу для исповеди и покаяния. М-да, хорошо быть герцогом! Какого-нибудь купца или крестьянина мигом бы обвинили в чернокнижии и как минимум выгнали из города. А этот, скорее всего, отделается богатым пожертвованием в пользу Храма.
Но мне, пожалуй, пора собираться… И компания есть — у повара наконец-то не выдержали нервы. Честный кудесник от кулинарии заявил, что в этом бардаке работать невозможно, тут даже молоко киснет, так что он уходит немедленно! Финальный аккорд в лучших здешних традициях — в этот раз без завтрака останется весь особняк.
Кстати, интересно, герцог до сих пор считает всё происшедшее простым недоразумением? И думает, что завтра встанет, топнет ногой — и всё разрешится по его велению? Ведь он не абы кто, а всемогущие Длани Правосудия самого Владыки всея Сорренты, герцог Ульфрик Тауг Эл’Денот!
Но если я хочу без лишнего шума смыться, то стоит попробовать вот так. Тихо-тихо, бочком, подъехала к Кабану:
— Ваша светлость, я их боюсь… Давайте прямо сейчас уйду? А то вдруг решат отправить всех на исповедь? Там же правду говорить придётся. Если расскажу, как на леди Сейсиль женился, разве хорошо будет?
— Да провались ты уже, болван!
— Спасибо за разрешение, ваша светлость! Счастья вам с леди!
Ну вот, теперь надо переодеться во что попроще, закинуть мешок с небогатыми пожитками за спину, заскочить на конюшню — чмокнуть в бархатный нос Фарша… и всё, прощайте, герцог Ульфрик Эл’Денот! Всё, что могла, меровснская сиротка здесь совершила. Чуть обидно, что не выйдет похвастаться деяниями перед Кабаном, но оно и к лучшему. Буду считать себя бескорыстным неопознанным творцом зла и гордиться скромностью!
Пока прощалась с лошадьми, повар испарился. Жаль. На дворе ночь, причём не летняя, когда небо густо усыпано звёздами, а с деревьев гремит торжествующий хор цикад, а стылая, ветреная, осенняя. И брести одной по тёмным переулкам… ну, в общем, не так я представляла себе ночь после свадьбы.
Сабельников у запертых по тёмному времени суток ворот не наблюдалось, очевидно, попрятались в сторожке. Отодвинув засов калитки, выскользнула на улицу. Вот же, тьма хоть глаз выколи! Будто в склепе на родном кладбище. А ещё холодно, и в лицо бьёт влажный, напитанный дождём ветер… Ладно, поворачиваю направо. До первого перекрёстка заблудиться тут негде, а там заборы кончатся и начнутся дома с горящими окнами, как-нибудь до постоялого двора доберусь.