вошли Яна с Володей и, не понимая, что происходит, бросились к раскрасневшейся женщине. Яна впервые в жизни видела живые эмоции на лице матери.
– Вы совсем поехавшая? – Никита отскочил назад, пришибленный внезапными ударами. – Зачем вы?.. Хотя, впрочем… – он посмотрел на камеру под потолком, – как рекомендовано Библией, подставлю вам вторую щеку, бейте с левой теперь.
– И пойдешь побои снимать, тварина? – не унималась разъяренная мать.
– Мам, успокойся, это говно не стоит того, чтобы ему потом компенсацию за моральный ущерб платить. – Яна встала между мамой и Никитой. Но Галина Ивановна не растерялась и метко плюнула в лицо через плечо Яны. Никита вытер липкую слюну рукавом.
– Семейка истеричек.
Максим, закончив разговор, еще с улицы услышал голоса на повышенных тонах и ворвался в приемную. Потасовку он пропустил, но поспешил оттащить Галину Ивановну подальше от провокатора, который невозмутимо стоял и все косился на камеру наблюдения. Под воздействием непробиваемого спокойствия полковника все расселись и замолчали, приводя чувства в равновесие.
– Блин, вот смешно вышло. – Никита сел рядом с Игорем и по-товарищески легко толкнул его локтем в бок.
– Где смеяться-то? – Игорь равнодушно смотрел перед собой, не желая входить в контакт.
– Да над тем, как я пакеты перепутал. Так торопился на встречу с любимой женой. – Никита любовался сам собой, пусть его план не сработал, но антураж происходящего отчего-то приводил его в восторг, сравнимый с экзальтацией. – А как вам цирк в исполнении Галины Ивановны? Прямо анекдот. Такой же специально не придумаешь.
– Знаешь, будь я отцом Яны, я бы тебе не так всыпал.
– За то, что я перепутал пакетики?
– За то, что ты родился, ошибка природы. – Игорь злился не столько за Яну, сколько за то, что они все дружно могли попасть под уголовное дело. Сговор, вымогательство. И, главное, был бы Никита матерым мужиком с волосатыми руками и шрамами от пуль, а то метросексуал с полупокерской прической и замашками Наполеона.
Когда очередные клиенты вышли из кабинета, Яна и Никита поспешили к нотариусу первыми, вслед за ними вошел Володя. Игорь не покидал своего поста рядом с Галиной Ивановной.
– Так, проверяем все буковки! – скомандовала девушка неопределенного возраста, от двадцати пяти до сорока, в мятом брючном костюме.
– Какая же ты тварь! – прошипела Яна, сканируя документ глазами.
– Ян, да чего ты тут панику развела? Реально не тот пакет взял. Сложно было мне набрать? Спецоперацию решила замутить? – Никита в свою очередь просмотрел договор наискосок и кивнул, что можно печатать.
– Никит, ты работаешь в банке. Как можно перепутать полтораху и котлету в семь с половиной? – продолжала Яна вгрызаться глазами в каждую строчку уже распечатанного оригинала. Изучив документ, она передала Владимиру доверенность на оформление бракоразводного процесса.
– Ян, ну бывает и такое. Все хорошо же закончилось? – Никита поставил подпись на своем экземпляре и потянулся за Яниным.
– Иди к черту! – Яна вырвала из его рук свою копию и устремилась к выходу.
– Отлично, там и встретимся, – крикнул вдогонку Никита. – Раз мы разводиться будем заочно, то теперь встречи только у чертей.
Никита снова покосился на камеру и после судорожно схватил Яну за подол шерстяного платья:
– Я же как мог просил тебя уехать из страны. Почему ты меня не послушала?
– Гори в аду, тварь! Знаешь, чему я больше всего рада? Что я не успела забеременеть. Таким, как ты, нельзя размножаться с точки зрения эволюции.
Яна вышла из кабинета, не глядя больше в сторону пока еще мужа. Мама немного оправилась от шока и обрела привычно холодное выражение лица.
– Готово? – Галина Ивановна спокойно встала со стула. – Теперь я?
– Да, мам, заходи. Только, пожалуйста, давай без шоу.
Нотариус выдал копии соглашения, а Никита с Галиной Ивановной молча перечитали текст.
– Что ж вы так плохо дочь воспитали? Вещи ворует, письма чужие читает. – Никита, наскоро пробежав глазами документ, не смог промолчать и не поддеть еще раз тещу.
– Да замолкни ты уже, паскуда! – Галина Ивановна почувствовала новую волну ярости, но суровый взгляд сотрудницы помог ей сдержаться. – Чья б корова мычала про плохое воспитание! Ты – преступник! На лесоповал бы тебя!
– Да что вы несете опять?! – Никита поставил свою размашистую подпись и встал из-за стола. – Могу я идти? Надоел этот концерт, жаль, что билет нельзя сдать обратно в кассу.
– Подождите, обе стороны должны подписать, – остановила его секретарь.
– Да расписывайтесь уже, тянете кота за яйца… – Никита тяжело шагал за спиной Галины Ивановны.
«Тебя бы за яйца дернуть, сволочь! Да чтоб ни один врач не пришил на место», – кипела внутри та, которая еще недавно защищала его перед дочерью.
Наконец все собрались в приемной. Никита быстро оглядел присутствующих и, не сказав ни слова, направился к выходу.
Удостоверившись в успехе операции, Максим повез вымотанную Яну с мамой домой. Деньги были переданы, бумаги – подписаны.
– Коляну позвони. Он ждет развязки этого хренового детектива, и лучше ты ему скажи, что все окей, а то начнет отряд спецназа тут танцы с бубнами устраивать, – посоветовал Максим Яне уже в машине.
Галина Ивановна все еще приходила в себя, ощущая, как подрагивает нижняя губа. Она сжала рот в неестественной полуулыбке, чтобы не демонстрировать у себя истерический невроз, не показывать Яне, как содрогается и падает все внутри от страха, что могла потерять дочь в местах не столь отдаленных. Сожаления и стыда за эксцентричную выходку она не испытывала, скорее, наоборот, адреналин, ударивший в голову, как пролактин после родов, наконец выпустил из нее что-то живое. Оказывается, можно было не терпеть. Оказывается, терпеть было не нужно. И можно кричать, размахивать сумкой и не пытаться держать лицо, плюнуть кому-то в морду, и плевать, что о ней подумают.
Бабушка Галины Ивановны, набожная, ветхая старушонка, часто во время прогулок по уставленной деревянными домиками с резными наличниками на окнах в Тарусе, где обосновалась в старости, как-то усадила ее на лавку.
– Прими мою исповедь, в церковь не пойду, чтобы никого партийного билета не лишили. Так что будешь мне за батюшку, – сказала она и достала платяной носовой платок с вышитыми инициалами ее покойного мужа. – Деда своего ты не видела по моей вине. Я его убила… дура!
– Баб Зой, твой муж погиб в боях под Смоленском. Его немцы убили, а не ты, – приняла Галина Ивановна ее слова за старческую деменцию.
– Мы когда в эвакуацию отправлялись, я его с собой тянула, он же хромой был, в детстве под табун лошадей угодил, его даже мобилизовывать отказывались, кому такой нерасторопный нужен. А он нас на поезд посадил, вышел в тамбур покурить и не вернулся. На фронт от нас сбежал. Вот тогда я его и прокляла. За то, что на очевидную гибель пошел, а о нас не подумал. Ко мне потом однополчанин его приезжал, которого он собой закрыл. Оказалось, небесполезный был. Вот до сих пор думаю, не проклинала бы, может, вернулся бы? Каюсь я тебе, Господи Милостивый, в прегрешениях. Нет прощения мне на земле. Я поклоны дома отобью.
– Баб Зой, мне тут что надо ответить?
– Что отпускаешь мне мои грехи.
– Отпускаю.
– И не проклинай никогда никого, как бы ни злилась. Об этом всегда жалеешь.
И сама для себя Галина Ивановна неожиданно прокляла Никиту и весь род его до седьмого колена. И не чувствовала никакой вины. Даже в горле от горечи произнесенных шепотом слов не засаднило.
– Ну все. Едем домой, – Яна доложила Коле обстановку кратко, не найдя сил на эмоции.
– С Максом? Все нормально закончилось? – Коля усиленно приводил в порядок дела, чтобы завтра можно было ненадолго свинтить с работы к Яне.
– Да. Спасибо тебе, что подстраховал. Я, блин, и представить не могла таких схем. Думала, в жизни так не бывает.
– Да если бы. Деньги у тебя? Бумаги подписаны? Козлина этот ничего не исполнил на прощание? – допытывался он, все ли удалось порешать.
– Не-а, я его к черту послала, он сказал, что там и встретимся. По классике жанра. Ладно, мы скоро уже приедем. Завтра же увидимся, да?
– Да, как раз освобождаю себе на завтра пару часов. Отдыхай, чтобы завтра была огурцом.
Глава 11
Переступив порог квартиры, Яна сразу направилась к отцу. Ей не терпелось завершить дело – вернуть долг и успокоиться, что на операцию у него есть средства.
– Вот они, пап, твои полтора миллиона, – она достала из сумки и протянула три пачки купюр. – Жаль, что ты раньше мне этого не рассказал.
– Спасибо, Ян. Как все прошло? – Отец взял деньги и сразу положил на стол, торопясь обнять дочь. Она выглядела совсем потрепанной.
– Не спрашивай. Лучше не надо.
– Ладно, Галя расскажет. – Галина Ивановна вошла в комнату и стояла, молча наблюдая сцену. – Ян, тебе ж нужны деньги? Адвокаты влетели в копеечку, представляю. Возьми из этих сколько надо.
– У меня свои есть. Я же машину продаю. Обнуляюсь, так сказать.
– Дочь, ну зачем? – Константин Константинович помнил, как радовалась Яна покупке «жука».
– Да хрен с ней, с машиной. Заработаю на новую. Пап, а водка есть?
– Есть наливка черноплодная.
– Давай ее. Мам, – обратилась она к Галине Ивановне, – можно я нарежусь до синих чертей, и, когда буду блевать, как в десятом классе, ты подержишь мне волосы?
– Началось в колхозе утро. Но кто ж тебе запретит…
Яна взяла чуть початую бутылку наливки, которую выдал ей отец, достала фамильные стопки с подстершимся золотым кантом из укромного уголка серванта и отправилась в спальню, где включила последний альбом Земфиры.
Галина Ивановна хотела отправиться вслед за дочерью, достать ей какой-нибудь закуски. Но муж взял ее за локоть и молча подвел к креслу.
– Галь, что там этот козодер выкинул?
– Да что-что – подставил. Точнее, пытался. У Яны, оказывается, милиционеры в друзьях, точнее, оперативник и полковник еще от него, в общем, из МВД. – Она сбивчиво пересказала события, несколько раз упоминая, что у Яны очень хороший друг в органах и что если бы не он, то все могло обернуться арестом. А там – хоть квартиру продавай и живи на улице, лишь бы дочь была на свободе.