Пара Ноя — страница 50 из 53

Коля достал дело, которое было заведено на Марченко, и показал несколько страниц, которые предоставил Никита в рамках сотрудничества.

– Он. Больше ни у кого не было доступа. Падла. – Марченко побагровел, слова с трудом вылетали из его рта, преодолевая преграду в виде стиснутых зубов.

– Отомстить хочешь, так ведь? – Коля старался показать, что он понимает Стаса, что на его стороне.

– Излагайте, майор, что от меня требуется и каков мой итоговый профит.

– Вот бы тебе вторую часть кода от криптокошелька, да? – продолжал заманивать его Коля в ловушку.

– А это ты в каком деле вычитал? – Марченко мгновенно окрасился в цвет мелованной бумаги при упоминании о злосчастном кошельке.

– Я знаю очень много. В том числе и недостающие тебе двенадцать слов.

Из здания колонии Коля вышел неспешно, бодро насвистывая. Долгий разговор вымотал его, но все же прошел как по маслу. Они обо всем договорились. Никите больше не ходить на свободе, если дойдет до следствия. Да и вообще не ходить. Даже не ползать. Другие пешки, которые зависли в делах ФСБ мертвым грузом на много лет, теперь тоже пополнят ряды тюремных столяров.

Двинуть в сторону дома удалось уже после обеда. Потребовалось наладить контакты в колонии, чтобы, если повезет, не мотаться сюда лично. Обмен сообщениями с помощью шифров не исключает привлечения сторонних лиц. Рядовой сотрудник ФСИН не будет заниматься дешифрованием, это ж от пасьянса в свободное время оторваться нужно.

– Ну что, Макс, ты уже в Первопрестольной? – решил узнать Коля, добрался ли лучший исполнитель внесудебных решений в город. Для него готовилось дело. Весом 75 килограммов, ростом 176 сантиметров. Сколько теряет тело после остановки сердца? 21 грамм?

Глава 27

Спустя 4 месяца

Осень выдалась холодная, как в одноименном рассказе Бунина. И если начало сентября еще оказалось щедрым на солнцепек, то ближе к середине месяца роза ветров оказалась жестока. Деревья стояли оцепеневшие от внезапной измороси, обогреватели расходились как горячие пирожки, зато воздух стал прозрачным, на темном сукне неба пропечатывались созвездия, будто вместо глаз – телескоп.

– С днем рождения, дядя Женя! Не хворайте да оставайтесь живчиком, как сейчас! – Коля наконец протиснулся сквозь родовые пути дорожных пробок и тискал Рэма, пока Ромул обнюхивал кожаный ремень на его новых часах.

– Спасибо, Коль! Ты заходи, конечно, но гости разъехались и смели почти всю еду. Я тебе оставил кое-чего. Ну не стой в дверях. – Коля протянул ему тяжелый пакет с собранием сочинений Дзержинского. Одно из первых изданий. Выглядело, конечно, как стеб. Но Евгений Петрович оценил. Даже похвалил. Понял намек.

– Да я не пожрать приехал, а поздравить. – Коля разулся и расположился на обитом изумрудным бархатом стуле прошлого века, который Евгений Петрович собственноручно выкупал у потесанной жизнью, одутловатой алкоголички на блошином рынке возле платформы «Март», шкурил, покрывал морилкой, обрабатывал дорогущими средствами.

– Поесть – не поесть, а погреться стоит. Дубак на улице тот еще. Бахни чайку черного хоть. – Радушный хозяин суетился, одновременно убирал со стола грязную посуду и доставал чайный сервиз. Чего, зря такую домину отгрохал? Тут надо по-мещански хлебать из блюдца с каемкой, лучше золотой. – Чего там у тебя, как жизнь вообще?

– Да жизнь как жизнь. Как у простого подполковника, знаете ли. – Коля подул на чай и, встретив предосудительный взгляд, принялся переливать в блюдце.

– Все, дело в шляпе, теперь заживешь по-человечески. Ну, относительно. Геморроя меньше не станет, даже не мечтай. Что там с Яной? Не объявлялась?

– Должна была вернуться уже из Грузии, – слегка меланхолично ответил Коля, пытаясь соскочить с темы.

– Не звонила?

– Не-а. – Коля вздохнул и отвел глаза, вперив взгляд в догорающие угли камина и подрагивающий пар над ними. – Но, может, оно и к лучшему. Я поеду, наверно, дядь Жень. На работу завтра.

– А я тебе говорил! Говорил, что Парис Елену хоть и украл, но все равно в итоге она досталась Менелаю.

– Менелая нет. Не к кому возвращаться, – затронул Коля тему, которую они с дядей Женей договорились не поднимать. – Ладно, поеду. Завтра с утра «на ковер».

– Ну ты осетринки-то возьми с собой. На вот, прям с формой забирай, упаковано уже. Твоя доля, заслужил. – Евгений Петрович протянул ему громоздкую пластиковую форму, из недр которой проглядывала фольга. Упаковал на славу.

– Ух! Сами коптили? – гримасничал Коля.

– Бог с тобой! Кто ж такое своими руками делает? – похлопал его по лопаткам Евгений Петрович.

Добродушный смех генерала с лучистыми морщинками отпечатался в памяти у Коли, как снимок из парка Горького в день ВДВ, с чертовым колесом на заднем плане и битвой сизых горемык в фонтане.

У них с теперь уже названным отцом царило взаимопонимание. Взаимопонимание без лишних слов. Ценный человек. Куда без него?

Вливаться в рабочий режим оказалось непросто, но Яна с Крис все же выцыганили несколько достойных проектов. И, несмотря на то что с театром в этом сезоне они работали весьма посредственно, в плане сериалов все шло на ура. Закончился первый съемочный день исторической картины о курсах бальных танцев в отеле «Метрополь». Шебуршание пышных юбок снова стало неотъемлемой частью звуковой дорожки. То, что доктор прописал: замаскировать душевные увечья работой, а после, виртуозно сочетая грубые казаки с игривым агатовым платьем с всклокоченными рюшами, пить текилу на «тарелке» – отмечать старт съемок, разглядывать лица и улыбки людей, с кем почувствуешь себя семьей, а после расстанешься и, до того как новый проект не столкнет лбами, не будешь вспоминать о клятвах дружить в десны до скончания дней. Перед выходом из дома Яне хотелось дополнить наряд элементами поздней готики – на душе смешались линчевский мрачняк и бодлеровский сплин в единое настроение.

Бар сотрясался от ремиксов на хиты ранних нулевых, под которые бодро отплясывал молодняк, не писавший никогда в линованной тетради тексты песен для заучивания. А Яна так делала, чтобы на даче под гитару завывать «Чайфов» и «Крематорий». Между сетами диджеев, когда стихала музыка, она щебетала с генеральным продюсером проекта – правда, слушала его вполуха, проваливаясь в мыслях в трухлявое месиво воспоминаний. Когда репертуар сменился на техно, режиссер предложил всем перебраться в полуподвальный бар, где хотел налакаться до синих чертей. Крис ради такого дела отправилась ставить машину и возвращаться на такси, а Яна решила прогуляться по ночной Петровке. А после, поворачивая с Моховой на Большую Никитскую, она заметила знакомое лицо. Он смотрел на нее, померкший, смазанный, будто рок-идол на линялом постере – с объявления о пропаже. Портрет Никиты пригвоздили будто к позорному столбу. «Внимание! Пропал человек». Еще третьего мая. Ровно со страстной субботы его никто не видел. Яна, озираясь по сторонам, аккуратно отклеила черно-белую распечатку А4 с фонарного столба, так, чтобы не поранить его лицо, быстрым шагом дошла до театра Маяковского, забрела в пыльный и сумеречный бар, где пивом лакировала беленькую интеллигенция. Села за барную стойку, попросила две стопки водки и краюшку черного хлеба. Загнула края так, чтобы осталась одна фотография – того Никиты, который звал есть шаурму после спортклуба, что катал ее по Женевскому озеру и приносил чизбургер из «Макдоналдса» в Париже. Положила кусок бородинского на покрытую инеем стопку, пододвинула вплотную к его носу. Подумала, что он не выносил запах крепкого алкоголя, но тут же всего лишь скан фото – вытерпит. Молча заглотила свою порцию водки. Продышалась, расплатилась, выбежала на улицу, зацепилась невысоким каблуком казаков за ступеньку, вырвала его с корнем. Обескураженная и задумчивая, присела на обочину и стрельнула у прохожего сигареты.

Такси маршировали перед ней, разводя повес по кабакам и ресторанам. Она вспомнила, как Никита просил ее руки. Достала помолвочное кольцо из кармана и надела его. Взяла телефон, написала сообщение Коле, состоящее из двух слов: «Срочно приезжай» – и поделилась местоположением на один час.

Когда он приехал, она все так же сидела на бордюре, только рядом с ней стояли две бутылки пива. Заметив Колину машину, Яна резво стащила кольцо с пальца и кинула в карман, плотно застегнув молнию.

– Выпьем?

– Ты за этим меня вызвала? – Коля думал, что опять затопило Москву и снова нужно колотить ковчег своими руками. Что там, в далекой Грузии, она снова связалась не с тем, раскочегарила кого не следовало, наследила, теперь не знает, как выпутаться.

– Еще я каблук сломала, – подтрунивала она, толкая его плечом.

– Ты стебешься?

– Нет. Правда сломала – вот, смотри. – Яна вытянула ногу во всю длину, чтобы продемонстрировать вещественное доказательство.

– Ян, ты меня напугала.

– Конечно, напугала. Иначе бы ты не приехал.

– Сколько ты уже в Москве? – полюбопытствовал он.

– Около месяца.

– И почему не звонила? – Не то чтобы он ждал, так, интересовался.

– Ждала, что ты меня найдешь. Даже новый номер на себя оформила.

– Я думал, что тебе будет лучше стереть меня из жизни, как и воспоминания об этой весне. – Коля уже не мог поделить свою жизнь на человечность и корысть и не знал, какая из этих частей сейчас в нем говорила.

– Знаешь, если бы не эта весна, я бы не нашла, – Яна пыталась подобрать слово, но решила воспользоваться доступным всем, – Бога… – Она посмотрела на торчащий издалека крест храма Вознесения Господня.

– Нашла юного Аполлона с литыми формами? – сыронизировал Коля.

– Типа того.

– А я тогда зачем? – Теперь он ответно ткнул ее локтем в ребра.

– Говорю же: выпить захотелось. – Яна протянула ему бутылку пива.

– Этого мало, – наконец осмелился пересечься взглядами Коля.

– В смысле?

– Ну кто зовет на одну бутылку? Придется еще пару раз в магазин бегать. А тебя не пошлешь – ты каблук сломала. Обмоем, что я подпола получил?