Неудивительно, что братья Савченко на своих местах оказались минуты за три, хотя бежать на контрольный пост им пришлось через добрую треть станции.
Контроль грузовой катапульты обычно занимался вопросами снабжения Титана-Орбитального контейнерами с Титана-Сборочного, но радарное и сенсорное оборудование вполне позволяло вести цели не хуже чисто военного поста на другом конце исполинского цилиндра станции. По боевому расписанию контрольный пост дублировал военный и брал на себя часть информационного сопровождения ударных группировок.
– Война! – торопливо написал в рассылку Антон, пока Андрей запускал военные программы. – Шесть часов до выхода на огневой контакт!
– Знаем, – отбил ему Пономаренко. Иван сидел в кабине своего мобкостюма и ждал очереди на погрузку. Их всех сбрасывали на поверхность, к цехам Титана-Сборочного и резервным космодромам – на случай высадки противника. – Витька, чего там у вас?
– Я бы ответил, но мама учила, что эти слова можно писать лишь на заборе, – Витька торчал в набитом под завязку конференц-зале и старательно делал вид, что слушает Лепихина. – Нас отправляют на Титан-Резервный, ковырять «Черпак».
– Штурмовать решили? – поинтересовался Иван.
– Почти, – ответил Витька. – Или запустим, или взорвем.
Антон хотел было спросить, будет ли видно этот взрыв из космоса, но так и не успел. С боевого поста сбросили первую серию рабочих приказов, и внимание оператора целиком заняли корабли противника.
Военно-космические силы глобальной энергетической компании насчитывали тридцать шесть модульных аппаратов-носителей и несколько сотен пристыкованных к ним автономных ударных единиц.
В начале боевых действий они вышли на боевые орбиты разделенными на три ударные группировки. Две из них взяли курс на Титан, а третья отправилась к Мимасу – задержать и связать боем основную часть советского ударного флота в кольцах Сатурна.
Это означало, что она гарантированно будет уничтожена, но Роберт Малберри, командующий силами глобальной энергетической компании, знал, что делал. Третья ударная группа синих отправилась к советской военной базе не в одиночку.
– Что творит, подлец, – Раков смотрел, как независимые станции кольца одна за другой поднимают свои корабли-носители в бой.
Мало где к войскам глобалистов присоединилось больше одного-двух кораблей, но флот синих всё равно грозил ко времени прибытия к Мимасу разбухнуть чуть ли не втрое.
– Мы всё еще можем использовать спутники-убийцы, – предложил майор Тарасов. – Первое гарантированное поражение враждебной цели – через двадцать шесть минут.
– Это какой такой враждебной цели, Тарас? – удивился полковник. – Жестянки О’Нила с неграми, где мы чай покупаем?
– Это вряд ли, – усмехнулся особист. – Нам после этого при любом раскладе конец. Наемные балаболы глобалистов нас такими помоями обольют, вовек не отмоемся. И будут правы!
– Тогда я что-то не понял, – удивился Раков.
– Независимые группировки, – пояснил особист. – Всё, что не успело присоединиться к ударному флоту. От этого я тебя прикрою, не сомневайся. Наташа, дай прогноз на перехват, но только без этой твоей цифровой эквилибристики, хорошо?
– Благоприятный прогноз на поражение от четверти до трети ударной группировки противника, – за время работы с военными штабной искин Титана-Орбитального успела наслушаться всякого, и такие просьбы давно уже не ставили честную машину в тупик. – Наши потери составят около шестидесяти процентов ударных групп на орбитах невозвращения сроком от суток и более.
– Годится, – отрезал Раков. – Всё равно в лучшем для нас раскладе будет полторы калеки на выходе, что у нас, что у них. Размен в нашу пользу. Работайте. О выполнении доложите.
Штаб обороны Титана пришел в движение. Раков посмотрел на офицеров за командными пультами, довольно улыбнулся и неторопливо опустился в кресло.
До прибытия основной части ударного флота противника в его зону ответственности оставалось еще шесть часов. Целая вечность.
На поверхности спутника это утверждение подвергли бы сомнению. Для техников шесть часов – даже не рабочий день. А глава проекта «Черпак» торопился уместить неделю работы в немногие оставшиеся у него часы.
Его рабочие ощутили это на себе первыми.
– Товарищи, – сказал Лепихин. – Мы должны ликвидировать неполадки проекта. Немедленно и любой ценой. Самое позднее через сутки космоплан должен летать своим ходом.
Тесный конференц-зал резервного космодрома наполнился приглушенным гулом.
– Поэтому, – чтобы заглушить подчиненных, Лепихин повысил голос, – я принял решение!
Гул стих.
– Первичный осмотр и, если получится, наладку дефектного устройства будем производить вручную, как ходовой ремонт на кораблях глубокого космоса, – после этого сообщения Лепихина тишина стала просто гробовой. – Доброволец в легком пустотном костюме проникнет в топливный бак через демонтированную заправочную горловину и проведет осмотр и доступный ремонт изнутри.
Зал буквально взорвался гомоном.
– Товарищи! – рявкнул Лепихин. – Тихо! Я не закончил. У вас есть пять часов на то, чтобы наш доброволец сумел пережить работы. А теперь: дайте мне решение поставленной задачи!
«Временами я думаю, – заканчивал тем временем сообщение в электронный дневник Витька Ломакин, – что или мое начальство спятило, или… хотя никаких «или». Где-то здесь мысль у меня и заканчивается».
Напряженные часы ожидания персоналу Титана-Орбитального скрашивали монотонные отчеты с пунктов слежения об итогах столкновения перехватчиков с кораблями противника.
Обычная советская группировка автономных спутников не сильно превышала бортовую загрузку кораблей-носителей противника. Даже максимальный расход боеприпасов – на пределе выносливости бортовых систем охлаждения – не позволял добиться решительного преимущества.
Безвозвратно уничтожить получилось всего два носителя. Один потерял радиаторы, не смог катапультировать реактор и за считаные минуты превратился в пузырящийся ком расплавленного металла. Второй получил такие структурные повреждения, что развалился на множество кусков. Признаков жизни обломки уже не подавали.
Впрочем, задача полного уничтожения и не ставилась. Достаточно того, что поврежденные носители даже после уничтожения советских перехватчиков могли только уйти на орбиту возвращения. Порой даже без возможности подобрать автономные модули.
Основная часть советских кораблей-носителей с Мимаса к тому времени уже перешла на боевую орбиту и полным ходом шла на перехват флота глобалистов. Генерал-полковник ВКС СССР Давыдов, главнокомандующий советскими космическими войсками Сатурна, поставил на ликвидацию ядра флота противника.
Штабу Ракова осталось только использовать наличные средства – менять скорость прибытия спутниковых группировок и надеяться, что их основная масса окажется возле Титана-Орбитального примерно в то же время, что и первая волна ударного флота противника.
Этот план в целом сработал. Но, когда с носителей глобалистов один за другим начали отстыковываться ударные модули, штаб обороны Титана в полной мере осознал, какое преимущество техника нового поколения дает врагу на самом деле.
Яркие метки кораблей-носителей потерялись за облаком автономных ударных модулей. Затем они запустили ракеты, и облако целей увеличилось в несколько раз. Ответные скопления противоракет, ударных спутников и немногочисленных мобильных лазерных платформ советских космических войск на этом фоне смотрелись куда менее убедительно.
Два боевых построения сближались мучительно долгие минуты, а затем отметки на экране начали стремительно гаснуть.
В штабе Ракова могли только бессильно материться, пока бесстрастный компьютер подсчитывал уничтоженные противокорабельные ракеты и рои прикрытия. Системы управления огнем и активные генераторы помех давали глобалистам возможность не только успешно ликвидировать советские ракеты, но и преодолевать защитные облака противоракет с непозволительно большой эффективностью.
Окажись флот Давыдова у Титана вовремя, численное превосходство ликвидировало бы это преимущество. Но тот плотно завяз в противодействии союзникам глобалистов у Мимаса и в буквальном смысле этого слова боролся за выживание.
К счастью, оборона Титана полагалась не только на ракеты.
– Есть огневой контакт, – буднично прокомментировал пост управления огнем, едва первые отметки целей перешли невидимую линию дистанции эффективного поражения лазерным оружием.
Станция вздрогнула. Из выхлопных отверстий систем охлаждения ударили фонтаны кипящего азота.
Лазер советского производства мог проделать дырку в несколько сантиметров диаметром и десятки сантиметров глубиной даже в щитах Уиппла на кораблях-носителях глобалистов, чего уж говорить о предельно облегченных корпусах ударных модулей.
К этому достоинству прилагалась непомерная цена лазерной батареи, долгое время подготовки новой серии микросекундных импульсов, а также самый главный недостаток – огромное количество избыточного тепла после каждого залпа.
Будь система чуть менее эффективна, лазер так и остался бы забавной игрушкой для физической лаборатории, а на борту вместо него ставили бы дополнительную ракетную батарею – как это делали глобалисты. Но у Титана-Орбитального с отводом тепла проблем не было. Непосредственно под станцией охладитель можно было черпать едва ли не ведрами.
После каждого залпа лазерных батарей в космос устремлялись тонны перегретого азота. Пораженные цели выглядели куда менее эффектно – ослепительные брызги в точке попадания, и всё.
Тем не менее для автономных ударных модулей это значило гарантированное уничтожение. Воевать с набором оплавленных дырок в корпусе и внутреннем оборудовании техника глобалистов не умела даже при всем ее техническом совершенстве.
Но численное превосходство и скорость уравновешивали даже это. Расчет главнокомандующего синих, Роберта Малберри, оказался убийственно точен. Советская оборона захлебнулась уже на первой волне ударного флота.